Екатерина Вильмонт - Трепетный трепач
— Игнат, а что именно ты прочел? — всполошилась я.
— «Черное кружево пошлости».
— Какое интересное название, — задумчиво произнес Званцев. — Но ни один продюсер на него не согласится.
— Ты не прав, друг мой! Это суперское название, на него определенно клюнет зритель, причем разный…
— «Черное кружево пошлости», — словно пробуя на вкус, повторил Званцев. — А, пожалуй, ты прав… Это будет любопытно. Друзья, дайте прочесть, умоляю!
— Ага, и ты сразу захочешь лапу наложить. Чур, я первый!
— Игнасио, ты чересчур горячий парень, хоть и гений. Пораскинь мозгами, если Лерочкин сценарий и впрямь так хорош, то твое и мое имя гарантируют внимание и хорошее отношение продюсеров, а потом и критики. А твой эксперимент вряд ли. Поэтому давайте-ка, Лера, гоните ваше «Кружево», а там поглядим, что к чему.
— Лера, а ведь он прав, собака! В такой двойной упаковке «Званцев — Рахманный» ты прозвучишь лучше и громче. И ради такого дела я готов пожертвовать своим режиссерским дебютом.
У меня голова шла кругом. Неужели такое возможно?
— Но ты же хотел сам… И не надо жертв… — нерешительно начала я.
— А я не упертый! И Мишка хорошо знает, что говорит.
— Но ведь Михаилу Борисовичу сценарий может не понравиться…
— Ну, это вряд ли, дорогая вы моя! У Игнасио на этот счет вкус безошибочный. Сбросьте мне на почту, я за час прочту.
— А как же «Насморк»? — полюбопытствовала я.
— А там еще нет ни сценария, ни даже кандидатуры сценариста, а сам Лощилин писать не хочет. Все своим чередом.
Я представила себе, как обозлится Димка, если я обскочу его на этом этапе. Ну и пусть, так ему и надо!
За окнами швейцарского шале с утра лил дождь. А в доме было тепло и уютно. Дедушка Франсуа учил Гришку играть в нарды, и надо сказать, что Гришка делал большие успехи, чем заслужил похвалу новоявленного деда, в котором уже души не чаял. А на кухне Елена Павловна учила Катьку печь яблочный штрудель.
— Смотри, Катюшка, это тесто теперь надо хорошенько отбить. Берешь его вот так и изо всех сил колотишь об стол, вот-вот, правильно, даже еще сильнее, и так минут пять. А потом кладешь на тарелку и закрываешь горячей миской или кастрюлькой. Десять минут полежит и станет мягким, эластичным, его легко будет раскатать тоненько-тоненько. А пока почисти яблоки, хотя нет, я сама почищу.
— Почему это? — возмутилась Катька. — Ты боишься, что я порежусь? Бабуля, я ж не маленькая, ты забыла?
— Для меня ты все равно маленькая, но яблоки и вправду уже почистить можешь, — засмеялась Елена Павловна.
— Знаешь, баб, а я даже рада, что сегодня такой дождь и не надо никуда мчаться. У меня уже от впечатлений голова трескается. Я вот из Марокко писала маме подробные письма, обо всем рассказывала, а сейчас даже не знаю, о чем писать, каша в голове.
— Что, совсем я вас загнала?
— Есть немножко.
— Отлично, тогда дней пять отдыхаем, никуда не ездим, решено!
— Спасибо, бабуль!
— Ну вот, доставай тесто, дели на две части, бери вторую скалку и раскатывай как я. И тяни, тяни, чтобы как можно тоньше получилось. Молодец! У тебя просто замечательно выходит, даже лучше, чем у меня.
— Бабуль, а давай мы маме не станем говорить, что я учусь готовить. Представляешь, мама вечером приходит, а на столе шикарный ужин, допустим, мясо по-мароккански и яблочный штрудель! Как? Откуда? Бабушка приехала? А я так скромненько — нет, мамочка, это я сама приготовила! Вот мама удивится! Такой кайф!
