Дрянной декан (СИ) - Райот Людмила

К обоим представителям семьи Верстовских.

Возможно, я впервые так тщательно собиралась в университет. Навела, что называется, умопомрачительный марафет. Распустила светлые волосы, наложила макияж в три слоя, надела самое короткое платье из тех, что нашлось в шкафу.

Я готовилась жечь мосты. Все равно Вениамин Эдуардович меня выкинет из универа после того, что я ему в ресторане наговорила... Так хоть похожу напоследок красивая.

Все пошло кувырком с самой первой пары: Юля опаздывала, чего с ней никогда не случалось, зато Рома пришел задолго до начала занятия. Собравшиеся студенты ожидали в коридоре около закрытой аудитории. Увидев меня, молодой Верстовский присвистнул и раскрыл объятия.

– И вот и моя сладкая девочка. Ты сегодня сногсшибательно красивая, Марго!

Его слова больно резанули по сердцу, но я сделала вид, что ничего не слышала. Даже не удостоив бывшего поклонника взглядом, прошла мимо раскрытых рук и встала у стены, переключив все внимание на конспект лекций по "зарубежке".

– Рита? – Рома знатно удивился такому повороту. Выждав пару мгновений и убедившись, что я не собираюсь бежать к нему, роняя тапки, он сам подошел ко мне и попытался обнять.

– Отстань, Верстовский, – я вывернулась из-под его руки. – Я больше не "твоя девочка".

– В смысле? Что-то произошло, Рит..? – Рома понизил голос, с тревогой всматриваясь мне в лицо. На нас начали обращать внимание одногруппники: развлечений между занятиями не так много, а тут – целая любовная драма.

– Что произошло? Ах, да, забыла предупредить: мы расстаемся! – я сказала это как можно громче, чтобы слышали все до единого.

– Все равно не понимаю...

– Мы больше не пара, Рома, что здесь не понятного? Я тебя бросаю. Бро-са-ю. Дошло?

Получилось не только громко, но и злорадно. Пришел староста с ключом и открыл класс. Но студенты не спешили заходить в аудиторию – ждали, чем закончится увлекательная сцена.

– Но почему?! – Ромка выглядел действительно сбитым с толку. И как только у него получается так убедительно играть? Даю руку на отсечение, в весеннем спектакле ему достанется одна из ведущих ролей.

Я задумалась. Попробовать описать ему свои чувства? Не, бесполезно. Все равно не проникнется. Еще скажет, что накручиваю себя и выдумываю чепуху. Поэтому выдала самое короткое и емкое объяснение:

– Ты меня недостоин!

И первой вошла в аудиторию. За мной потянулись остальные, жадные до зрелищ студенты. Я села за свободную парту, стараясь сохранять гордый и неприступный вид, положила рюкзак на соседний стул. Надеюсь, Гарденина скоро доедет, и я перестану чувствовать себя злобной одиночкой, которая по собственной воле отпустила на вольные хлеба самого желанного парня Ливера.

– Ну ты и стерва, Красовская, – пораженно выдохнул Стас, проходя мимо меня.

Я пропустила его выпад мимо ушей. Лучше буду стервой, чем просто мимолетной связью, очередной вехой в списке Роминых побед. Теперь никто не посмеет сказать, что мы расстались, потому что он со мною наигрался.

Рома вместе со Стасом сел поодаль, на пару рядов дальше от доски.

– У нас что, ретроградный Меркурий начался? – донесся до меня озадаченный голос Верстовского. – Всех так и колбасит в последние дни...

– А кого еще?

– Да отец сегодня привез в универ полную машину цветов. Собирался раздать сотрудницам из деканата.

Сразу после его слов прозвенел звонок, и в аудиторию вошел декан. Я сжалась на своем стуле, стиснула челюсти и уткнулась в конспекты. Меня в который раз за последние дни бросило в жар от негодования. Строчки учебника заплясали перед глазами. Что бы мы сегодня не проходили, я вряд ли смогу сосредоточиться на учебе.

– Ну что ж, МОЛОДЕЖЬ, – сказал старший Верстовский, встав около преподавательской кафедры и интонационно выделив последнее слово. Прозвучало достаточно устрашающе, чтобы студенты притихли, ожидая очередных литературных тягот, а я спряталась за спиной сидящего впереди Митьки Хворостова.

