Иван Жагель - Состязание в непристойностях
– А что тут странного?
Волкогонова не ответила, но было видно, что она восприняла это его предложение почти как акт самопожертвования. В глазах Марины появились смущение и какая-то особая теплота, как тогда, когда Калачников безрассудно схлестнулся из-за нее с Дурмановым. Все-таки чтобы завоевать женщину, совсем не надо прожить с ней всю жизнь, достаточно ей это пообещать или притвориться, что ты любишь ее детей.
– Хорошо, я согласна, – сказала она. – В воскресенье мы все вместе сходим в зоопарк.
При прощании Волкогонова нежно поцеловала Калачникова и быстро взбежала на крыльцо своего подъезда, а он, отъезжая, подумал, что сейчас вполне мог бы добиться от нее и большего, и они впервые сделали бы это в машине.
Впрочем, поднялась Волкогонова к себе совсем ненадолго. Посмотрев на сына и убедившись, что с ним все в порядке, она предупредила няню, что скоро вернется, и отправилась за покупками. В расположенном неподалеку супермаркете Марина набрала целую тележку всяких продуктов, моющих средств, парфюмерии, других необходимых в домашнем хозяйстве вещей и уже направилась было к кассам, как у нее зазвонил мобильный телефон. Это оказался Калачников.
– Ты должна срочно приехать ко мне! – сдавленным полушепотом произнес он.
Казалось, на его груди лежит платяной шкаф. Такого испуга в его голосе она еще ни разу не слышала.
– Что случилось?! – встревожилась Марина. – Опять болит сердце?!
– Хуже!!
– Что может быть хуже?
– Я покалечил человека! Женщину! – чуть не плача, объяснил Калачников.
Чувствовалось, он охвачен паникой.
– Сбил машиной?
– Нет, просто толкнул.
– Где?
– У своего дома.
– Послушай, – разозлилась Марина, – ты можешь более или менее связно все объяснить?! Не заставляй меня вытаскивать из тебя по одному слову!
– Да я не знаю, что тут объяснять! – тоже стал сердиться Петр. – Мы с тобой попрощались, я поехал домой и у своего подъезда наткнулся на двух теток – ну из этих, в бесформенных вязаных кофтах. Им можно дать и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят. Одна из них заявила, что является моей давней поклонницей и я просто обязан с ней поговорить. Думаю, это именно она терроризирует меня по телефону. Я пытался уйти домой, но она буквально вцепилась в меня. Тогда я ее оттолкнул – а что мне было делать?! Она упала и… кажется, сломала ногу.
– О Господи! – выдохнула Марина. – И где она сейчас?
– Мне пришлось вместе с другой женщиной затащить ее к себе домой.
– Зачем?!
– Ну не бросать же ее на улице?! Сейчас эти две тетки сидят у меня в гостиной, точнее, одна лежит на диване, а другая сидит, а я звоню тебе из спальни.
Теперь стало понятно, почему Калачников говорит вполголоса, сбиваясь на свистящий шепот.
– А почему ты не вызвал «скорую» и не отправил пострадавшую в больницу?
– Ты что, шутишь?! Для «желтой прессы» это еще лучший повод потоптаться на мне, чем если бы меня самого забрала «неотложка»! – подивился Петр наивности Марины. – Из меня сделают насильника и злостного хулигана. Ну пожалуйста, приезжай, – с мольбой добавил он.
– Но я не травматолог… Хотя, конечно, посмотреть, что у нее, да и наложить шину я могу.
– Вот видишь, – непонятно чему обрадовался Калачников. – Спаси меня! Я просто обезумел!
В трудных ситуациях у мужчин появляются те особые интонации, с которыми они обращались в детстве к своим матерям. При этом женщины просто не могут остаться равнодушными, у них срабатывает веками выработанный рефлекс. Бросив в магазине тележку с продуктами, Волкогонова выбежала из супермаркета, поймала машину и уже через пятнадцать минут позвонила в квартиру Калачникова.
Когда Петр появился на пороге, вид у него был чрезвычайно растерянный: в таком состоянии людей еще называют пришибленными, заторможенными. Вместо приветствия Калачников пожал плечами и смущенно повел рукой внутрь квартиры, приглашая Марину войти, он словно говорил: я ничего не придумал – убедись сама.
В гостиной Волкогонова увидела весьма необычную картину. На полосатом розово-голубом диване возлежала упитанная женщина с двойным подбородком и с вульгарными, ярко-рыжими волосами. На ней были цветастая юбка и бордовая вязаная кофта. Возраст этой особы действительно очень трудно было определить, но скорее всего ей было слегка за тридцать. Под ее правую ногу без туфли была заботливо подсунута подушка.
Рядом в кресле сидела еще одна женщина – жгучая брюнетка с крючковатым носом, густыми, почти сросшимися бровями и заметно пробивающимися усиками. Перед незнакомками стояли две чашки чаю и ваза с шоколадными конфетами. Судя по множеству разбросанных по столу разноцветных оберток, они не очень берегли свои фигуры.
– Вот, – неловко констатировал Калачников. – Это Тамара, – указал он на лежавшую на диване рыжеволосую женщину. – А это… э-э-э…
– Роза, – подсказала другая.
– Да-да, спасибо, это Роза.
Уже освоившиеся было в чужой квартире незваные гостьи немного засмущались, заерзали. Появление Волкогоновой не входило в их планы и несло потенциальную угрозу: если это любовница Калачникова, то она могла закатить скандал. Впрочем, на своем рынке подругам приходилось общаться и с гораздо более опасными людьми – с милицией, с мелкими рэкетирами, с попрошайничавшими бомжами, а то и просто воришками. На всякий случай Роза обозначила их защитные позиции.
– Мы – горячие поклонницы Петра. Каждую субботу мы смотрим программу «Танцуют звезды» и болеем только за него, – пробубнила она.
– Да, – подтвердила Тамара, – мы его поклонницы… горячие. Хотели подарить ему цветы – красные гвоздики, а он меня толкнул, и вот… – кивнула она на свою ногу.
– Давайте-ка я ее посмотрю, – сказала Волкогонова.
– А вы что, разбираетесь в этом? – подозрительно прищурилась Роза.
– Разбираюсь, разбираюсь… Я врач. Работаю в «Скорой помощи».
– Что-то непохоже… – подала голос Тамара.
Она посмотрела на подругу, ища поддержки. Дело принимало нежелательный оборот, к такому варианту развития событий они явно не были готовы.
– Да, что-то непохоже, – поддержала ее Роза. – А вдруг ей станет хуже?
– Очевидно, вы всегда лечились только в самых лучших платных клиниках, у самых лучших профессоров, – съязвила Волкогонова, – но в этот раз вам придется снизойти до простого доктора «неотложки».
Марина решительно подошла к Тамаре и склонилась над ее ногой. Первое же прикосновение к ступне пострадавшей вызвало громкий вопль:
– Ой!
– Что, болит?
– Естественно, – страдальчески сморщилась Тамара.
– А здесь?
– Ой!
– И здесь?
– Ой-ой-ой!!
– Понятно, – выпрямилась Волкогонова. – Так, милые дамочки, – решительно заявила она, – или вы сейчас же уходите из этой квартиры, или я вызываю милицию!
