Жестокие игры мажора (СИ) - Демина Маша

Температура между ног мгновенно повышается на несколько градусов, будто он включил подогрев сиденья.

Прочистив горло, я заставляю себя вспомнить о бургере и откусить от него большой кусок.

Пытаясь казаться очень занятой, я достаю картошку фри и уплетаю хрустящие горячие соленые ломтики с остатками бургера.

Но следующая картофелина встает поперек горла.

— Откуда у тебя шрамы на спине?

Я дважды сглатываю и тянусь за спасительной колой.

Присосавшись к трубочке, я пью, пока из стакана не доносится громкий булькающий звук, говорящий о том, что напиток закончился.

Еще раз сглатываю и, сжав влажный от конденсата стакан в руках, смотрю на Багирова.

Он, опершись локтем на руль, полностью повернут ко мне и сосредоточен на моем растерянном выражении лица.

— Упала, — наконец отвечаю я.

Багиров поджимает губу.

— Сомневаюсь.

— Ч-что?

— Думаю, ты мне врешь, Ведьма, — произносит он грубым голосом, расслабленно проводя татуированной рукой по своему широкому горлу.

— Н-нет… С чего мне это делать?

Багиров окидывает меня бесстрастным взглядом.

— Тогда я спрошу еще раз. Откуда у тебя на спине шрамы?

Я не могу перестать нервничать, поэтому переключаю внимание на бардак, который я устроила у себя на коленях.

Медленно и осторожно я начинаю убирать крошки и остатки недоеденной еды в большой крафтовый пакет, после чего аккуратно ставлю его на пол себе под ноги.

Ладони потеют, и я неспокойно провожу ими по бедрам.

— Я упала… в детстве…

— Как ты упала? — не унимается он.

Господи, какая ему вообще разница?

Шумно втягиваю воздух и выдыхаю.

— Илай. Я упала в детстве. Это все, что я могу сказать…

— Можешь? — в его голосе вспыхивает что-то похожее на раздражение. — Или просто не хочешь говорить правду?

Я сжимаю кулаки.

— Я не хочу говорить об этом, — шепчу сквозь зубы, тоже немного выходя из себя.

Звук вибрации нарушает наше скудное общение, и я поворачиваю голову к Илаю.

Он сидит в той же позе, только теперь в его руках телефон, на экран которого он смотрит, нахмурив брови.

Раздраженно поджав губы, Багиров что-то быстро печатает и бросает телефон на приборную панель.

— Но я хочу знать, — он переключается на меня так быстро, будто и не отвлекался. — Я дам тебе время до вечера обдумать свой ответ. Сейчас нам нужно вернуться в универ.

Я открываю рот… но не успеваю ничего ответить.

— До скольки у тебя сегодня пары?

— Эм…м… до пяти…

— В пять жди меня возле машины.

Илай возвращается за руль и заводит тачку.

Я моргаю.

— Извини, но нет, — наконец выдаю я. — Мне нужно позаниматься.

— Не будь заучкой, — небрежно фыркает он. — Это скучно.

— Прости, но я и есть заучка. К тому же у меня из-за тебя будут проблемы, если ректор увидит нас вместе…

— Ректор? Вы уже знакомы? — перебивает Илай, и я снова смотрю на него.

— Ну да. — Пожимаю плечом. — Малоприятная женщина, знаешь ли, — Илай кривит губы в усмешке. — Вызывала меня на ковер в тот день, когда ты поцеловал меня в столовой. Так что повторного визита к этой мегере я не хочу.

— Не будет повторного визита, — говорит он себе под нос, и выезжает с парковки быстрее, чем следовало бы.

__________Девочки, плохо себя чувствую, поэтому пишу медленно, но пишу

Глава 19

Некоторое время спустя я уже сижу в кабинете ректора, бездумно раскачиваясь на стуле.

В приемной раздается знакомый женский голос, прежде чем его обладательница заходит в кабинет.

Ее глаза тут же впиваются в меня, а затем она делает вид, что в кабинете никого нет, пока идет к своему месту во главе стола.

— Перестань портить стул, Илай, — чеканит ректор и, отодвинув рабочее кресло, садится в него. Быстро пролистав телефон, который в ее отсутствие разрывался от уведомлений и звонков, она убирает гаджет в сторону и, сложив на столе руки, полностью сосредотачивает свое внимание на мне. — Как твое плечо?

Я опускаю голову и дергаюсь от удушающего смешка. Эта женщина думает, я поверю, что это и есть причина, по которой она вызвала меня сюда?

