Мара Фицчарлз - Музыка любви
— Мэтью звонил, — отозвался Майкл, — но я сказал, что все три леди еще спят. Он извинился, просил не будить.
— А как он отреагировал на твое присутствие? — поинтересовалась она.
— Позвони и узнай сама. — Он лукаво улыбнулся. — И чем скорее, тем лучше.
— Я подожду.
— Почему?
— Потому… О Господи, можно подумать, что я несовершеннолетняя! — отрезала она. — И вообще, я еще сплю! Я не могу лгать моим родителям!
Его улыбка стала шире, и лицо просияло, словно по нему прошелся солнечный луч.
— А твой брат станет врать ради тебя?
— Одному Богу известно, что он скажет. Впрочем, он как-нибудь выкрутится. Обойдется без вранья.
— Прости, Ханна. Наверное, мне следовало разбудить тебя, чтобы не компрометировать перед родственниками.
— Забудь. Я думаю, меня уже ничто не может скомпрометировать. — Тихонько рассмеявшись, она многозначительно провела по пока еще плоскому животу.
— Возможно, ты права, — согласился он, скользнув взглядом по ее рукам, по тонкому кольцу на пальце.
Грациозно потянувшись через стол, Ханна налила молоко в чашку Кристы, машинально напевая себе под нос мелодию Шона Майклза. Это уже давно стало ее привычкой.
— Ты знаешь слова всех его песен? — поинтересовался он, с любопытством поглядывая на нее.
— Да, сэр, — сказала она. — У меня есть кассеты и других певцов. Могу поставить, или тебе тоже нравится его музыка?
— Когда как, — уклончиво ответил он, не глядя на нее.
Кейси покончила с завтраком и сползла с его колен. Криста немедленно последовала за сестрой. Собирая тарелки Ханна увидела эскиз портрета Майкла в углу.
— Ты принес его сюда? — озадаченно спросила она.
— Мне кажется, — заметил он, — здесь надо кое-что исправить.
— Например?
— Сядь, — потребовал он. — Не торопи меня!
Ханна вытерла руки и, поколебавшись, подошла к столу. Он передал ей карандаш. Сидя перед ним, она анализировала свою работу, сравнивая ее с оригиналом.
— Губы не очень хороши, — процедила она.
В его глазах заплясал озорной огонек.
— Тебе не нравятся мои губы?
Карандаш замер в ее руке.
— В твоих губах нет ничего плохого, — заверила она. — Вообще-то я не стану ничего тут менять. Я чувствую их вкус, и он прекрасен…
— Сделай волосы подлиннее, любовь моя.
— Длиннее?
— Я подумываю сменить прическу.
Ханна послушно выполнила его просьбу, добавив длины и густоты его шевелюре на портрете, Напряженно работая, она совсем забыла о его присутствии.
Когда он внезапно встал, она подняла голову.
— Ты что, Майкл?
— Кассета кончилась. Пускай волосы свободно висят, — сказал он, глядя на портрет и о чем-то размышляя.
— Это уж чересчур, — возразила она. — У тебя вид будет как у дикаря.
— Все равно попробуй, — бросил он, выходя из кухни. Прекрасная музыка заполнила комнату. Ока казалась странно знакомой, будя в отдаленных уголках сознания смутные воспоминания. Ханна продолжала работать, пытаясь сообразить, где она могла слышать эту мелодию.
— Девочки смотрят «Маленькую русалку». Криста говорит, что принц Эрик должен поцеловать Ариель. Я так понял, что они уже смотрели этот фильм раньше? — Она кивнула. — Ну, как продвигается работа? — поинтересовался он.
— Не знаю, — нахмурилась она. — Это не ты.
— Да? — Легкая ирония прозвучала в его голосе. — А кто?
Ханна взглянула на него, напряженно соображая.
— Я не знаю… — Она прислушалась. — Это не моя кассета?
— Нет, это моя. Нравится?
— Прекрасная мелодия! Мягкая, нежная… Кажется, я уже слышала эту музыку. Я уверена, что слышала ее раньше, только не могу вспомнить где и когда.
— Ты слышала ее раньше?
Она снова склонилась над рисунком.
— Ну да, слышала… Майкл, ты действительно хочешь отрастить такие длинные волосы? — Она повернула рисунок, чтобы он мог видеть.
