Федерико Моччиа - Три метра над небом. Я хочу тебя
Парень решительно идет на нее. Джиневра опускает голову и выставляет вперед руки, закрывшись как моллюск. Пьетро хватает ее за куртку.
Ну вот, пришло время вмешаться:
— Эй ты, пошутил и хватит.
Пьетро отпускает Джиневру, все уставились на меня. Я выхожу из тени, иду прямо на них.
— А ты, блин, кто такой?
— Да я тут мимо проходил. А вот ты, как думаешь, кто ты такой?
Я подошел к Пьетро вплотную. Он смотрит на меня. Прикидывает, стоит ли со мной связываться. Соизмеряет силы, одним словом. Ему кажется, что стоит попробовать.
— Щас я те яйца оторву.
Это ошибка. Я наношу ему четкий удар, быстро и решительно. Он даже не успевает заметить его. Мой кулак скользит по его лицу, удар не сильный, но в самый раз, чтобы разбить ему нос. Я снова бью, удар идет слева, прямо в правую бровь, точное попадание: резко и больно. Он с глухим шумом падает на землю, и не успевает двинуться, как я наношу следующий удар. Прямо в рожу. Пам! Едва я отступаю назад, как вижу на земле лужу крови. Много из него льется: медленной струей кровь идет из носа, течет на дорогу и разливается по асфальту. Пьетро, или как там его зовут, тяжело дышит, разевает рот, и на губах его вздуваются какие-то странные кровавые пузырьки. Он часто сплевывает кровь, смешанную со слюной. И больше не смеется.
— Так… — я смотрю на Джиневру. — Уезжаем отсюда, пока не поздно.
Я беру проткнутую резину, кидаю ее в багажник и закрываю его. Прохожу мимо низкорослого, который менял колесо. Толстяк стоит рядом с машиной. У него явно заторможенная реакция: я хватаю его за ухо, сжимаю большим и указательным пальцем и сильно, со злостью выворачиваю. Хотелось бы оторвать его совсем.
— Ай, бляха, ай, больно.
— Дай пройти, сукин сын. И худеть надо.
Напоследок еще сильнее выкручиваю ему ухо и отпускаю. Он так и стоит, согнувшись пополам и держась за ухо, будто молится, а я сажусь в машину. Жду, пока Джиневра закроет дверь, и срываю машину с места. Смотрю на эту троицу в зеркало заднего вида. Теперь они далеко, их почти не видно в темноте.
— Ну, как ты?
Она молчит. Я пытаюсь ее рассмешить.
— Они и не подозревают, как им всем повезло. Если бы ты им показала третий дан, от них и мокрого места не осталось бы, да?
Попытка не увенчалась успехом. Джиневра не желает говорить. Я смотрю на нее. Волосы падают вниз, как поверженные в бою, и видна только нижняя часть лица. Сжатые губы, обиженные и неуверенные, слегка дрожат.
— Ну же, Джиневра. Все в порядке.
— Все в порядке, блин! Проколотое колесо и я одна-одинешенька.
— Но ничего же не случилось.
— Но могло случиться. Эти трое… чем бы все могло окончиться?
— Но могло бы случиться и так, что я бы проезжал мимо на мотоцикле и просто помог бы тебе поменять колесо, — пытаюсь успокоить ее.
— Поразительно, какие вы гады… Втроем на одну, что за скотство!
Я понимаю, что она зациклилась. Делаю попытку снять напряжение.
— Вообще-то во всем виновата твоя красивая попка.
— Что? И ты туда же?
— Нет, я тут не причем. А вот та троица очень даже причем. У тебя выдающаяся попка, в прямом смысле слова. То есть, она сильно выдавалась, когда ты меняла колесо. Так что, можно сказать, ты сама виновата… что была в такой позе, знаешь… короче, ты сильно завела тех бедолаг.
— А, так ты хочешь сказать, что моя обтянутая джинсами задница слишком вызывающая?
— Да, именно так.
— Да откуда ты такой взялся? Значит, если бы колесо проткнула Дженнифер Лопес, что бы тогда? Мировая война началась бы?
— Ну, ты сравнила… Ее зад на миллионы долларов застрахован…
— И что?
— Она может спокойно им двигать.
— Да пошел ты! Идиот.
— Да я просто хотел тебя насмешить.
— Ну, так у тебя ничего не получилось.
Мы замолкаем, машина мчится вперед. Джин делает радио громче, ей не хочется ни о чем думать.
— Я очень люблю эту песню. Знаешь, о чем она?
Я пытаюсь вслушаться. Но не надо себя обманывать. Я прекрасно научился пользоваться компьютером, я изучил графику, 3D, и все остальное, но с английским всегда была морока.
— Кое-что понимаю…
— Он поет: «Я совсем не знаю историю, математику…» — Джин продолжает переводить, и тем спасает меня.
Я слушаю. Она говорит медленно, с улыбкой на губах, кажется, она понимает каждое слово.
— Вот эти слова мне нравятся.
— Песня очень красивая, — я попал в масть, слова прозвучали в правильную минуту.
— Да, она красивая.
Следом по радио звучит другая песня. Теперь я понимаю слова. «А ты в платье из цветов с бликами огней, из тумана и теней, и идешь ты босиком, собирая розы и притом…» Я смотрю в темноту ночи. Бывают такие совпадения: музыка, попадающая в самую точку, звучащая в машине, не твоей машине, на дороге без встречных огней, впереди тебя — бесконечность, рядом — девушка. Кроме всего прочего, еще и красивая. Она поправляет курточку.
— Мы сильно опаздываем на встречу?
Именно в этот момент мы выезжаем на развязку перед туннелем, ведущим в Прима Порта. Вон они все: Бардато, Манетта, Цурли, Бласко и еще кто-то. И с ними несколько девушек. Проезжаю мимо, не останавливаясь.
— Да нет, мы уже приехали.
Жму на газ. Меня не узнали. Они думают, что я приеду на мотоцикле. И один. А я на машине и с ней. Еду дальше как ни в чем ни бывало. Джин смотрит в окно.
— Видел? Там несколько человек, ждут кого-то. Отстойное место для встречи.
И смотрит на меня. Сердце мое стучит сильнее. Неужели она поняла?
— Да уж, место отстойное.
Она не сводит с меня взгляда.
— Странная фишка, правда?
— Что за фишка? — Надеюсь, это она не о той тусовке.
— Ну, что мы тут сидим в машине, двое абсолютно не знакомых людей, и уже столько всего случилось. А ведь мы начали с того, что поругались… всего лишь из-за двадцати евро.
— Которые ты хотела у меня стибрить.
— Да не зацикливайся ты на мелочах. Не забывай, что колесо проколото и мне придется ехать на шиномонтаж.
— Давай дальше. Ты тоже не зацикливайся на мелочах.
Джин улыбается.
— Потом рядом со мной тормозят те трое, один лапает меня, являешься ты, делаешь его и теперь мы едем на ужин с твоими друзьями. Мы уже смахиваем на типичную парочку… Классический вечер с некоторыми непредвиденными обстоятельствами.
— Да, только мы сейчас вместе.
— Да уж.
Ее ответ звучит немного странно.
— Что значит — «да уж»?
— Это значит — «да уж», и больше ничего, — она смеется.
— Знаешь, это твое «да уж» не значит просто «да уж». Там есть какой-то скрытый смысл, верно?
Смотрю на Джин, ожидая ответа.
