Тамара Уманская - Граница. Таежный роман. Пожар
По выщербленному бетону платформы шел ей навстречу низкорослый солдатик, стуча грубыми сапогами, улыбаясь как-то чересчур фамильярно и оттого неприятно. Подошел, протянул букет цветов и листок бумаги. Отрапортовал радостно:
— Уехал ваш певец! Передал букет и записку!
Альбина взяла неряшливый сноп влажных, резко пахнущих раздавленной травой астр и георгин и машинально отметила, что это сочетание красок — темно-красного и фиолетового — ей неприятно, наверное, Вадим торопился, купил букет у какой-нибудь старушки… И тут же забыла об этом, развернула листок.
Четыре строчки.
«Дорогая. Все было прекрасно. Но все имеет конец. Будь счастлива. Вадим».
Солдатик с неподдельным интересом уставился ей в лицо. Он с любопытством ждал ее реакции — слез, крика, заламывания рук.
Альбина ничего не сказала. Она не заплакала, не запричитала. Не упала на серый бетон пустой платформы. Не умерла. Она аккуратно сложила записку пополам. И еще раз пополам. И еще. Спрятала плотный квадратик в маленькую сумочку на короткой ручке и пошла к машине.
Она шла медленно, осторожно, глядя под ноги, стараясь не наступать на острые камешки. Забралась в «газик», захлопнула дверь, уложила букет на колени. Откинулась на спинку сиденья и произнесла устало:
— Поехали.
Она не сказала куда. Не сказала: «домой». Потому что то место, куда ей предстояло вернуться, не было ее домом, однако и возвращаться больше было некуда.
Альбина смотрела прямо перед собой сухими блестящими глазами. Татьяна Львовна сжала ее руку и прошептала:
— Ничего. Бог милостив. Ничего…
Только это впереди и было. Огромное черное пустое Ничего.
Дома Альбина аккуратно разложила и развесила вещи, спрятала пустой чемодан под кровать. Двигаясь, как автомат, привела в порядок квартиру, уничтожая следы своего поспешного бегства и столь же поспешного возвращения. В принципе это все не имело уже никакого значения, но ей вдруг захотелось хоть что-то привести в порядок в своей жизни.
Татьяна Львовна тихо сидела на стуле возле стены и со страхом смотрела на это никчемное и оттого пугающее занятие.
Прибравшись, Альбина огляделась. Вроде все. Она поцеловала бабулю и ушла.
Придя к себе в аптеку, она раскрыла все белые чистенькие шкафчики и принялась внимательно перебирать таблетки, пилюли и капли. Не густо. Но при желании можно кое-что скомбинировать.
Снотворных и седативных средств было мало. Да и зачем в гарнизонной аптеке снотворное — защитники отечества бессонницей не страдают. После ратных трудов они спят как убитые. Или вообще никогда не спят, охраняя рубежи нашей Родины.
Но ведь есть еще элениум, седуксен и масса лекарств, которые содержат в себе барбитураты или их производные. Белласпон, порошок Серейского, веродон, бромитал, андипал, типафиллин и прочее, и прочее.
Альбина раскрывала пузырьки, разрывала облатки. Наконец на столе образовалась маленькая пестрая кучка. Она налила воды в мензурку и принялась неторопливо, по одной, глотать таблетки — розовые, желтоватые, белые, старательно запивая каждую. Кучка постепенно уменьшалась. Последняя таблетка, маленькая и верткая, выскользнула из дрожащих пальцев и покатилась по столу, но Альбина догнала ее, припечатала ладонью и тоже отправила в рот. Потом она сделала себе внутримышечную инъекцию омнопона (лучше бы, конечно, морфин, но откуда ему взяться в военной аптечке?) и легла на жесткую холодную кушетку. И ей стало хорошо. Она закачалась на теплой волне, и волна эта уносила ее далеко, далеко… Свободна, все-таки свободна, не важно — как и какой ценой, свободна и счастлива.
Кожа приняла сероватый оттенок, дыхание стало неглубоким и редким, губы и ногти посинели. Еще час-другой, и все это: посиневшие губы, закрытые глаза, сжатые на груди руки — перестанет быть Альбиной Ворон, душа покинет свою измученную оболочку и растворится в высоком вечереющем небе.
Почему она поверила? Сразу, в одно мгновение, прочитав эти четыре наспех нацарапанные строчки? Не рассуждала: зачем было Вадиму ехать с ней почти сутки, ждать ее и после всего бежать, оставив эту пошлую записку? Он мог бы расстаться с ней в любой момент, без всяких сложностей, она бы и слова не сказала, тихо и быстро исчезла из его жизни. Он сделал ей предложение. И после этого… Почему ей не пришло в голову, что ситуация складывается дикая, странная, непонятная, что все не так просто и надо если уж не встретиться с Вадимом, то, по крайней мере, написать ему, позвонить…
Если бы Альбина попробовала порассуждать, все могло бы сложиться иначе. Но тогда она не была бы Альбиной. В сущности, она никогда и не верила в свое счастье, она ждала беды каждую минуту своей, неожиданно ставшей такой прекрасной, жизни. Ждала и дождалась. В ней все время жило подспудное чувство вины — когда-то, давным-давно, она предала и себя, и свою будущую любовь, предала не из корысти и не по глупости, предала, спасая самого близкого человека. Но разве это оправдание? Она должна была когда-нибудь заплатить за это предательство. И сейчас приняла свою участь спокойно и с достоинством. В каком-то смысле это было восстановлением гармонии мира, во всяком случае симметрии.
ГЛАВА 11
«Городок наш маленький, как пуговица», — сказала как-то Альбина и была права.
В маленьком городке все на виду, маленький городок кипит сплетнями и слухами, в маленьком городке невозможно спрятаться от любопытных глаз и чутких ушей. Никому нельзя спрятаться — ни плохому, ни хорошему. Маленький городок жесток — он роется в твоих задушевных тайнах, выставляя их на всеобщее обозрение и обсуждение. Маленький городок великодушен — он не даст тебе умереть, здраво рассудив, что время твое еще не пришло. Помучайся-ка с мое, а потом видно будет.
Галя Жгут привыкла к этому городку. Она приняла его, стала его частью, она чувствовала все, что в нем происходит, знала все, что сказано и не сказано, и даже то, чего он сам о себе не знал.
С точки зрения социалистической морали Альбина поступила отвратительно, бросив законного мужа и сбежав с заезжим певцом. Галина мораль сильно отличалась от кодекса строителя коммунизма. С позиции ее, Галиной, морали, жить с таким человеком, как Ворон, у которого вместо души — личное дело и для которого люди — это анкета, было очень большим непорядком. Так что Альбина поступила, может, некрасиво, но совершенно правильно. А еще Галя знала Ворона и знала, что он этого так не оставит, и значит, надо держать ухо востро и по возможности оберегать Альбину.
Ее встревожил странный звонок подруги. Татьяна Львовна вовсе не была больна. Конечно, как всякий пожилой человек, она прихварывала время от времени, а внезапный отъезд любимой внучки сильно ее подкосил. Да и жить под одной крышей с мрачным рогатым зятем — радость не большая. Но всерьез Татьяна Львовна ничем таким не болела. И никакой телеграммы ни Галина, ни кто-либо другой, ей знакомый, не посылал.
