Джессика Марч - Соблазн
– Мы что-нибудь придумаем. У нас еще есть какое-то время.
На следующее утро он сказал, что должен слетать в Бостон. Там нужно наладить кое-какие дела – привести все в порядок, пока не настанет то страшное затишье и скандал не принудит его уйти из «Кроникл».
Ливи все казалось таким неожиданным. Ведь они еще так много планировали. Ей требовалось обсудить, каким образом они могли бы подготовить Кари…
Но он заверил ее, что вернется назад к вечеру – как некогда обещала она ему, когда неожиданно провела день вдали от дома. Он потянулся к ней, чтобы поцеловать ее, но она неожиданно отшатнулась. Он отступил назад и улыбнулся, словно хотел показать, что не обижается на нее. И потом вышел из комнаты.
Только после того, как он ушел, она вспомнила, что ее объяснение, которое она дала после той своей однодневной поездки было ложью. Она побежала за ним, жалея, что не дала себя поцеловать… Однако он уже ушел.
К вечеру ей позвонил капитан из полиции штата Массачусетс. Осторожным голосом он рассказал ей про несчастный случай: обломки П-51 – а он летел в одиночестве – рассеяны вдоль Беркширских гор. Пока еще трудно утверждать что-то наверняка, однако причина, на его взгляд, кроется в неполадках приборной панели управления старого самолета. Лишь только она повесила трубку, как в ее мозгу запульсировал вопрос: был ли это несчастный случай, любовь моя, или ты пожертвовал своей жизнью? О, дорогой мой, любовь моя, прости меня, прости за то, что я так жестоко с тобой обошлась.
Телефон молчал не больше минуты, а потом последовал еще один звонок – от Мэтью Фрейма, редактора «Кроникл».
– Миссис Уолш, простите, что беспокою вас. Но тут произошло…
– Я уже знаю об этом, мистер Фрейм.
Он тут же изменил тон:
– Вы должны знать, что каждый сотрудник газеты разделяет ваше горе. Кен был чудесный человек, лучший из всех.
– Да… да, он был, – ответила она, подумав, как же это страшно – произнести слово «был», прошедшее время, сколько в нем окончательного и невозвратного.
– Миссис Уолш, я надеюсь, что вы не станете возражать, однако мы должны выпустить газеты, и мне хотелось бы обсудить с вами некролог, быть может, вы что-то захотите добавить… какой-либо семейный материал, которого у нас в редакции может и не быть в досье.
Она на минуту задумалась. Затем пришли слова – казалось, почти сами собой, словно их диктовал призрак.
– Раз уж вы спрашиваете, мистер Фрейм, я вам скажу точно, как я хочу, чтобы это все выглядело. Поместите сообщение о гибели Кена на первую полосу, в черной рамке. Я хочу, чтобы вы перечислили все виды благотворительной деятельности моего супруга, а еще я хочу, чтобы вы позвонили председателям обеих партий и получили от них высказывания о том, каким верным патриотом Америки был Кен. Еще есть какие-то проблемы, мистер Фрейм?
Молчание говорило о том, что редактор был застигнут врасплох ее командирским тоном. Но затем он дал ответ тоном полного повиновения: – Никаких проблем, миссис Уолш. Вот так Ливи Уолш отведала крошечную толику власти, и даже среди горького пепла ее горя она отметила ее сладость, даже и не представляя в тот миг, что вскоре это станет ее пищей и питьем.
– Благодарю вас, мистер Фрейм, – сказала она. – А позже я дам другие указания.
Редактор попрощался без возражений. Я правильно поступаю, Кен? – спросила она его душу, которая, как ей казалось, витает где-то над ее головой. Сработает ли этот трюк? Заставит ли он того ублюдка устыдиться и хранить молчание?
Хорошо сработано, Ливи-лув, прошептал призрак, но нужно сделать еще кое-что…
Она кивнула, так, словно видела его отчетливо, сняла телефонную трубку и позвонила в Белый дом.
– Пожалуйста, Фреда Уильямсона. Передайте ему, что звонит миссис Кеннет Уолш. Я уверена, что он ответит на мой звонок.
Голос, который ответил, был низким, мужским и, как определила Ливи, крайне напуганным.
– Миссис Уолш, – сказал он, – я выражаю мое самое глубокое сочувствие к вашей утрате. Все в Вашингтоне…
На какой-то момент внимание Ливи ослабело, когда она пыталась представить себе этого человека, к которому Кен обратился в своем одиночестве. Прекрати, приказала она себе, сейчас не время.
– Мистер Уильямсон… Фред, – сказала она с новообретенным спокойствием. – Я думаю, что вам следует немедленно подать в отставку… еще до подписания договора. Если вы не… если вы не… – и тут ее голос надломился, – тогда я не уверена, что смерть Кена защитит вас от последствий.
На другом конце провода наступило молчание, затем раздались гудки. Но Ливи не стала перезванивать. Эта вторая крошка власти оказалась еще Слаще, чем первая.
Через неделю после похорон Кена Ливи вошла в «Кроникл» и пригласила всех редакторов в его кабинет. Стоя за письменным столом Кена, она сделала свое заявление:
– Я созвала вас всех сюда, поскольку не намерена произносить эти слова дважды. Вне всяких сомнений, вы сейчас гадаете, кто будет новым издателем. Вы на него глядите. – Она выждала момент, пока члены редакционного коллектива обменялись удивленными взглядами. – Я знаю, что вы сейчас думаете: Ливи Уолш не имеет никакой квалификации, Ливи Уолш ничего не смыслит в издательском деле. – Ее взгляд переходил от одного сотрудника к другому. – За исключением того, что знал Кен Уолш, я полагаю, что знаю лучше, чем кто бы то ни было на земле, как Кен хотел бы делать свою газету. Так что не надо никаких возражений. Мне требуется ваша помощь и ваше терпение. Вне всяких сомнений, поначалу я буду задавать множество дурацких вопросов; но я буду ожидать на них ответы, а еще буду ожидать – нет, требовать – вашей поддержки и преданности. И когда подойдет время для продления контрактов, именно это я и буду учитывать в первую очередь. Надеюсь, что мы найдем взаимопонимание. Вот и все на сегодня. – И с этими словами Ливи отпустила изумленный и разочарованный коллектив.
В течение следующих шести месяцев она жила на собственном адреналине. Она начала курить и поддерживала свою энергию на уровне, а внутреннее беспокойство прогоняла при помощи бесчисленных порций крепкого, горького кофе, приправленного «бурбоном». Сидя в кресле Кена в кабинете «Кроникл» – плывя в пространстве, заполнить которое ей не удавалось и на четверть, – она поклялась себе, что будет учиться всему.
А затем чудесным образом байты и куски информации стали складываться в цельную картину. Вопросы к сотрудникам Ливи стала задавать все реже, ее распоряжения стали энергичней и уверенней. «Бурбон» превратился в ее союзника, в ее источник храбрости, а при нужде и в источник забвения и отдыха.
Ее новые репортеры, которых она переманила из «Бостон Глоб», получили премию Пулитцера за серию о наркоманах в черном гетто Вашингтона, а затем и Ливи попросили занять место в Пулитцеровском номинационном комитете на следующий год.
