Виктория Холт - Мадам Змея
Он оттолкнул ее; она позволила себе упасть на пол и заплакать. Генрих вышел из комнаты. Когда дверь закрылась, Катрин поняла, как глупо она вела себя. Так действовать было нельзя.
Она медленно встала и добрела до кровати. Упала на нее и беззвучно заплакала. Рыдания сотрясали ее тело.
Потом они прекратились. Нельзя плакать, если хочешь победить. Надо строить планы.
После этого Генрих несколько дней не подходил к ней; Катрин чувствовала, что если она покинет свои комнаты и будет общаться с придворными, то невольно выдаст свою ревность. Она молилась, стоя на коленях и расхаживая по комнате, о смерти Дианы. «Святая Дева, пусть хотя бы какая-нибудь болезнь обезобразит ее… Направь руку Себастиано ди Монтекукули. Внуши ему нужные мысли. Это необходимо Италии, и поэтому не будет грехом».
Мадаленна принесла ей новости.
— Мадам герцогиня, король послал за дофином. Он отправится к своему отцу в Валенсию. Люди говорят, что Франции грозит опасность.
Но в тот день, когда дофин должен был выехать в Валенсию, к Катрин пришел Генрих. Она лежала на кровати с тяжелыми веками. Она пожалела о том, что не успела встать, тщательно причесаться, надушиться и сменить туалет.
Он остановился возле кровати; Генрих почти улыбался, и казалось, что он совсем забыл их последнюю встречу.
— Добрый день, Катрин.
Она протянула ему руку, и он поцеловал ее — правда, весьма небрежно.
— У тебя счастливый вид, Генрих. Есть хорошие новости?
Ее голос звучал сдержанно; она владела своими чувствами.
— У армии дела обстоят плохо, — сказал он. — Но для меня все складывается удачно. Думаю, я скоро присоединюсь к отцу в Валенсии.
— Ты… Генрих… поедешь с дофином?
— Франциск лежит в постели. Он заболел и не может отправиться к отцу.
— Бедный Франциск! Что с ним?
— Я надеюсь, что отец прикажет мне заменить его.
— Король, несомненно, подождет день-другой. Что беспокоит твоего брата?
— Он играл в теннис в жаркий день. Его стала мучить жажда. Ты знаешь, что он пьет только воду. Итальянец взял кубок и отправился к колодцу. Когда он вернулся с водой, Франциск выпил ее и попросил еще.
Катрин лежала неподвижно, глядя на потолок с барельефными изображениями Святой Девы и ангелов.
— Итальянец? — медленно произнесла она.
— Монтекукули. Виночерпий Франциска. Какое это имеет значение? От жары и холодной воды Франциск почувствовал себя плохо и удалился в свои покои. Отец не обрадуется, услышав новость. Он отругает Франциска за то, что он пил холодную воду.
Катрин молчала. Впервые, находясь рядом с Генрихом, она почти не замечала его. Она видела лишь фанатичные глаза Монтекукули.
Весь двор оплакивал смерть дофина. Никто не смел отправиться в Валенсию и сообщить новость Франциску. Король знал лишь о том, что его сын заболел.
Все испытали сильное потрясение. Еще несколько дней тому назад молодой человек был здоров и бодр. Он никогда не отличался большой силой, но все же неплохо играл в теннис. Его скоропостижная смерть была загадочной.
Придворные врачи сошлись в том, что гибель Франциска вызвана водой, которую он выпил. Молодежь удивляло то предпочтение, которое он оказывал воде. Он поглощал ее в больших количествах и редко пил хорошее французское вино. Очевидно, он перегрелся на корте и поэтому приказал своему виночерпию-итальянцу принести воды.
Виночерпий — итальянец!
Придворные стали перешептываться: «Это дело рук итальянца».
