Татьяна Алюшина - Девочка моя, или Одна кровь на двоих
Отражение кивнуло.
– Как бы ты себя вела и чувствовала, если бы это так и было?
– Спокойно, – ответило отражение.
– Вот так! – закрепила Машка договоренность.
И пошла собираться на званый обед.
Дмитрий Федорович Победный с удачей дружил.
Холил ее и лелеял, не забывая поблагодарить, и она отвечала ему взаимностью, регулярно посещая благодарного подопечного.
На сей раз эта переменчивая дева, щелкнув пальчиками, устроила господину Победному самую удачную возможность встретиться еще раз с Марией Владимировной Ковальской из всех тех, что он рассматривал.
Дмитрий не позволил себе подняться ночью в мансарду, зная, что влечет его туда вовсе не желание любоваться природой в обретении душевного равновесия, а потребность посмотреть, как там Машка и что делает, и приказал себе идти спать.
И ему снились эротические сны, как юному матросику, на три года отлученному от радостей секса. Томящие, невероятные, яркие сны с Машкой в главной роли, так что он проснулся перед рассветом вспотевшим, неудовлетворенным, возбужденным и поплелся в душ смывать растревоживший сон, чувствуя себя совершенно разбитым. И приказал себе (!), который раз после встречи с ней: забыть, очистить сознание от непродуктивных вопросов о Машке.
Он встретится с ней, просчитает ее, поймет, какая она, примет решение, тогда и…
В зависимости от решения.
Он обдумывал, как устроить эту встречу, есть ряд непременных условий…
Изгоняя из тела и сознания остатки эротического сна «железом» в тренажерном зале, он обдумывал эти условия. Обязательно что-то легкое, невзначай, «случайно», без тени какого-либо намека на его заинтересованность и намеренность встречи.
Столкнулись «неожиданно»: «Ах, это вы?» – «А это вы?» – «А мы и не представились друг другу вчера, суета, стресс…»
Представиться, предложить присесть в ближайшем к месту встречи заведении, обсудить, как дела у потерпевшего, «а как вы, отошли от вчерашнего шока?», чай, кофе, за знакомство?
Ему хватит минут пятнадцать, чтобы все расщелкать, понять про нее, что она сейчас за человек. Если бы была не Машка, хватило бы и десяти минут.
Он усмехнулся, громыхнул штангой, опуская ее на стойки.
Это именно те игры, в которые талантливо, с деловым подходом и расчетом играют женщины того круга, в котором он вращается, и которые обрыдли ему последнее время до тошноты, и он старался их избегать, предпочитал, игнорируя эти «менуэты», переходить к сути вопроса.
Так в чем дело? Если тебе это так надоело?
Пошли охрану, пусть передадут твое «приглашение» без возможности отказа и привезут Машку сюда. Посидите вон на площадке второго этажа с видом на реку и левый берег, полюбуетесь просторами российской глубинки, выпьете-закусите, поговорите.
И ты все решишь!
Если нет – та же охрана доставит даму назад, в номер люкс. Все. Точка.
Ты выказал таким образом дань смелости незнакомой женщине и хороший тон скучающего на отдыхе бизнесмена, понял, что дамочка тебе не подходит, и все – свободна! Можешь отдыхать, женщина!
Это в том случае, если нет, а если да…
– Подробности? – спросил над ухом Осип.
– Ты бы для приличия хоть иногда ходил бы слышнее, чем тень отца Гамлета! – попенял недовольный его появлением Дима, грохнув штангой, и разрешил: – Давай.
– Он. Игорь Алексеевич Конев, пятьдесят четыре года, женат, имеет трех взрослых детей, сына двадцати восьми лет, дочь двадцати трех, и сына семнадцати, проживает в Москве…
Дмитрий перешел к тренажеру – сначала не собирался, решил заканчивать занятия с «железом», но так ему сейчас удобней усваивать информацию.
– Она… – закончив жизнеописание и трудовой путь к благосостоянию господина Конева, перешел к следующей персоне Осип, – Мария Владимировна Ковальская, тридцать четыре года…
– Не надо, – остановил его и свои упражнения Дмитрий.
Осип приподнял бровь – вопросительное, редкое выражение лица начальника службы безопасности.
– Сначала я хочу послушать, что она сама о себе расскажет. Есть что-нибудь?
Это Дмитрий Федорович полюбопытствовал, имеются ли в досье Марии Владимировны настораживающие факты, имена, деяния, знакомства, которые напрямую, косвенно или намеком могли иметь отношение к его делам, фирме, знакомым, конкурентам, партнерам, чиновникам, с которыми приходится иметь дело, – все, что могло потребовать особой проверки и ставило бы под сомнение ее случайное появление на его пляже.
Они общались с Осипом Игнатьевичем весьма странным образом – не утруждаясь лишними словами и разъяснениями, частенько обходясь и без слов, настолько знали, понимали, чувствовали и доверяли друг другу.
– Не-ет, – протянул Осип и улыбнулся, – «такого» ничего нет!
А вот интересное есть! Еще какое интересное! Он сам восхищенно присвистнул, когда изучал присланную по факсу ее биографию. Ай да девонька! Это ж сколько вкалывать надо! И при всем при этом так выглядеть! Удивила! И это его-то, которого по определению невозможно ничем удивить!
То, что Дмитрий заинтересовался этой Марией Владимировной, и всерьез, Осип прощелкал еще там, на пляже. Осторожный Осип попридержал все свои одобрения или неодобрения до полного выяснения информации о девушке, а изучив, с удовольствием радовался и посмеивался, предвкушая развитие событий, а то, что развитие будет, он не сомневался ни на мгновение!
Дима завелся и планы в голове строил – это Осип усек, как и то, что Машенька, так он ее про себя стал называть, напряглась, нервничала и поглядывала на Диму не просто так! Ох, не просто так!
«Дай-то бог! Дай-то бог!»
Помолиться за них, что ли, или вон Елену Ивановну попросить, чтобы помолилась?
За последние восемь месяцев у него третий раз такая маета душевная случается. Он умел с ней справляться, очищаясь от тянущей, тревожной мути, забывал и шел вперед, а Осип все помнил, анализировал и расстраивался, переживал за него.
Дима, он другой, не такой, как Осип. Осип холостяк по жизни и по крови, сексуально бравурный в свободное от работы время, таким был, есть и будет до гробовой доски. У Победного же кровь другого состава, ему семья нужна, любовь, дети, чтоб выбегали папку с работы встречать, ему по сути своей необходимо защищать, оберегать, работать для кого-то, не только для себя!
Для себя он вон уже сколько наделал – до хрена! И еще наделает, не умеет этот мужик на месте стоять – только вперед!
Но для себя ему перестало быть так интересно и захватывающе-азартно, как раньше, когда он еще не осмыслил, что уже застолбил, выстроил и сделал на данный момент.
Сорок лет – непростой возраст и для мужчин, и для женщин, но для мужчин труднее.
Хочешь не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о том, что не успел и не смог.
