Обманутый муж (СИ) - Литвин Светла

— Зря. Шурик тоже приехала, ждёт тебя.

— Не могу. Не сегодня.

— Хорошо.

Папа соглашается и отвозит меня в мою квартирку.

Однушка на окраине города купленная для меня родителями по моей же просьбе встречает тоской и беспросветностью.

Здесь никого не было весь год с того вечера как я ушла напиваться в клуб.

Всё так и лежит на своих местах, насколько я могла запомнить в пьяном угаре.

Беспорядок мне даже на руку. Я решаю убраться, но обследовав ванную комнату и кухню, понимаю, что для уборки мне доступны лишь вода и полбутылки просроченного моющего средства.

Я не хочу никуда выходить, но и за год прожив в стерильных условиях клиники не могу здесь даже присесть.

Ужас.

За те два года пьянок я ещё и в бомжиху начала превращаться.

Не откладываю в долгий ящик желание убраться. Мне нужно себя чем-то занять, хотя бы пока я могу это сделать. Точно знаю, что моё состояние принятия родительского обмана продлится недолго. Я сразу собираюсь и иду в магазин. Иду прямой наводкой в отдел бытовой химии и набираю в корзину моющие средства. Всё, что нужно для уборки. Тряпки, защитные перчатки, мочалки, средства для мытья полов и сантехники, и даже швабру. Прохожу мимо отдела с алкоголем, и даже не смотрю в ту сторону. Становлюсь в очереди на кассу из трёх человек и за мной сразу встаёт ещё один покупатель.

В девушке с тележкой не сразу узнаю Аню.

Да и не обратила бы внимания кто встал за мной, если бы не годовалый малыш, который тянет ручки к стойке с манящими шоколадками в разноцветных упаковках.

— Аня? Привет! — здороваюсь я и искренне улыбаюсь.

Три года прошло, сейчас кажется, что уже сто лет. Так давно мы виделись, вот уже и ребёночек есть у неё.

— Ди? Ты как здесь? — Анька теряется, лицо у неё не выражает какой-то радости от встречи, а взглядом она сканирует мою корзину.

Лицо моё сразу опаляет жаром. Бывшая подруга явно не рада нашей встречи, да и смотрит на меня свысока, с нескрываемым презрением.

— Я здесь живу, неподалёку, — успеваю ответить я и на этом диалог с Аней заканчивается.

На соседнюю кассу приходит кассир и Аня торопится прорваться туда первой. Пока я дохожу до своей очереди расплатиться за товары, она уже уходит из магазина.

С ощущением собственной никчёмности и с глазами зудящими от желания плакать, я возвращаюсь в пустую квартиру, жаждущую уборки как минимум последние два года.

И если мне до встречи с Аней удавалось держать каменное лицо и не думать, что никакого шанса у меня уже не будет, то после это получается совсем недолго.

Уже рыдая, я загружаю стиральную машинку вещами, которые по-хорошему бы надо выкинуть и не вижу для себя никакого просвета в будущем. На мытье полов дохожу наконец-то до мысли, которая способна меня хоть как-то привести в чувство. Даже две здравые идут друг за другом.

Кому я помешала и кто же меня так подставил тогда?

А Игорь даже не пытался выяснить, что к чему. Сразу за секунду всё разорвал.

Да как он вообще мог поверить?! Я всё для него, я про подруг забыла тогда, из дома лишний раз не выходила, а он?!

На место горя и отчаяния приходят злость и спокойствие. Стиральная машинка подаёт сигнал о завершении стирки, и я иду в ванную комнату. Решительно на ходу отматываю мусорный пакет от рулона.

Все постиранные вещи отправляются в мусорный пакет. Следом туда и то, что ожидало стирки. Я ничего больше не хочу оставлять. Всё летит в мусорку вместе с моей прошлой жизнью.

Только две вещи я не решаюсь выбросить. Они связаны с единственным тем, кто был бы на моей стороне всегда, будь у него такая возможность.

Отправить их в помойку нет сил, нет сил и смотреть на них. Даже в руках держать не могу. Горло сковывает от горечи, а руки дрожат. С трепетом я убираю кулончик с щенячьей лапкой в карман шубы, той самой, в которой Боня когда-то в последние минуты моего безграничного счастья успел оставить дырку на рукаве. Даже мех шубы в этом месте по сей день слипся от щенячьих слюней. Сворачиваю её и затолкав в дорожную сумку, убираю в самый дальний угол шкафа.

