Барбара Вуд - Роман с призраком
— Боже, помоги… — простонала я, чувствуя, как по щекам льются слезы.
Моя рука чуть не повернула ручку платяного шкафа.
— Андреа!
Рука вдруг безжизненно опустилась, пульс сильно бился. Я тут же отшатнулась и упала на кровать, будто порвались узы, приковавшие меня к этому месту. Растянувшись на своем чемодане, я ощущала, как со лба падают большие капли пота.
— Андреа! — снова раздался голос дяди Уильяма. Он стоял внизу лестницы и звал меня. — С тобой все в порядке?
— Да… — едва слышно прошептала я. Я откашлялась и снова попыталась отозваться: — Да, дядя Уильям! Сейчас иду.
— Мы уезжаем, дорогая!
— Хорошо. Иду.
Мне удалось собраться с силами, подняться с кровати и встать на ноги. То, что на мгновение завладело моим телом, лишило его всех сил. Футболка прилипла к телу.
Пытаясь собраться с мыслями, я быстро сняла промокшую футболку и через голову надела сухую. Оставив высохшую одежду там, где она лежала, я выскочила из спальни, выключила свет и захлопнула дверь. Сломя голову я побежала вниз по лестнице и встретила дядю и тетю в коридоре как раз в тот момент, когда они застегивали пальто.
— Если туман завтра рассеется, мы, возможно, навестим вас. Если только нас не застанет сильная гроза, которая надвигается с севера, — говорила тетя Мэй, повязывая шею шарфом. — Послушай, Андреа, если тебе захочется побывать у нас, знаешь, посмотреть телевизор, воспользоваться нашим телефоном или еще чем-нибудь, мы всегда рады. Понять не могу, как ты только терпишь этот холодный дом, где гуляют сквозняки.
— О… мне здесь хорошо, правда…
Я подумала о телефоне и своей матери. Вдруг у меня пропало желание разговаривать с ней. После того как Уильям и Мэй ушли, я заперла входную дверь и пододвинула к ней валик. Затем я последовала за бабушкой в гостиную. И тут же на меня навалился удушающий жар. Я посмотрела на газовый обогреватель и не могла поверить, но бабушка до предела убавила огонь. На спирали обогревателя сверкал едва заметный голубой кружочек. А дядя Уильям говорил, что на улице температура упала до минус трех градусов!
— Здесь становится холодно, — сказала бабушка, потирая руки и направляясь к обогревателю.
— Нет, — поспешила я возразить. — Здесь хорошо.
— Что? Здесь совсем холодно, а на мне ведь четыре джемпера. Только посмотри на себя, ты в одной тонкой рубашке без рукавов. Как ты только в ней не замерзла там, наверху?
Наверху. Платяной шкаф. Жуткий страх…
— Бабуля…
— Да, дорогая?
— Я…
Она повернулась ко мне, глядя своими затуманенными глазами, над которыми нависли кустистые брови. Похоже, с тех пор как я последний раз глядела на бабушку, морщин на ее лице прибавилось. Казалось, будто она постарела на сотню лет.
— Как дедушка? — наконец спросила я.
— Не очень хорошо, дорогая. Не знаю, что с ним. Доктор это как-то называет. Он называет это сосудистой недостаточностью. Говорит, что состояние всех его вен и артерий ухудшилось. Вот почему дедушка больше не может ходить и плохо понимает. В больнице не могут сказать, поправится ли он когда-нибудь и увидим ли мы его снова здесь, дома.
— Как жаль.
Мне действительно было жаль. Одиночество и тревоги сказывались на моей бабушке. Трудно поверить, что она так состарилась за те несколько дней, которые я здесь провела.
— Видишь, дорогая, мы с твоим дедушкой никогда не расставались целых шестьдесят два года. Ну, с того времени, как случилась большая война. Помни, ни одного дня, а теперь мы не видимся уже несколько недель. Без него я чувствую себя такой потерянной.
Она стала рыться в своих многочисленных карманах, ища носовой платок, и, найдя один, высморкалась.
— Что ж, уже поздно, дорогая, и я устала. Пойдем спать?
— Конечно, бабуля.
Она поцеловала меня и пожелала спокойной ночи. Придвинув валик к двери, я вернулась к мягкому креслу и выключила газовый обогреватель. Затем села, чтобы немного подумать.
Одно мгновение я была готова все рассказать бабушке, выдать все, что видела, все свои страхи и подозрения. Но когда увидела печаль в ее глазах, морщины усталости на лице, мне не хватило духу еще больше огорчить ее. Но была еще одна причина, почему я в последнюю минуту решила не говорить бабушке о том, что происходило. Мне очень хотелось еще и еще раз видеть своих давно умерших родственников. Желание выяснить, что с ними случилось, крепло, как и любопытство узнать, чем все кончилось. А страх развеять «чары» тем, что я все расскажу бабушке, заставил меня молчать. Казалось, будто я посвящена в тайное братство, секреты которого другим не положено знать. Я и в самом деле стала бояться, что расстрою ход разворачивавшихся событий и больше не увижу Джона, Гарриет и Виктора.
Действительно, попав во власть их переживаний, я чувствовала их страсти, стала свидетельницей их радостей и горестей. Умершие Таунсенды передавали мне свои чувства. Как же мне не ощущать кровного родства с ними? Во всем этом таилось нечто особенное, не имевшее отношения ни к этому миру, ни к современной жизни. И я начала дорожить Таунсендами. Буду ли я все еще любить Виктора, — печально думала я, — после того, как стану свидетельницей его ужасных преступлений?
Мне не хотелось думать об этом. Пока не хотелось.
Вдруг мое сердце дрогнуло. Передо мной был Виктор Таунсенд. Он стоял у камина, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Мой прадед покачивался на каблуках и разговаривал с тем, кто сидел в кресле рядом со мной.
— Мне пришлось идти на риск, Джон. Мне пришлось еще раз вернуться домой, до того как ехать в Эдинбург. Через пять месяцев я получу диплом, и тогда из Лондона отправлюсь прямиком в Эдинбург. И кто знает, когда мы снова увидимся!
— Ты рискуешь тем, что войдет отец и вышвырнет тебя отсюда.
— Да, я знаю. Но он редко возвращается из пивной до восьми часов, так что я смогу некоторое время побыть с семьей.
— Мать тоже не хочет видеть тебя.
— Да, я знаю. — Виктор мрачно посмотрел на ковер. — Ей хотелось бы, но она боится отца.
— Виктор, мы все, кроме тебя, боимся его. Ты думаешь, что мне не хотелось бы поехать в Лондон, как и тебе, и стать джентльменом? Ты сейчас даже говоришь чертовски правильно. Ты знаешь это? Никто не скажет, что ты из ланкаширских парней! Правда, Виктор, только у тебя хватило смелости пойти против его воли. И поэтому я восхищаюсь тобой.
Я смотрела на лицо Джона, пока он говорил. В его глазах мелькнула тень печали.
— Да, я восхищаюсь тобой. Меня не радует работа клерка на заводе. Но мне приходится довольствоваться этим, правда? Отец выгонит меня, если я пойду против него, а мне некуда податься. Тогда как ты, братец, все-таки получил эту чертову стипендию!
