Виктория Рутледж - Долгий поцелуй на прощание
— Ты еще здесь? Тебе не нужно читать всю книгу, понимаешь? Просто перепиши, что она изменила. Элейн занимается этой рукописью уже десять дней.
Кэт резко подняла голову. Глаза ее почти съехались к переносице от расшифровки сердитых каракуль Роуз Энн Бартон. На столе валялись остатки двух резинок. Ими она стирала пометки редакторского карандаша, которые, по мнению Роуз Энн, были покушением на ее стиль. Вначале Кэт оставляла исправления редактора, переправленные автором на исходные ошибки. Но по истечении трех часов (за все это время она отвлеклась только один раз — спросить у Изабель, как работает кофеварка) Кэт сама начала сомневаться в написании простейших слов. Вместе с корявыми — возможно, нужными — буквами испарялась и ее воля к жизни. Тем не менее, запутанный сюжет увлекал ее все сильнее. Она не заметила, как пролетело время.
— Сколько сейчас?
— Почти шесть, — ответила Изабель, и голос ее звучал озабоченно. — Ты можешь идти домой в пять, ты же знаешь.
Кэт вздохнула.
— Да, Элейн сказала, когда уходила. Но осталось всего пятьдесят страниц до конца, а я знаю, — она бросила быстрый взгляд на записку у телефона, — что Сара хотела получить рукопись к концу дня, так что…
— В любом случае, сейчас она ничего с ней делать не будет. Они все ушли. По производственному отделу можно сверять часы.
Кэт ужасно тянуло пойти домой, но врожденное упрямство приковывало ее к странице 256. Она знала, что, если завтра утром начнет с того же места, то не закончит и до обеда. Ей также хотелось произвести благоприятное впечатление — хотя бы, чтоб отвлечь внимание от своей далеко не скоростной печати.
— Нет, — весело ответила Кэт. — Я сейчас закончу, и Сара сможет взять прямо с утра.
Она с показным энтузиазмом точила карандаш. Кроме того, что ей делать дома?
Изабель с сомнением посмотрела на нее.
— Скажу тебе по секрету: мне никогда не удавалось прочесть все исправления Роуз Энн меньше чем за два дня.
Рука Кэт, держащая точилку, замерла в воздухе.
— Ну, тогда доброго вечера.
Изабель взвалила на плечо огромный рюкзак. Он совершено не подходил к ее коротенькой кофточке с вышивками.
— Что ты тащишь домой в рюкзаке? Ксерокс? — поинтересовалась Кэт, стараясь придать голосу бодрость.
— Оох, нет, всего лишь несколько проектов, — лицо Изабель вытянулось. — На самом деле Дженифер сказала, что ты тоже можешь взять почитать. Держи…
Она открыла рюкзак и добавила к стопкам на столе Кэт еще пару рукописей.
Обе несколько секунд смотрели на получившийся бумажный кошмар, и Изабель с извиняющимся видом переложила их на полку.
— Просмотришь их быстренько как-нибудь на следующей неделе. Это не срочно.
— Хорошо, — тяжело вздохнув, ответила Кэт и вернулась к странице, которую читала.
Первая строчка: «Будь что будет, Бог мне судья, Господи, помоги мне — проквакала Карен, падая головой вперед на кучу шлака» — была исправлена редактором на «Ааа, — закричала Бетси, бросаясь в угольную шахту». Сердитые красные чернила Роуз Энн требовали вернуть все в первоначальное состояние.
— Изабель, — окликнула Кэт, подумав. — Роуз Энн тут меняет имена своих… Это что-то значит?
Изабель потрясла головой.
— Я так и думала, — сказала Кэт, беря в руки резинку.
Некоторое время спустя Кэт перевернула последнюю страницу рукописи. Она выяснила, что мать слепого мальчика была на самом деле его сестрой, а вовсе не женой его двоюродного брата, как значилось в генеалогическом древе, составленном редактором. На столе теперь валялись остатки еще двух резинок; пять скомканных бумажных платочков, которыми Кэт вытирала глаза, когда умирала героиня, нечаянно съевшая крысиную отраву; стружки от трех твердо-мягких карандашей; примерно сотня кусочков цветных клейких бумажек, с помощью которых Элейн выделяла свои вопросы; и несколько страниц яростных редакторских замечаний, поверх которых она же нацарапала: «Не обращай внимания».
Кэт глубоко вздохнула. Слава богу, все сделано. В офисе было тихо. Вечерний свет струился сквозь большие зеркальные окна. Улицы внизу все еще были заполнены людьми. Кэт почувствовала, что голодна. Она ничего не ела после кофе с шоколадкой в кафе за десять минут до собеседования в «Эклипс». Это казалось невероятно давно.
«Хватит, — подумала она, складывая бумаги в две аккуратные стопки. — Я иду домой».
ГЛАВА 10
Путь домой занял почти два часа.
Час пик, люди толкаются, уличные музыканты, громкоговоритель выкрикивает что-то непонятное, черт его побери, лондонское метро, — это было самое страшное из всего, что Кэт когда-либо приходилось пережить. После своего несчастного прибытия она относилась к автобусам с глубоким недоверием и выбрала метро по той причине, что там она, по крайней мере, примерно представляла, где находится.
Поэтому Кэт испытала шок, когда, благополучно сев на поезд зеленой линии до станции Уэст-Кенсингтон, тщательно обведенной в ее путеводителе, очутилась на Уимблдон. Она всю дорогу стояла, зажатая между двумя толстыми бизнесменами, читающими «Ивнинг стандард». Это, конечно, не помогало ей сверяться с картой. Кэт знала, что ее билет в этой зоне не действует, и теперь ее могли оштрафовать на десять фунтов. Это было последней каплей. Кэт потратила фунт на автомат, продающий шоколад, и целых пять минут тихонько ревела в платочек. Но это помогло не так сильно, как она надеялась. В конце концов, она поехала назад до Эрлз-Корт. Там линии расходились, видимо, поэтому и произошла путаница. Здесь Кэт вышла и направилась домой пешком, заходя в каждую телефонную будку якобы позвонить, а на самом деле — посмотреть на карту.
Она испытала почти — но не совершенно — сказочное облегчение, увидев поворот на неприглядную Довиль-кресент. Кэт вошла в дом и с надеждой заглянула в почтовый ящик. Вдруг Джайлс как-то узнал ее адрес и написал, что не позволит ей жить с двумя незнакомыми мужчинами и их чесоточным котом, что прилетает первым же рейсом и забирает ее. Но нашла она только красный счет за газ, несколько писем для Мэнди и квитанцию муниципального налога на имя неизвестных ей людей. Кэт мрачно потащилась вверх по лестнице, волоча за собой сумку с рукописями. Сумка глухо пересчитала все шестьдесят восемь ступенек.
Входная дверь была широко открыта, и из кухни доносились звуки неловкой возни. Там были оба парня. Приступ робости охватил Кэт. Она подумала, очень ли не по-соседски будет подчиниться инстинктам и направиться прямо в свою комнату. Во второй раз за этот день Кэт почувствовала себя неловко из-за одежды: колготки прилипли к бедрам, по ним поползла стрелка (видно, зацепила в метро на пути домой). И от ступней наверняка исходит неприятный запах. Мама же прислала ей блузку из стопроцентной синтетики, из-за которой Кэт весь день сильно потела. Очаровательно. Отражение в зеркале вызывало жалость.