Может быть, когда-нибудь, я смогу забыть и выбросить это.

24

Смешно было бы считать, что моя реабилитация заканчивается вместе с выпиской из клиники. Это лишь ступенька со дна наверх. Нужно вливаться в жизнь дальше.

Папа приезжает за мной к обеду. И я даже радуюсь, ведь мой вчерашний поход в магазин был исключительно за бытовой химией, а в квартире из съедобного только кофе.

— Плохо ты как-то выглядишь, — говорит папа и смотрит на меня с прищуром.

Я пытаюсь молча игнорировать его подозрения. Могу лишь до того момента, как он начинает ко мне принюхиваться уже по пути домой.

— Я не пила, просто убиралась. Устала, — можно сказать, что вру, лицо у меня опухло от пролитых слёз.

Я очень надеюсь, что последних.

После папиных подозрений снова готова отказаться от поездки домой, но вспоминаю слова Бориса Львовича. Я уже достаточно нарушений совершила в первый же день свободы. Наплевала на режим дня, отказалась ехать с папой домой, что можно приравнять к очередной попытке отстраниться ото всех.

Всё же я понимаю, что мне необходимо социализироваться и первым шагом к этому становится визит домой. Кто-то может подумать, ну что такого? Поехала в родительский дом. Подумаешь. Но у меня и дом родителей ассоциируется с Игорем. Столько воспоминаний. Последние деньки, прожитые здесь связали этот дом раз и навсегда с моим столь коротким замужеством.

— Да, тебя в помойку не выкинешь, — вздыхаю я, выйдя из машины и оглядывая дом, никак не изменившийся за три года моего отсутствия. Даже фасад не перекрашивали, как обычно.

— Что говоришь? — спрашивает папа, выбравшись из машины.

— Ничего, просто, не обращай внимания, — отмахиваюсь я.

Волнение переполняет мою душу. Не могу ничего поделать с собой, а просто-напросто боюсь встречи с мамой и сёстрами. Уже готовлюсь к тяжёлому ощущению кома в горле.

— Так, давай-ка, а то с тобой до ужина в дом не попаду, — по-доброму ругается папа, похоже, даже ворчит.

Он хватает меня крепко за руку и тянет за собой, заставляя подниматься быстро по лестнице. Дверь в дом распахивается на считанные секунды раньше, чем папа тянется к дверной ручке.

— Доченька! — мама выскакивает в зимний холод прямо в тапочках и в лёгком домашнем платье, ни минутки не может подождать пока я зайду в прихожую и обнимает прямо на лестнице.

— Привет, мам, — отвечаю ей, неловко обнимаю в ответ.

В дверях показывается Саша и из-за её спины выглядывает тоненькая девчушка. Не сразу я могу сообразить, что это моя младшая пухлощёкая сестра Тася так вытянулась и не узнать.

— Вы ещё в сугроб ложитесь, потом будете пневмонию вместе лечить, — ворчит папа и растащив нас с мамой, загоняет в дом.

— Всем привет, — улыбаюсь я, держась в стороне.

Немного неловко от встречи и очень много стыдно, но Шурик разряжает обстановку будучи самой собой.

— Боже, на кого ты стала похожа, — тянет она и при этом притягивает за рукав куртки к себе. — Завтра же займусь тобой. Будем делать из тебя человека, мумия тебе не к лицу.

— И я рада тебя видеть, — смеюсь я.

Тася, потерявшая защиту в виде Сашкиной спины, жмётся в угол прихожей и смотрит на меня как на приведение.

Забыла за три года.

— Идёмте скорей обедать, мы с Шурупчиком столько всего наготовили, — хвастает мама и папа с ней солидарен.

Я бы пошла за мамой, но решительно хочу вернуть себе всех, кого потеряла, когда потерялась сама.

— Привет, помнишь меня? — отпустив Сашу, я протягиваю руки к Таське, а сама едва сдерживаю слёзы.

Эта малышка росла на моих глазах, я так её люблю, помню первые шаги, первые зубы и первые слова, но три последних года её жизни променяла на дни, которые не вспомню сейчас. И ради чего?

Тася робко кивает и подходит ко мне. Она меня обнимает ровно так же неловко, как я несколько минут назад обнимала маму.