Я откидываюсь на спинку стула и поднимаю взгляд.

— Тебя действительно это волнует?

— Илай, — строго осекает она меня.

Уголки моих губ изгибаются в ухмылке.

— Да, Мариана Арслановна?

— Не ерничай. Тренер готов принять тебя обратно в команду.

— Готов он, блядь, — хмыкаю себе под нос, потом говорю так, чтоб слышала мать: — И сколько?

Она выгибает темную бровь, как всегда, когда не понимает моих вопросов. Ну или просто делает вид, что не понимает.

— Сколько ты дала ему на лапу? — повторяю я безразличным тоном. — Или ты расплатилась с ним привычным для тебя способом?

Мама тут же подскакивает с кресла и громко хлопает ладонями по столу:

— Прекрати так со мной разговаривать! — ее независимое выражение лица сменяется горячей яростью, вспыхнувшей в больших темных глазах.

— А ты прекрати лезть в мою жизнь, будто тебя это на самом деле заботит, — говорю все тем же безэмоциональным тоном.

— Хочешь, чтобы я это сделала? Хочешь, чтобы я продемонстрировала, как изменится твоя жизнь, если я перестану лезть? — бросает она свое презрение, которое я проглатываю скрипя зубами и сжимая кулаки под столом. — Может, ты забыл, но я тебе напомню, Илай! Ты живешь и имеешь все, что имеешь, только благодаря мне! Что, по-твоему, ты делаешь? Хочешь все разрушить? Хочешь опозорить меня? Или что это за глупые мелкие выходки? — она срывается на крик. — Даже не думай, что я позволю тебе все испортить! Все, что я строила столько лет своим трудом! Ты забыл, что у твоего отчима и отца Фирсовой общий бизнес? Ты женишься на Ярославе, и не дай бог ее отец узнает о том, что ты оскорбляешь его дочь своим поведением, таскаясь с этой нищебродкой! — последние слова мама произносит с отвращением, будто предпочла бы не упоминать такой позорный факт вслух.

Но пусть все они идут к черту. Я заебался быть марионеткой для достижения их цели. Я всю жизнь чувствую себя материалом, через который мать оправдывает свои собственные ожидания, наплевав на мои.

— Это решать только мне, — говорю я спокойно, несмотря на напряжение, сковавшее мое тело.

Мама поднимает бровь. На этот раз в знак того, что она бросает мне вызов. Блядь.

— Ты считаешь, что эта, — она небрежно взмахивает рукой, на которой гремят золотые браслеты, — бессмысленная интрижка стоит твоего обеспеченного будущего?

Я скриплю зубами, с трудом сохраняя ровный тон:

— Моего? Или твоего?

— Это взаимосвязано. Мы одна семья. Но в последнее время ты доставляешь мне много неприятностей, Илай. Ты отбиваешься от рук и, вероятно, считаешь, что имеешь право жить так, как тебе хочется? — едкий тон матери проходится лезвием по нервным окончаниям. — Я тебя быстро верну обратно на землю, мой дорогой. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я отправила тебя учиться за границу под контроль твоего отца.

Сука.

Как она смеет после всего, через что я прошел, угрожать мне подобным образом?

Когда мне было четыре года, мать бросила меня в самый ад к настоящему чудовищу и исчезла на десять ебаных лет, а потом вернулась и забрала меня как ни в чем не бывало. Ей было плевать, какие демоны окружали ее маленького сына, пока она трахалась со своим новым хахалем, пока я в одиночку выживал среди сигаретного дыма, бутылок алкоголя и запаха горелой кожи каждый раз, когда я делал что-то не то…

Мое дыхание становится тяжелым, и сейчас я ненавижу свою мать больше, чем ублюдка, которого она называет моим отцом.

Я сжимаю челюсти так сильно, что удивляюсь, как не крошатся зубы. Но и на этот раз заставляю звучать свой голос ровно:

— Шантаж, — говорить тяжело, и я прочищаю горло, бросая на мать полный презрения взгляд: — Как низко ты пала, мама.

В ее глазах вспыхивает колючее раздражение.

— Если шантаж – это то, что выбьет твою дерзость, то я воспользуюсь этим, Илай! Как тебе такой вариант? — ее голос становится холодным и расчетливым. — Думаю, отчисления одного отродья будет достаточно. Как ее там? — мама щелкает пальцами. — А, кажется, Алиса, да? Думаю, ей стоит поискать более подходящее место учебы.