Фрида Митчелл - Побежденный победитель
— Я должен это понимать, как заявление об уходе? — хладнокровно спросил Алекс.
— Да, я ухожу, — резко бросила Грейс. Больше она с этим мириться не желает. Это просто немыслимо. Мало ей видеть его изо дня в день, говорить с ним, смеяться и вести себя так, как будто он ей совершенно безразличен… Но теперь он еще и демонстрирует свое отношение к ней… Немыслимая ситуация. Рано или поздно она выдаст себя, и тогда пиши пропало. — С этого момента.
— Но вы подписали контракт, — холодно напомнил он. — Вы не можете вот так взять и уйти.
— В таком случае можете подать на меня в суд.
— Не смешите меня, — впервые повысил он голос.
— Но нормальным людям свойственно подчас быть смешными, — сердито закричала она, от ярости топнув ногой при виде его неумолимой невозмутимости. — Мы совершаем безумные вещи, делаем ошибки, мы несовершенны. Мы даже любим не тех, кого надо бы. — Этого она не хотела говорить. Это вырвалось само.
— Так вы признаете, что Энди не та личность? — язвительно откликнулся он.
Энди? При чем тут Энди? — в отчаянии подумала она. Если бы он знал.
— При чем тут Энди? — яростно выпалила она. — При чем? Я говорю о том, что нормально терять иногда самообладание, нормально ошибаться, это, черт побери, по-человечески, если хотите. Но вы же боитесь малейшего проявления человеческих чувств, айсберг вы стоеросовый? Вы же изо льда сделаны. Видали, какой мачо нашелся. Бесчувственная машина для удовольствий!
Грейс понимала, что зашла слишком далеко. Она поняла это по выражению его лица. Но, видимо, слишком много всего в ней накопилось и требовало выхода, и никакая сила на свете не могла бы ее сейчас остановить.
— В глубине души вы трус, Александр Конквист, — с горечью бросала она. — Малодушный, как говорит мой отец. Вы боитесь эмоциональной ответственности и потому предпочитаете жить в состоянии глубокой заморозки.
Он схватил ее и прижал к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Грейс даже подумала, что он ударит ее.
— Так вы, Грейс, считаете, что я замороженный? — с трудом выдавил он. — Вы считаете, что в жилах у меня лед, а не кровь? Видно, вы ничего о мужчинах не знаете. Я подумал об этом, когда увидел этого вашего Энди.
Его губы с яростью приникли к ней, и Грейс решила, что как героине романа или кинофильма ей надлежит столь же яростно сопротивляться, но это был Алекс и она любила его больше жизни. С этим ничего нельзя поделать. Чем больше она узнавала его со всеми его недостатками, тем больше любила. Глупо, нелогично, позорно, но дело обстоит именно так. Она его любит, и все тут.
Она не отметила момент, когда его губы и руки утратили жесткость и стали страстными, она давно уже отвечала на его поцелуи. Поцелуй за поцелуй, объятие за объятие. И с таким неистовством, что не поверила бы, скажи ей кто-нибудь об этом, но она уже не отдавала себе отчета в том, что делает, и ничего не замечала, кроме невероятных ощущений, сотрясающих все ее существо.
Его губы действовали опьяняюще, руки обладали особым знанием того, что доставляет ей удовольствие. Грейс и не заметила, как самодельное сари упало. На нее обрушилась лавина ощущений, ей ранее неведомых, они пьянили ее и кружили голову. Она просто отдавалась им, не пытаясь анализировать.
Его пальцы гладили ее шелковистую плоть, и она извивалась в экстазе. Его губы бродили по ее щеке, мочкам ушей, шее, их палящее прикосновение рождало наслаждение всюду, где они побывали. Мурлыча что-то, он долго исследовал губами ямочку на ключице, и само это неясное бормотание возбуждало ее не меньше самих поцелуев.
— Алекс. О, Алекс! — Ее пальцы вцепились в его широкие плечи, она задыхалась, прижавшись лицом к его лицу.
Она целиком была в его власти, и оба прекрасно сознавали это, но он вдруг остановился и пробормотал:
— Грейс, выслушайте меня. Выслушай меня.
— Нет, не надо говорить, — бессвязно пробормотала она, вся во власти чувственного наваждения, в которое погрузил ее этот человек, человек, которого она любит; и вдруг признание, давно ждавшее выхода, прорвалось: — Я люблю тебя, я…
Всем своим существом она почувствовала его реакцию, хотя он не вымолвил ни слова. Затем он убрал руки и отступил, сжав челюсти так, что на скулах резко выступили желваки.
— Все это чушь, и ты сама знаешь это, — твердо заявил он, глядя на нее жестким колючим взглядом.
Грейс, вся пунцовая, путаясь в покрывале и неуклюже пытаясь натянуть его на себя, старалась не смотреть Алексу в глаза. Поделом тебе, горько думала она, мысленно ругая себя. Мало того, что позволила ему целовать себя, да еще не сумела попридержать язык вовремя и выложила ему то, чего выкладывать нельзя было.
Что же делать? Сказать ему, что слова эти ровным счетом ничего не значат, что это просто так, к слову пришлось? Он ведь, дескать, и сам считает, что для некоторых людей это что-то вроде необходимой формальности, так они поступают для очистки совести и прочая и прочая… Иначе придется пойти на еще большее унижение и сказать ему всю правду. От одной мысли об этом она готова была сгореть со стыда.
Первое может удержать ее в его жизни, если она решится остаться; второе неминуемо выбросит ее с его орбиты. Алексу Конквисту не хватает только сохнущей от любви к нему секретарши.
Одно дело Грейс Армстронг, привлекательная и исполнительная секретарша, с которой приятно поболтать между делом, и совсем другое — влюбленная Грейс Армстронг. Между ними большая разница. И чем все это кончится, ясно. Она знала наперед, какое решение примет. Только оно позволяло ей выйти из этой ситуации психически здоровой.
— Нет, Алекс, это не чушь, — решительно произнесла она ледяным голосом, бросаясь с головой в омут. — Я действительно люблю тебя, люблю с самого начала, хотя не принимаю твоих взглядов и образа жизни.
— А Энди? — Он смотрел на нее так, словно она залепила ему пощечину, а не объяснилась в любви. — Как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты с ним?..
— Да при чем тут Энди, — мрачно проговорила Грейс. Такого даже в самых мрачных кошмарах не придумаешь. Он просто презирает ее теперь, это у него на лице написано. Раньше он хоть уважал ее. Но с этим ничего нельзя поделать. Все зашло слишком далеко. — Ничего у нас с Энди никогда не было, как я теперь вижу. Я всегда испытывала к нему симпатию, даже любовь, но как к брату. И только. Если бы я вышла за него, я совершила бы ужасную ошибку.
— Но он же хочет этого, ты сама знаешь. И потом, почему ты думаешь, что не была бы с ним счастлива? — Он говорил это бесстрастно, отчужденно глядя на нее.
Он уговаривает ее выйти за Энди? Большего унижения и представить себе невозможно. Он озабочен тем, как бы отделаться от нее. Господи, как же она ненавидит его!
