Ирина Дробков - Не было бы счастья...
— Ну хорошо, поехали.
— Ничего не бери, только одежду. Ты не представляешь, какую уху готовит мой муж! — не удержавшись, добавила Даша.
— Хорошо, хорошо, — засмеялась я. — Можешь больше не уговаривать, я уже и так согласилась.
Катя запрыгала от радости, когда я сообщила, куда мы поедем и с кем. Пока она собирала свои игрушки, я быстро приготовила кое-что из еды.
Поездка, и в самом деле, оказалась замечательной. Даже с погодой нам повезло. Весь день наши дети резвились, словно опьянев от свежего воздуха и свободы. Мы много купались — вода в озере была прозрачной и очень теплой, играли в мяч, загорали. Потом бродили по лесу, наелись малины, увидели ежика и целое семейство ужей. А вечером Коля накормил нас своей фирменной ухой — все уплетали ее за обе щеки. Перед сном мы посидели у костра и заснули мгновенно, едва коснувшись головой подушки.
А вот на следующий день мне не повезло, в самом конце, когда мы уже собирались отправляться домой.
Пока Коля и Даша собирали вещи, мы с девочками затеяли игру в мяч. Неловкий удар, и мяч улетел в заросли орешника. Пришлось за ним бежать, а я — растяпа и есть растяпа — растянулась, зацепившись ногой за корягу, притаившуюся в густой траве. И ладно бы просто упала, так нет, умудрилась и ногу подвернуть, даже хруст, мне показалось, послышался. Было очень больно, но я старалась не показывать виду, чтобы никого не пугать. Коля побежал за водой, но та была теплой и особого облегчения не принесла. Нога распухла на глазах, и тогда мне ее туго перебинтовали и усадили в машину.
Даша, боясь перелома, настаивала на больнице, но я не согласилась. Это был не первый случай, когда я подворачивала ногу. Тогда она предложила нам с Катей переночевать у них, но и на это я ответила отказом.
На следующее утро я позвонила на работу и предупредила, что меня не будет. Мама отвела Катю в садик, а потом свозила меня в поликлинику. Мне сделали снимок и оказалось, что ничего страшного с моей ногой не случилось — только растяжение. Врач дал мне свои рекомендации и выписал на неделю больничный лист.
Вечером мама, прихватив Катю из садика, занесла мне продукты и уехала. Оставшись одна, я решила порисовать. Это занятие всегда помогало мне успокоиться и привести в порядок мысли. А для меня это было не лишним.
Но я успела только достать краски и разложить на столе несколько эскизов, как в дверь позвонили. Я допрыгала до двери и открыла ее, не подумав даже поинтересоваться, кто там.
За порогом стоял Павел. Сердце, сделав резкий скачок вверх, на мгновение замерло и с высоты ухнуло куда-то вниз. Кровь прилила к голове, забившись в висках болезненными толчками.
Я стояла на одной ноге, вцепившись в косяк побелевшими от напряжения пальцами, и в растерянности смотрела на Павла. В голове не было ни одной мысли.
Павел тоже молчал, держа руки в карманах брюк, словно не надеясь на них. Выражение его лица было довольно суровым — губы сжаты, взгляд напряжен. Он быстро пробежался по мне глазами и спросил:
— Что с тобой?
Я тупо смотрела на него.
— Что случилось? — повторил Павел.
— Ничего, подвернула ногу.
— Мне можно войти? — поинтересовался он.
Секунду поколебавшись, я молча посторонилась и запрыгала вслед за ним.
Пройдя в комнату, Павел повернулся ко мне и приказал:
— Присядь.
Я плюхнулась в кресло, а он подхватил с пола низенький пуфик, опустил его прямо передо мной и преспокойно уселся так близко, что наши колени соприкоснулись.
— Я же люблю тебя, — мягко, словно заклиная поверить, произнес он, и в тот же миг я оказалась в его объятиях, таких родных и желанных. — Я был уверен, ты знаешь. Давно и безумно люблю, — прошептал он, и его губы накрыли мой рот.
Я задохнулась от счастья и, вдруг осознав, как отчаянно истосковалась по нему, по его рукам, губам, по его ласкам, дрожа всем телом, приникла к нему, забыв обо всем на свете.
Павел подхватил меня на руки, перенес на диван и стал нетерпеливо раздевать, благо одежды на мне было немного. Я тоже принялась расстегивать пуговицы на его рубашке, но, кажется, только мешала — пальцы дрожали и не слушались...
Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, на голом неразложенном диване, еще не успев полностью прийти в себя после страстного порыва, подхватившего нас, закружившего и вернувшего назад, но уже совсем другими...
На этот раз наша близость показалась мне еще прекрасней. Обессиленная и счастливая, я лежала в кольце его рук, жадно вдыхая запах наших разгоряченных тел, прислушиваясь к частым ударам сердец и чувствуя сбившееся дыхание Павла на своей щеке.
Где-то на улице просигналила машина. «Странно, неужели там, за этими стенами, есть еще какая-то жизнь, чья-то другая... со своими радостями и горестями... Нет, невероятно! Неужели вообще человек может быть так счастлив», — думала я.
Я лежала тихо, боясь приоткрыть глаза и обнаружить, что это всего лишь сон. Я пошевелила пальцами и легко провела рукой по груди Павла. Нет это не сон, он здесь, рядом со мной...
— Не спи, пожалуйста, — попросила я, все еще боясь поверить своему счастью.
— Спать я не собираюсь, — откликнулся Павел тихо, не нарушая окружавшей нас гармонии. — Я буду любить тебя всю ночь, — прошептал он мне на ухо и, убрав с лица влажную прядь, заглянул в глаза. — И не только ночь, всю жизнь, — пообещал он и улыбнулся. Сердце сладко затрепетало в груди.
— Поговори со мной, мне страшно, — попросила я.
— Страшно? Почему?
— Я боюсь проснуться.
— Ты не спишь. — Павел крепче прижал меня к себе.
— Тогда скажи еще раз, что ты меня любишь.
Павел нежно поцеловал меня в кончик носа.
— Люблю... страстно, преданно, безмерно, безрассудно! Продолжать?
— Нет, достаточно, — засмеялась я. — Теперь расскажи, когда ты это понял?
— Сто лет назад, — с мгновенной готовностью отозвался он.
— Но мы знакомы с тобой всего месяц!
— Неужели? Ну ладно, тогда с самого первого дня. Я же тебе уже говорил. И я сделаю все, чтобы ты была счастлива, — медленно произнес он. — Ты мне веришь?
— Да.
— А если ты будешь счастлива, значит, и я тоже. Я буду бороться за тебя до последней капли крови. — Павел зарычал и накинулся на меня, демонстрируя, как он намерен это делать.
— Не пугай соседей, — отбиваясь, закричала я и, когда Павел утихомирился, сказала: — Мне кажется, тебе не с кем бороться. Мой главный враг — я сама.
— Ты поняла это?
— Да, и мне кажется, я изменилась, теперь я другая...
— А тебе не кажется, что ты слишком часто используешь слово «кажется». Чтобы я его больше не слышал, — шутливо пригрозил Павел.
— А кто ты такой, чтобы мне приказывать, не забывайся, мы не на работе, — в тон ему парировала я.
— Я, — Павел приподнял мое лицо, — твой будущий муж, если ты, конечно, согласишься выйти за меня замуж.
