Екатерина Риз - Крылья за моей спиной
Весь день Настя не могла успокоиться. И сказать никому не могла, всё ещё надеясь, что это ошибка. Саша пригласил её в кино, в кафе, просто прогуляться, воскресенье ведь, а ему вечером уезжать, и Настя не смогла ему отказать. Но настроение было на нуле. Изо всех сил старалась этого не показать, улыбалась, кивала, но всё больше молчала и к себе прислушивалась. Изменилось в ней что-то или нет? Тошнит ли? Не тошнило, но в кафе, глядя, как Сашка ест, понимала, что у неё аппетита нет.
— Не понравилось? Давай что-нибудь другое закажу? — Аверин изо всех сил старался ей угодить.
Настя обвела зал потерянным взглядом.
— А здесь есть молочные коктейли?
Саша с готовностью кивнул.
— Вроде есть, пойду закажу. — Из-за стола поднялся, а Настя его расстроенным взглядом проводила. И в который раз мысленно вопрос себе задала: а если правда, что делать?
Вечером простились, Сашка обнял её, как никогда крепко, поцеловал, а когда в глаза заглянул, Насте на мгновение противно стало. Всё в их отношениях не так, даже нежные взгляды теперь больше напоминают мольбу о прощении. Интересно, она так же на него смотрит? Всё-таки удивительно, что Сашка решил сделать первый шаг, всё забыть и начать сначала, видимо, на самом деле не смог без неё. То ли любит, то ли слишком привык. Нехорошие мыли под нехорошее настроение.
С настроением нужно было что-то срочно делать, и поэтому уже следующим утром Настя пошла в женскую консультацию. Невыносимо было и дальше гадать. Сказала матери, что отправляется делать фотографию для личного дела, а сама поспешила в больницу. Когда входила, на ней от беспокойства лица не было, а когда выходила вместо лица восковая маска, и больше никакой надежды на ошибку. Нет ошибки, беременна. От Маркелова. Домой пришла, легла на диван, отвернувшись лицом к стене, и так весь день пролежала. Не думала о том, как стоит решать проблему, просто отходила от шока, старалась принять случившееся. И только вспоминала Серёжку. Как выглядит, как смотрит, как говорит, как улыбается. Непонятно зачем, но пыталась воскресить в памяти его образ до последней чёрточки. Как он целовал её, что она при этом чувствовала, и, понимая, что помнит всё, хоть и убеждала себя в обратном целый месяц, на душе у неё становилось всё тяжелее. Беременность — это уже не игры, это не месть, это не интриги. Это слишком серьёзно, это всю жизнь изменит. А что с этим делать — непонятно.
Долго скрывать не удалось. Родители и без того внимание обратили на её настроение, точнее, на его полное отсутствие. Мама даже выпытать у неё постаралась, не поссорились ли они снова с Сашкой. Настя сказала, что нет, не ссорились, и так на мать посмотрела, решая, стоит ли ей сейчас сказать… Ведь сказать всё равно придётся, одна она не справится, тут и думать нечего, а врач в консультации её предупредила, что принимать решение нужно, как можно быстрее. Оставляет она ребёнка или идёт на аборт. Настя понятия не имела, что именно она будет делать. Прошло три дня, а она ни к какому решению так и не пришла. В глубине души ещё надеялась на чудо, что всё само пройдёт, что это сон, ошибка, ещё что-то, но скоро весь этот кошмар закончится, и жизнь вернется в привычное спокойное русло. Даже реагировать как следует ни на что не могла, всё как в тумане.
А потом утренняя тошнота начала усиливаться, и скрывать стало невозможно. В первый же день, как мама утром дома задержалась, так всё наружу и вышло. Она яичницу на кухне жарила, а Настя, только выйдя из своей комнаты, опрометью кинулась в туалет. Рвало её долго, потом, обессилившая, села на пол и к стене спиной привалилась, зная, что мать под дверью стоит и прислушивается. Галина Викторовна уже перестала стучать в дверь и с беспокойством в голосе интересоваться, что случилось и не нужен ли врач. Замолчала и только ждала, когда дочь выйдет и всё объяснит. Хотя, к тому времени особых объяснений уже и не потребовалось. Мать Настю таким взглядом встретила, что у той ноги подкосились. Они и так Настю не особо держали, а тут колени прямо видимо затряслись. До диванчика на кухне добралась, села, и лицо рукой закрыла.
— Настя.
Она молчала.
— Настя.
— Мам, я слышу…
— Что ты слышишь?
Сделала глубокий вдох.
— Да, я беременна.
Галина Викторовна всё же ахнула, пусть и чуть слышно. Потом несколько язвительно проговорила:
— Молодец.
Настя руку от лица отняла.
— Я не знаю, что делать.
Галина Викторовна на кухню прошла, газ выключила, потом отошла к окну, замерла ненадолго, повернувшись к дочери спиной.
— Об этом надо было думать раньше. Не знает она… Надо к врачу, надо удостовериться.
— Я уже была у врача.
— Была?
Настя кивнула, низко опустив голову. Всё ещё немножко мутило, а от тона, которым с ней мама говорила, становилось только хуже. Хотелось убежать в свою комнату и забиться в какой-нибудь угол, укрыться с головой, чтобы ничего не слышать и не видеть.
— А мне почему не сказала?
— Не знаю. Не знаю, у меня слов не было!
— Замечательно.
— Мам, ну не ругай меня, мне и так… — Всё-таки всхлипнула и начала вытирать слёзы ладонью.
— Я не ругаю, Насть. Просто… неожиданно.
— Скажи уж правду: некстати. Абсолютно… ни к чему.
— Но это ребёнок. — Галина Викторовна к дочери шагнула, осторожно погладила ту по волосам. Постаралась придать своему голосу бодрости. — Ладно, чего уж слёзы лить. — Руками развела. — Ты не знала, что дальше со своей жизнью делать, и вот тебе решение. Всё равно ведь о свадьбе говорили! Ты Сашке позвонила, сказала?
Мама смотрела на неё, ждала ответа, а Настя внутренне сжалась, не зная, что сказать. Точнее, как именно сказать. Понимала, что врать бессмысленно. Сашка приедет, и правда всё равно вылезет наружу, только тогда всё будет страшнее и непригляднее.
Настя слёзы вытерла, откинулась на спинку дивана, подняла на мать глаза. Та на неё не смотрела, налила в стакан воды, Насте протянула, а встретившись с той взглядом, насторожилась.
— Что ты так смотришь?
— Мам, понимаешь… — Лоб потёрла. — Это не Сашкин ребёнок.
— То есть как?
Настя молчала. Глядела за её спину, в окно, и молчала. Только губы кривились, Солнцева это чувствовала, и поэтому прикусила верхнюю губу зубами.
— Насть, как не Сашкин?
Передёрнула плечами.
— Вот так.
— Ты уверена?
— Других вариантов нет.
Галина Викторовна медленно опустилась на стул, не спуская с дочери ошарашенного взгляда.
— И кто?..
Настя сжала руку в кулак, до сих пор не осмеливаясь взглянуть на мать.
— Маркелов.
— О боже, Настя!
— Я знаю, знаю! — Лицо ладонями потёрла, потом волосы, упавшие на глаза, убрала. На мать посмотрела. — Мам, что делать?
