Наталия Костина - Слишком личное
С Ариадной Казимировной Липчанской ее свел тот самый слепой случай, который вкладывает в руку нищего выигрышный лотерейный билет. Такие совершенно разные во всем – от внешности до социального положения, – они тем не менее быстро нашли общий язык. Удивительным было и то, что неразговорчивая и малообщительная с посторонними Ариадна Казимировна, которую многие считали заносчивой и высокомерной, могла часами находиться в обществе скромной учительницы математики Людмилы Федоровны Малаховой. Может быть, утверждение, что противоположности сходятся, кое-кому показалось бы надуманным, но Людмила Федоровна, всеми силами своей бездетной и безмужней души обожавшая море, и Ариадна Казимировна, питающая к этому необъятному и мокрому нечто острую неприязнь, несомненно, нашли друг друга.
За две неполные недели общения со скромной учительницей, которую первая леди курортного края тепло называла Люсей, Липчанская обнаружила, что у нее с новой приятельницей имеется множество точек соприкосновения. Женщины часами могли обсуждать темы живописи, музыки или обожаемой обеими литературы – инстинктивно, но очень мудро обе они обходили только тему моря. Ариадна Казимировна, совершенно очарованная схожестью вкусов, а также скромностью, непосредственностью и искренностью новой подруги, не могла не пригласить Людмилу Федоровну погостить у них следующим летом. Людмила Федоровна согласилась – не без некоторых колебаний, впрочем. Знакомство с такой дамой, как Липчанская, да еще и приглашение гостить в ее доме, налагали на нее некую трудно обозначаемую словами ответственность. Однако всю зиму дамы переписывались – очень интенсивно и подробно, находя друг в друге все новые и новые достоинства. И когда Людмила Федоровна все-таки решилась на визит, она была встречена с распростертыми объятиями, как желанная гостья. Поселили ее не в одном из двух флигелей, где жили повар и горничная и где иногда останавливались случайные гости семейства Липчанских, а в огромном и, по меркам советского времени, необычайно роскошном особняке.
Аристарх Сергеевич был очень занятой человек, и времени на семью у него оставалось мало. Людмила Федоровна пришлась, как говорится, ко двору. С детьми она ладила прекрасно, и очень быстро они стали называть ее Люсенька. У Леночки, старшей, которой уже на следующий год нужно было поступать в вуз, к тому же оказались застаревшие проблемы с математикой. Разумеется, после звонка Аристарха Сергеевича министру просвещения, откуда указание спустилось бы ниже, никаких проблем с поступлением дочери на любой факультет любого вуза не возникло бы. Но девочка была гордая – впрочем, как и все они, Липчанские. Однако помощь учительницы, которая обладала профессиональным талантом объяснять тайны точной науки крайне доходчиво, Леночка Липчанская приняла, и даже с удовольствием. Таким образом, вместо запланированного месяца Людмила Федоровна провела у моря два – занятия с ученицей нельзя было прерывать, да и Ариша так просила ее погостить подольше…
Следующим летом в этом доме ее ждали уже с нетерпением – и дети, и взрослые. Она приехала сразу по окончании учебного года – нужно же было все повторить с Леночкой заново перед экзаменами! Да и помимо занятий со старшей дочерью Людмила Федоровна старалась быть полезной всему радушному семейству, а делать она умела многое. Жизнь, прожитая в тесном общении со многими людьми различных наклонностей и профессий, научила ее не только преподавать в школе. Людмила Федоровна прекрасно готовила, в том числе и различные сладкие блюда, бывшие ее, так сказать, коньком. Варенье она варила так, что даже искушенным в этом искусстве южанам могла бы дать фору; и укол могла сделать, не дожидаясь вызванной из поликлиники медсестры, и поставить банки от простуды, и даже в таком тонком и непростом деле, как выбор мебели для кабинета Аристарха Сергеевича, ее мнение вдруг оказалось решающим.
Так с тех пор и повелось. Подруги весь год переписывались, так как перезваниваться не могли по той простой причине, что у Людмилы Федоровны личного телефонного номера не имелось. А уж лето все было их – его они неизменно проводили вместе. Сообща переживали поступление в институт сначала старшей Елены, а потом и младшей Валерии. В компании друг друга они никогда не скучали: помимо прочих достоинств, Людмила Федоровна обладала также и редким даром молчаливого соучастия. Ее совершенно не нужно было занимать пустыми разговорами, да и сама она была не склонна их вести. Подруги допоздна читали, уютно устроившись в креслах-качалках, или тихо проводили вечера на веранде за чаепитием. Вместе они пересаживали цветы и разбивали и любимые Аристархом Сергеевичем клумбы – только к своему обожаемому морю Людмила Федоровна неизменно отправлялась одна. Ну что ж, должен же быть у человека хоть один недостаток – так думали они друг о друге. Впрочем, возможно, именно оно – море – так любимое одной и так презираемое другой, сблизило этих совершенно разных женщин.
Неожиданно ранней весной, когда уже начало пригревать солнце и море из серого сделалось одного цвета с бирюзовым небом, умер Аристарх Сергеевич. Сердце. Людмила Федоровна, бросив все, примчалась утешать единственную подругу, да так и осталась навсегда.
Прошло уже много лет с того самого дня, когда она решилась в корне поменять свою жизнь, поскольку была необходима здесь. В самый горький момент жизни подруги кто, как не она, помог Арише, у которой не было ни родственников, ни друзей? Только две жавшиеся к матери растерянные девушки, впервые столкнувшиеся с безжалостностью смерти. Она и их тогда взяла под свое крыло. Она оставила так любимую когда-то ею работу, все свои надежды и даже неполученную отдельную однокомнатную квартиру. Бросила свою бесконечную, безнадежную очередь – за десять лет с сорок шестого места она продвинулась было на двадцать второе, но потом снова каким-то непостижимым образом оказалась в третьем десятке. Она забыла все – опостылевший ей холодный город с коротким дождливым летом и затяжной бронхитной зимой и свою обжитую малосемейку, впрочем, так и не ставшую ей родным домом за десять проведенных в ней лет. Миазмы общей кухни и общего туалета она сменила на аромат пыльной и сухой крымской земли, щедро разбавленный соленым ветром с моря. Она отринула все, что связывало ее с прошлой жизнью, и прилепилась к этому месту, как моллюск прилепляется к единственному утесу – своему дому на всю жизнь. Она никогда не жалела об этом. Никогда. Кроме, пожалуй, сегодняшнего дня…