— Согласна, это будет кайф! А Григорий не проболтается?
— Нет, он хоть и маленький, но умеет держать язык за зубами.
— Он вообще золотой мальчишечка. Франсуа говорит, что у него замечательные математические способности.
— Бабуль, там, кажется, кто-то приехал. Вроде на такси.
— К нам?
— Да. Мужик какой-то. Ты никого не ждешь?
— Нет. Может, кто-то ошибся адресом?
В этот момент раздался звонок.
— Я открою, — сказала Елена Павловна, вытирая испачканные в муке руки. Она нажала кнопку домофона, и на дисплее появилась мужская фигура под большим зонтом.
— Алло, вы к кому? — по-французски спросила Елена Павловна.
— Мама, открой, это я, Дима!
— Бабушка, не надо, не открывай! — испуганно крикнула Катька.
— Как я могу! — воскликнула тоже испуганная Елена Павловна и открыла калитку. Какого черта он сюда явился? Уж не случилось ли что-то с Лерой?
— Мама, здравствуй! Не ждала?
— Господи, Дима, ты почему не предупредил? Ну, заходи же, зонт поставь вот тут, снимай ботинки, повесь плащ на плечики, — бормотала Елена Павловна в полной растерянности. Катька куда-то скрылась.
— Ну что, мама, ты совсем не рада меня видеть? А я был в Женеве по делам и вот решил заехать, проведать тебя и Катюшку. Погода, правда, подгуляла. Ну, как вы тут?
— Дима, скажи ради бога, с Лерой все в порядке?
— С Лерой? О да, Лера в полном порядке, крутит безумный роман, вроде даже замуж собирается.
У Катьки, слышавшей все это, упало сердце. Мама собирается замуж… Лощилин примчался сюда… Зачем? Как все странно и даже страшно…
— Ну что ж ты стоишь в прихожей? Проходи в гостиную. Катя, Катюша, поди сюда! Катя, я же знаю, что ты меня слышишь! Иди сюда!
Когда Катька вошла в комнату, Лощилин ахнул. Это была на редкость хорошенькая девочка, почти уже девушка, с серьезным и даже хмурым лицом. Светло-русые волосы, большие серые глаза, чудесный загар, одним словом прелесть, что за девочка.
— Катюха, какая ты большая стала, совсем, можно сказать, барышня и красивая какая…
— Здравствуйте! — сделала книксен Катька. Сроду она книксенов не делала и никто ее этому не учил. Как-то само получилось.
— Катюха, ну что ты как неродная? Ну, прости ты меня за то идиотское интервью. Думаешь, я не понимаю, каково тебе было это читать? Все осознал, раскаялся, и вот, приехал просить прощения.
Она смерила его совершенно холодным взглядом, тихо бросила:
— Бог простит!
И быстро вышла из комнаты.
— Мама, ты это видела? — ахнул Лощилин.
— А чего ты, собственно, ждал?
— Выходит, не так уж я был далек от истины, давая то интервью? Это ужасно!
— Димочка, а ты ведь даже не спросил про Гришу, он Катин брат, она его обожает и не понимает, чего ты вдруг явился просить прощения… Сказать по правде, я тоже не очень понимаю. И не очень верю в искреннее раскаяние.
— Знаешь, мама, со мной в последнее время стало происходить что-то ужасное, какие-то приступы слепого бешенства, мне стало как-то трудно и душно жить и я… Но это не о том… Знаешь, мне тут недавно предложили продать права на экранизацию «Насморка», он ведь написан о Лере, и я подумал, что она могла бы сделать по нему сценарий… Но она категорически отказалась… И в связи с этим меня позвал в гости в свой загородный дом Мишка Званцев и там я встретил Леру с ее хахалем. И до меня вдруг дошло: все мои проблемы, все трудности, все приступы бешенства — из-за нее, из-за того, что я все еще люблю ее и только ее…