– Отложим изучение "Гамлета" на следующую неделю, а сегодня почитаем. Но не найдетесь, что удастся отдохнуть на легкой теме... Вас ждет огромное домашнее задание.

Студенты дружно застонали. Чувствую, всей группе придется расплачиваться за мою вчерашнюю дерзость. Ну, а чего он ожидал? Что я с радостью побегу к нему в постель, да еще и цену соответствующую назначу? Мне ведь почти начало казаться, что с Верстовским можно нормально общаться... Что он в меру адекватен, понимающ и обходителен. И обманулась снова. Разочарования шли одно за другим.

– Итак, мы займемся изучением сонетов, коих у Шекспира великое множество. Сколько, кстати? Кто-нибудь знает?

Я знала, но решила не отсвечивать.

– Сто пятьдесят четыре! – пропищала от входа Юлька. – Здравствуйте, Вениамин Эдуардович! Можно войти?

Верстовский развернулся к ней всем телом, не спеша давать ответ. Я воспользовалась тем, что он отвлекся, осторожно выглянула из-за Митькиной спины и обомлела. Декан... подстригся! И теперь самой верхней своей частью напоминал модель, сошедшую со страниц глянцевых журналов о парикмахерском деле. В комплекте имелся коротко стриженый затылок, ярко–выраженный пробор, уложенная набок многослойная челка и выбритые, мать его, виски.

Неужели мои слова так задели его, что он решил срочно подтянуть свою внешность до стандартов мужской сексуальности? Или, того хуже, полагает, что какая–то прическа способна изменить мое нелицеприятное мнение о нем? Ну до чего самонадеянно!

– Правильно, Гарденина. Хорошо, сделаю вид, что не заметил опоздания.

Юля важно кивнула и вошла в класс. Нет, не вошла... вплыла! Подлетела ко мне, словно на мягком ванильном облачке, благоухая цветочными духами и бросая на Верстовского восхищенные взгляды.

– Как я уже сказал, сегодня вы почитаете мне сонеты. Выбирайте любой, который придется вам по душе, и вперед, прямо по очереди. Главное условие – читать с чувством, чтоб аж слезу вышибало. Только попробуйте не дожать с эмоциями...

Студенты зашуршали страницами сборника сочинений, ворча под нос и готовясь к моральной экзекуции. И правда – "читать с чувством" оказалось не так просто, ведь жадному до театрализованных действий декану вечно не хватало накала страстей в голосе, лице или позе чтеца.

К девушкам он стал более менее лоялен, после того как Рита Бокова разрыдалась на фразе "Но слез твоих, жемчужных слез ручьи,/ Как ливень, смыли все грехи твои!". После ручьев ее слез нам разрешили просто вставать во время чтения. Парней же, скупых до проявления эмоций, Верстовский заставил выходить к доске и прикладывать левую руку к сердцу.

Что касается Стаса Мильнева, то он читал так "отвратительно невзрачно", что ему пришлось вдобавок упасть на одно колено перед преподавательской кафедрой.

– А что ты хотел? – съязвил Верстовский. – "Искусство – ноша на плечах".

Твой раб, ужель я не поспешу

Исполнить каждое твое желанье?

Я верно прихотям твоим служу

И целый день во власти ожиданья.

В такой позе и под еле сдерживаемый смех одногруппников, Стасу наконец удалось выдавить из себя достаточный градус пиетета.

Когда очередь дошла до меня, я была морально готова ко всевозможным публичным унижениям, но Верстовский воспринял мое исполнение весьма прохладно. Не сделал замечаний и даже не посмотрел в мою сторону, продолжая созерцать набрякшую дождем осень за высоким окном. Стало даже чуточку обидно. А может, все мои страдания и так прозвучали достаточно явно, отпечатанные в голосе словно с помощью кальки?

Уж если ты разлюбишь — так теперь,

Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.

Будь самой горькой из моих потерь,

Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь,

Не наноси удара из засады.

Пусть бурная не разрешится ночь

Дождливым утром — утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг,

Когда от мелких бед я ослабею.