Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности
– Да я и в мыслях не…
– Значит, мне показалось. Ну все, Динь-Динь, не буду целовать тебя на прощание.
Он посигналил у ворот. И не вышел из машины, чтобы подать мне руку, а просто ждал, когда я уйду. А вот это уже мне не понравилось, хотя отчасти я понимала его чувства.
– Пока, Рыжий! Счастливого возвращения.
– Это будет зависеть от тебя, – довольно сухо бросил он.
На этом мы и расстались.
Глава одиннадцатая
Советы старой поблядухи
Выслушав мой рассказ, Мура тихонько засмеялась, поцеловала меня и, качая головой, произнесла в точности как когда-то моя мама:
– Ох, и поблядуха ты, Динка, ох и поблядуха!
Мы обе расхохотались.
– Ну и что теперь? – спросила она, отсмеявшись.
– Откуда я знаю? У меня голова кругом идет.
– Ты мне вот что скажи: ты замуж хочешь?
– Да нет, не хочу!
– Уверена?
– Уверена! Зачем мне?
– А ребенка хочешь?
– В моем возрасте?
– Ничего страшного, я была чуть-чуть моложе, чем ты сейчас, а родила легко, как кошка! Но у меня, конечно, был Вася. Он, знаешь ли, надежный человек.
– Мне кажется, этот Рыжий тоже надежный.
– А Иванишин, который с первого класса, разве не надежный? Ему, наверное, уже обрыдли девчонки, которые роятся вокруг. Ты такая интересная баба, Динка… Должна сказать, что за те дни, что меня не было, ты еще похорошела, сразу видно, мужик завелся.
– Но он ни разу даже не позвонил, Мурочка!
– Зато Рыжий тут как тут и даже свою девицу послал куда подальше, хотя это, может быть, и вранье, так, сказал на всякий случай, вдруг подействует…
– Я так понимаю, что в этой истории ты на стороне Кости?
– Еще бы! От него можно с ума сойти!
– Но ты ведь не знаешь Рыжего!
– Слушай, а что это ты зовешь его Рыжим? У него имя есть?
– Сергей! Но мне больше нравится Рыжий.
– И ты ему еще не дала?
– Нет. Но он уже требует, чтобы мы жили вместе, как муж и жена. Перед Богом и людьми, как он выразился.
– Ого! А Иванишин?
– Говорю же – уехал и как в воду канул.
– Ничего, подожди, он очень занят, у него небось времени нет все обдумать, отдать себе отчет в своих чувствах. Такими мужиками не бросаются.
– Ох, Мура, что-то я ничего не пойму.
– А тебе пока и понимать ничего не надо! Живи себе в свое полное удовольствие! Посмотришь, как будут развиваться события, в конце концов, скажи себе – это игра, я играю и только. Если бы это была любовь, ты бы не стала никого спрашивать, а сделала бы сама свой выбор. А раз не знаешь… И еще – обязательно переспи с Рыжим, может, тогда и определишься.
– Советы старой поблядухи? – засмеялась я.
– Да какая я поблядуха? Я теперь образец добродетели! Но в прежнее время действительно давала шороху… – с прелестной улыбкой сказала Мура. – И должна признать, – добавила она шепотом, хотя мы были одни во всем доме, – ни чуточки об этом не жалею! По крайней мере, есть что вспомнить. Видишь ли, Вася… я его люблю по-настоящему, он самый лучший человек из всех, кого я знала, но как мужчина – ничего особенного… То есть он вполне… мы до сих пор с ним… Но это не откровение, понимаешь? А муж и отец – идеальный или почти идеальный. Так что этот момент не самое главное, особенно в солидном возрасте… А у тебя уже солидный возраст.
– Ты это к чему? – поинтересовалась я.
– К тому, что хороший человек важнее в жизни, чем хороший мужик.
– Это я давно уже и сама поняла. Но мне почему-то кажется, что Рыжий – хороший мужик. И человек, наверное, тоже. А Костя уже с гарантией отличный мужик и, как мне показалось, безусловно хороший человек.
– Тогда так – живи с обоими и радуйся жизни! В чем проблема? Главное не зацикливаться, а будут у тебя два, найдется и третий, а там, глядишь, и великая любовь встретится.
– Мурочка, а кто у тебя был великой любовью?
– Великой любовью? Вася, конечно!
– А кроме Васи?
– Помнишь, когда мама твоя еще была жива, но уже болела, я была как ненормальная?
– Помню.
– Меня тогда бросил один мужик, которого я любила до сумасшествия, болгарин Койчо Молев. Красив был как Бог, волосы черные—пречерные, а глаза синие. В постели просто чудеса творил, и я буквально ополоумела… А он уехал в свою Болгарию и сгинул. Думала – не выживу, а вот видишь, выжила, и даже очень неплохо, вон у меня дочка какая и Вася… С годами начинаешь понимать: если к мужику можно подойти, прижаться, пожаловаться, что плечо болит, туфли жмут, а Белка—сволочь сказала, что я здорово располнела, и он проникнется, посочувствует, поцелует, по головке погладит… Это дорогого стоит, куда дороже постельных подвигов… Ты уж не девочка, выбирай такого, к которому можно прислониться.
– Костя сказал, что, если бы знал про ту мою историю, он бы меня нашел…
– Мило, трогательно, но ведь в сослагательном наклонении.
– Это точно!
– Ты, наверное, обижаешься, что я тебя тогда не разыскала?
– Нет, на тебя не обижаюсь. Где бы ты стала меня искать?
– Не в том дело! Просто я думала, что совсем тебе не нужна. И еще тогда Майка болела, в больнице лежала…
– Брось! Все нормально! Главное, что мы с тобой встретились и как будто не расставались.
– Да, но ты, Диночка, стала лучше – мягче, умнее, спокойнее…
– Повзрослела.
– И жизнь тебя побила…
– Это верно.
– Слушай, а давай мы с тобой по этому случаю выпьем? А то что-то есть хочется! Обеда у меня нет, но есть пельмени, можно сварить!
– Из красной с белым пачки? – вспомнила я пельмени своего детства.
– Побойся Бога! Домашние, сама лепила, у меня ж Вася с Урала, он без пельменей не живет, пришлось освоить!
У меня потекли слюнки. Но время – третий час ночи!
– Ладно, Мура, вари!
– Наш человек!
Встали мы поздно.
– Жива? – спросила Мура, когда я приплелась к ней на кухню.
– Относительно! Я столько твоих пельменей съела… так вкусно было.
– Хочешь научу?
– Пельмени делать? Боже упаси! Нет, кулинария не моя стезя.
– Это ты зря, как известно, путь к сердцу…
– Знаю, знаю, через желудок… Но я видела столько примеров, когда женщина буквально теряла себя в заботах об ублажении его желудка, а в результате сердце доставалось другой.
– Тоже верно! А ты что, вообще не умеешь готовить?
– Умею, но не культивирую это умение…
– А гостей как принимаешь? В ресторане?
– Я так давно не принимаю гостей…
– А Додика своего чем кормишь?
– Чем придется, он неприхотливый. К тому же мы чаще куда-нибудь ходим.
– А когда муж твой был жив?
– Он не делал из еды культа, я же всегда работала, и он относился к этому с уважением.
– Тогда выбирай Рыжего!
– Почему?
– Он же готов жить врозь.
– Боюсь, что только на словах! По-моему, он такой – дашь ему палец, всю руку откусит!