— Шон, — поправил он. — Да, вот сейчас все верно.
— Но совсем не похоже на тебя, во всяком случае, я вижу тебя иначе. Это какой-то крутой парень, который носится как ветер на своем мотоцикле, но не тот, который держал меня… обнимал… В общем, ты знаешь, что я имею в виду.
Снова послышались мелодичные переборы гитары, сопровождающие красивый низкий баритон.
— И на кого же он похож? — спросил Майкл, рассматривая рисунок.
Она напряженно вглядывалась в портрет и одновременно прислушивалась к голосу певца, наслаждаясь нежной лирической мелодией. Отведя взгляд от рисунка, она прикусила губу, соображая.
— Если я добавлю темные очки, это будет вылитый… — Она остановилась на полуслове и изумленно уставилась на Майкла.
Переводя взгляд с него на портрет, она сравнивала эскиз и мужчину, сидящего перед ней. Потом глубоко вздохнула и, словно в первый раз, ясно и отчетливо услышала удивительный голос.
— Ты — Шон Майклз, — прошептала она. И тут же вспомнила как Майкл сказал, что это его кассета, посмотрела на него. — Эта запись… Музыка такая прекрасная…
— Потому что мне помогала сочинить ее пленительная муза. Эта муза — ты, Ханна. Это все ты, твои прикосновения, твоя страсть, твоя нежность… Эта мелодия пришла ко мне, когда я в первый раз держал тебя в своих объятиях. Она не отпускала меня. Она продолжалась и продолжалась, неотступно преследуя меня. Мы вместе дали рождение этой красивой мелодии. Я назвал ее в твою честь — «Песня Ханны»!
Любопытство, изумление, восхищение… Чувства переполняли ее. Она молча смотрела на него прекрасными изумрудными глазами, и ее длинные ресницы чуть-чуть подрагивали.
— Я вспомнила, — наконец выговорила она, — именно эту музыку я слышала в коттедже. Но мне казалось, что это сон.
— Мелодия, родившаяся во мне, заставила меня уйти из твоих объятий, — объяснил он. — Ты крепко спала, а я сидел и наигрывал ее на гитаре. Еще до рассвета я написал большую часть музыки для «Песни Ханны».
Она кивнула, когда смысл его слов и страстная глубина музыки стали ясны ей. И вдруг ее озарило — она спала с Шоном Майклзом!
Закрыв глаза, она опустила голову на стол.
— Какая же я дура, — прошептала она.
— Нет, любимая, — возразил он, его тихий голос был нежен. — Ты не дура. Не наговаривай на себя. Между прочим, я то же самое думал о себе.
Она приподняла голову, широко открыв глаза.
— Почему?
— Это то, о чем я хотел поговорить с тобой. Именно это я и должен объяснить.
— Не понимаю, что, собственно, ты должен мне объяснить? — спросила она, внимательно посмотрев на него.
— Мне всегда приходилось охранять свою жизнь от назойливых глаз. Я никого не подпускал к себе. Я видел, что многие пытаются приблизиться ко мне, хотят навязать себя, свою дружбу… Мои родители старались защитить нас от посторонних, когда мы были еще детьми. Будучи подростками, мы научились держаться на расстоянии от незнакомых людей, которые хотели втереться в доверие и хвастаться дружбой с представителями богатого семейства. Мой брат попался на подобную удочку, когда ему только-только исполнилось восемнадцать. Ему предъявили иск о признание отцовства… Этот эпизод был весьма неприятен для всей семьи. Когда я решил стать певцом, я понимал, что теперь буду представлять собой такой же лакомый кусок. Искательницы богатства из кожи вон лезли, стремясь подцепить меня на крючок. Но я хотел петь. — Он провел пальцем вдоль ее щеки. — Поэтому я и решил прибегнуть к этому маскараду и взял псевдоним. И тогда толпа и разные прихлебатели начали виться вокруг Шона Майклза, но жизнь Шона Девлина принадлежала только ему одному. Я добился того, чего хотел. Когда я добавил парик, темные очки и красную рубашку, идя навстречу вкусам толпы, меня встретил восторженный рев и даже непристойные предложения. Но я ненавижу все это. И буду ненавидеть всегда! — В его взгляде горела та же непримиримость, как и в его словах.
