Эйлин Гудж - Снова с тобой
– Если что-нибудь узнаешь, сообщи мне. И мы решим, стоит ли продолжать поиски. – Чарли проводил ее до двери и осторожно придержал за локоть, когда она обернулась, чтобы попрощаться. – Кстати, я восхищен твоими успехами. Мне известно, как идут дела твоей фирмы. Ноэль подолгу рассказывает об этом, стоит спросить о тебе.
Опешив, Мэри покраснела. Она не знала, что больше польстило ей: то, что Чарли расспрашивал о ней, или то, что Ноэль не скупилась на похвалы. Повисла неловкая пауза, и Мэри поспешила заполнить ее:
– Спасибо, Чарли. Как и ты, я много работаю.
– Значит, вдвоем мы составим прекрасную команду.
Он задержал взгляд на ее лице, угол его рта дрогнул в иронической улыбке. Но прошла минута, и он вновь стал прежним – озабоченным отцом.
– Ноэль – наша дочь, Мэри, твоя и моя, – с расстановкой произнес он, подчеркивая каждое слово. – Я знаю, ты любишь ее, как я. И Эмму тоже. Что бы ни случилось в прошлом, сейчас мы должны думать только о дочери и внучке.
Потрясенная его словами, Мэри негромко отозвалась:
– Мне не всегда удавалось быть рядом с Ноэль в трудную минуту. Но теперь я здесь. И я никуда не уеду, пока Эмма не вернется домой навсегда.
* * *
До книжного магазина было не более пяти минут ходьбы, но когда Мэри шагала по Мэйн-стрит, ей казалось, что от жары тротуар плавится и дрожит у нее под ногами. Впрочем, вид знакомых зданий несколько успокаивал ее. Розовое кафе «Завиток», похожее на пряничный домик, так же выделялось среди прочных кирпичных фасадов, как кружевная викторианская «валентинка» среди рекламных объявлений о распродаже. А «лучшие в мире пончики», которые расхваливал магазин Кокрейна, и правда были лучшими. У входа Мэри заметила группу загорелых мужчин и женщин в теннисных шортах – обитателей новых домов у озера, которые так раздражали Чарли, и задумалась, надолго ли Бернс-Лейк останется тихим провинциальным городком.
Витрина магазина одежды «Голливуд» на углу Мэйн-стрит и Фремонт-стрит, где некогда работала Мэри, убеждала ее, что мода до сих пор не изменилась. В витрине были выставлены те же самые манекены конца пятидесятых годов, а их наряды в спортивном стиле ушли в прошлое вместе с хула-хупом. Обувной магазин по соседству выглядел точь-в-точь как в те времена, когда Дорис каждую осень водила сюда Триш и Мэри выбрать туфли к вечеру в честь начала учебного года. Даже универмаг «Бенджамин Франклин», последний из вымирающего племени, продолжал цепляться за жизнь с упорством престарелой старой девы, увешанной побрякушками из поддельного горного хрусталя. Только здесь еще можно было напиться из неиссякаемого источника содовой воды и заказать безалкогольное пиво.
Книжный магазин Триш располагался в узком здании, втиснутом между салоном красоты «Силуэт» и бакалеей Петерсона. Сразу после открытия «Загнутой страницы» местные циники предрекали магазину скорое фиаско. Зачем платить почти двадцать долларов за книгу в твердой обложке, если можно выбрать у Петерсона одну из нескольких десятков в мягкой? Но Триш сумела утереть носы скептикам, нашла собственную нишу и завела букинистический отдел наряду с отделом новых книг. Не имея семьи, она отдавала все силы и время магазину, усердно расхваливая своих любимых авторов и произведения.
Войдя в магазин, Мэри первым делом обратила внимание на стенд с рукописным объявлением, стоящий рядом с кассой. Вверху было крупными буквами выведено: «Помогите спасти желтохохлую славку!» Пониже располагались вырезанные из журналов снимки птицы, над которой нависла угроза полного исчезновения. Тут же на столике возвышались стопка буклетов и петиция с длинным рядом подписей. Но прежде чем Мэри успела присмотреться, ей навстречу выбежала сестра.
Триш, которая сама походила на пичужку со своим круглым личиком и младенчески мягкими волосами, вьющимися на висках, пришлось привстать на цыпочки, чтобы обнять Мэри. От Триш пахло чем-то сладким, вроде лимонных леденцов, которые она обожала в детстве. Книга, которую она держала под мышкой, врезалась в бок Мэри.
– Глазам не верю! Так, значит, это правда! – воскликнула Триш. – Мама позвонила мне и сообщила, что ты едешь сюда, но я думала, она шутит. А ты ничуть не изменилась! Два часа за рулем, а выглядишь безупречно!
Мэри со смехом отстранилась и обвела взглядом полки с любовно расставленными книгами и стены с образцами кружев в рамках. Здесь ничто не изменилось со времени ее прошлого приезда. Посетители магазина перебирали книги, стоя на стремянках, или сидели у нижних полок на полу, скрестив ноги. В отделе детской литературы, где имелась даже игровая комната, курчавый малыш сосредоточенно сбрасывал книги с полок. Даже Гомер, кот Триш, чувствовал себя как дома. Развалившись в кресле, он сонно посматривал на Мэри приоткрытым глазом.
Незнакомым был лишь один предмет – стенд возле кассы. Указав на него, Мэри сдержанно заметила:
– Вижу, ты по-прежнему пытаешься спасти мир.
Триш нахмурилась и отвела со лба завиток, устремив на сестру взгляд чистых, как у ребенка, голубых глаз.
– От такой привычки так просто не избавишься. Мама сообщила, что ты перевезла в свою бывшую комнату все вещи, бумаги и компьютер. Мне не терпится услышать все подробности. Это твое решение, или тебя заставила мама?
– И то и другое. – Мэри понизила голос. – Только никому не рассказывай, что я вернулась. Не хочу, чтобы меня поняли превратно.
– Господи, конечно, я буду держать язык за зубами! В Бернс-Лейк никто не задерживается без крайней необходимости.
В голосе Триш промелькнула грустная нотка, и Мэри мгновенно пожалела о своих словах.
– Я не хотела… словом, ты меня понимаешь? Видишь ли, Ноэль не в восторге от моего приезда. Думаю, и мама тоже… и рано или поздно она заявит об этом в открытую.
– Значит, ты считаешь, что все затянется надолго?
– Зная Роберта, я убеждена в этом.
Триш заломила руки и стала похожа на попавшую в беду героиню одного из романов в глянцевых бумажных обложках.
– Бедная Ноэль! Как бы я хотела хоть чем-нибудь помочь ей!
Во вспышке раздражения Мэри чуть не выпалила: «Если бы ты остановила Роберта в тот вечер, когда осталась с Эммой, сейчас нам не пришлось бы говорить об этом». Однако такова была Триш: она охотно поддерживала родных, но, столкнувшись с реальными трудностями, превращалась в желе.
– Слушание состоится в четверг, в десять часов, – сообщила Мэри. – Ты придешь?
Триш решительно заявила:
– Разумеется!
Мэри застыдилась того, что поспешила осудить сестру. Триш отличалась великодушием, но не всегда умела находить ему применение. Она терпеливо пережидала самую длинную помолвку в мировой истории – восемь уже прошедших лет и бог весть сколько предстоящих – и не имела детей. О том, чтобы Триш переселилась к Гэри до свадьбы, не могло быть и речи – по крайней мере пока Дорис жива.