О происшедшем следовало доложить королю. Сделать это выпало на долю его близкого друга, кардинала Лоррена. Человек, славившийся своим красноречием, стоя перед королем, потерял дар речи — он не мог поведать Франциску об ужасной трагедии. Он пробормотал, что у него есть печальные вести.
Франциск, поспешно перекрестившись, тотчас подумал о своем старшем сыне; он знал, что дофин болен.
— Мальчику стало хуже? — спросил Франциск. — Скажите мне. Не утаивайте ничего.
Он увидел слезы в глазах кардинала и приказал ему говорить.
— Да, мальчику стало хуже, сир. Мы должны полагаться на Бога…
Его голос дрогнул, и король закричал:
— Я понимаю. Вы не осмеливаетесь сказать мне, что он мертв.
Король в ужасе обвел взглядом присутствующих. Он знал, что его догадка верна.
В комнате воцарилась тишина. Король подошел к окну, снял шляпу и, воздев руки, произнес:
— Господь, я знаю, что должен покорно принять твою волю. Но кто, кроме тебя, даст мне силу и выдержку? Ты уже наказал меня сокращением моих владений и разгромом моих армий. Теперь к этому добавилась потеря сына. Тебе остается только окончательно погубить меня. Если ты намерен это сделать, предупреди меня. Тогда я буду знать о твоем желании и не стану противиться ему.
Потом он долго и горько плакал. Окружающие тоже заплакали, сочувствуя ему. Они не смели приблизиться к Франциску.
По Лиону поползли слухи. Катрин заметила, что люди как-то странно поглядывают на нее в коридорах и на лестницах. Они не смотрели ей в глаза, но провожали взглядами.
Мадаленна принесла ей новую весть.
— Мадам герцогиня, все повторяют, что его виночерпий — итальянец. Люди говорят, что если бы итальянцев не впустили в страну, их дофин был бы сегодня жив.
— Что еще они говорят, Мадаленна? Скажи мне все… Ты должна передавать мне все.
— Они говорят, что теперь появился новый дофин… дофин с женой-итальянкой. Следующая королева Франции будет итальянкой. Они подозревают, что дофина убил итальянский граф.
Вскоре после этого граф Себастиано ди Монтекукули был арестован.
Вопреки воле отца, Генрих отправился в Валенсию. Франциск был убит горем. Теперь ему приходилось смотреть на своего нелюбимого сына иначе. Генрих стал дофином. Важной персоной. Франциск не мог избавиться от чувства, что его преследует злой рок.
— Наверно, я — самый несчастный человек во Франции — моя армия разбита, мой старший сын умер!
В Генрихе заговорил солдат.
— Твоя армия не разбита, отец. Я явился сюда, чтобы помешать этому. Ты потерял одного сына, но у тебя остались еще два.
Франциск обнял юношу, временно забыв о своей неприязни к нему.
— Умоляю, отец, позволь мне отправиться в Авиньон к Монморанси.
— Нет! — воскликнул Франциск. — Я уже потерял одного сына. Я должен беречь тех, что остались у меня.
Генрих на этом не успокоился. Вскоре он все же уговорил отца отпустить его к Монморанси.
Генрих обрел новую дружбу — почти столь же крепкую, как та, что связывала его с Дианой.
Анн де Монморанси был строгим, даже суровым командиром и ревностным католиком, неукоснительно исполнявшим свой религиозный долг. Генрих видел в нем ангела отмщения; он внушал обозленным солдатам страх. Они могли недоедать, порой им задерживали жалованье, но Монморанси не позволял дисциплине падать; это восхищало всех. Он был уверен, что Господь на его стороне. Он славился своей жестокостью; наглецы дрожали перед ним. Он не щадил преступников. Каждое утро он читал «Отче наш» и почти ежедневно пытал, вешал, сажал на кол нарушителей дисциплины. Во время молитв он, казалось, заряжался злостью. Пробормотав их, он мог закричать: «Повесить этого человека!» или «Посадить его на кол!» В армии говорили: «Берегись молитв Монморанси».