Кэтрин Мэлори - Поцелуй француза
— Как насчет того, чтобы вкусить ночных развлечений? Вон там, на вершине холма, казино «Де ла Форе».
— Неужто ты игрок? — удивленно спросила Джин.
— Вообще-то нет, — признался он. — Но сегодня вечером я чувствую азарт. Со мной красивая женщина, она принесет мне удачу.
— Это смешно, Поль, — сказала она, чувствуя себя польщенной.
— Ты права, но все равно пойдем. Оттуда открывается прекрасный вид на Аркашон. К тому же мы много не проиграем: ставки там очень низкие.
Казино находилось в здании необычного, викторианского стиля. Когда они вошли, Джин с облегчением увидела, что посетители одеты довольно просто. Она-то думала, что будет выглядеть белой вороной в своих джинсах и майке на фоне смокингов и вечерних платьев.
Поль сам не играл, но купил своей даме стопку фишек для игры в рулетку. Джин неожиданно начала выигрывать и, поощряемая толпой, делала безрассудно лихие ставки.
— У тебя полоса везения, зеленоглазка, — шепнул Поль ей на ушко.
— М-м-м… просто со мной красивый мужчина, он приносит мне удачу, отозвалась она, вспоминая его слова.
В конце концов полоса везения кончилась, и Поль после трех проигрышей подряд увел ее от рулеточного стола, сказав:
— Заканчивай, пока ты в выигрыше.
Джин была уверена, что выиграла целое состояние, но, обменяв фишки на деньги, увидела, что прибавилось всего пятьдесят франков.
Заметив ее разочарование, Поль засмеялся.
— Я же говорил тебе, что здесь низкие ставки. Неужели ты думала, что я позволю тебе проиграть мою рубашку?
Весело улыбнувшись и пожав плечами, Джин взяла его под руку и пошла вместе с ним в соседнее здание, в котором находился танцзал. Рядом с таким мужчиной совершенно невозможно было беспокоиться о таких приземленных вещах, как деньги.
Громкая пульсирующая музыка, казалось, отдавала в каждой косточке Джин, и она с готовностью покорилась навязчивому ритму танца. Поль танцевал с такой же самоотдачей, удерживая ее на площадке минут сорок без перерыва, в то время как диск-жокей объявлял одну песню за другой. Лишь поздно ночью, совершенно выбившись из сил, они покинули зал.
Дорога назад была долгой, и за час перед приездом в Ла Бруиль Джин заснула в машине.
На следующий день она проспала почти до полудня, но проснулась с приятным чувством свежести. После ванны она спустилась вниз поискать Поля, желая каждую минуту бодрствования быть с ним, нежиться в тепле его внимания.
Но Поля в доме не оказалось, и даже Ив не знал, куда он запропастился.
— «Ягуар» исчез, значит, его нет в Ла Бруиле. Слушай, Джин, а тебе идет легкий загар! Надо бы тебе почаще бывать на пляже.
— Ты рассуждаешь, как настоящий калифорниец, — поддела его Джин.
В ванне она с удовольствием заметила, что покрылась с ног до головы легким, почти сплошным загаром. С улыбкой на лице, она вспоминала вчерашний день, но сейчас ее радость отчего-то померкла.
Где Поль? Она знала, что это ребячество, но ей так хотелось обвить его шею руками и целовать, целовать… Чтобы весь мир с его проблемами отступил прочь, и остались лишь они вдвоем.
Джин позвонила Лоуэллу — судя по голосу, он чувствовал себя хорошо, потом поговорила с доктором Пьераром, правда, больше из чувства долга, нежели из искреннего интереса. Ей не слишком хотелось вспоминать обстоятельства, вынудившие ее переехать в Ла Бруиль. Ах, если бы только эти холодные ясные сентябрьские вечера, чудные багряные закаты и долгие прогулки с Полем могли длиться вечно!
Поль появился только перед самым обедом, и опять за вечерним столом повисла натянутая атмосфера. Довольно обычный разговор казался Джин пустой, раздражающей болтовней. За целый день она безумно соскучилась по Полю, но что ей оставалось делать, кроме как сидеть и молча слушать дискуссии на тему грядущего урожая?
Ей казалось, что и Поль тоже соскучился по ней, но после обеда он ушел вместе с Ивом к себе в кабинет и сидел там допоздна. С тяжелым сердцем Джин легла в постель, но сон был так же далек, как луна.
Если бы только он пришел к ней! Замирая от волнения, она лежала, надеясь услышать его шаги по коридору. Но дверь в ее комнату оставалась неколебимой, как врата в склепе.
В полночь в доме воцарилась полная тишина, и Джин подумала, что вряд ли выдержит еще хоть минуту одиночества. Она так глубоко, так отчаянно любит его! И она хочет его. На пути этого желания уже не осталось ни страхов, ни преград. Да и как могло быть иначе после вчерашнего?
Образ Поля, выходящего из волн со стекавшими по телу струями, не давал ей покоя. Ей казалось, что она вот-вот умрет от мучительного страдания.
«Хватит!» — возопил внутренний голос Джин. Ей больше не выдержать без него ни секунды! Она же взрослая женщина и вправе сама распоряжаться своей жизнью. Ради чего ей терпеть эту двойную пытку страстью и одиночеством?
Она мгновенно соскочила с кровати, прошла в темноте к стулу и завернулась в халатик. Почти бесшумно ступая босыми ногами, Джин направилась по коридору к его спальне. Дрожа от волнения, она повернула ручку, и незапертая дверь открылась. Джин вознесла к небесам благодарственную молитву.
Тихо прикрыв за собой дверь и плохо ориентируясь в слабом лунном свете, падающем из окна, она скорее наугад пересекла комнату.
Поль лежал на просторной кровати, уткнувшись лицом в подушку. С бьющимся сердцем Джин скинула с себя халатик и скользнула к нему под одеяло, восторженно разомлев от тепла его тела.
Легко, как дуновение ночного ветерка, ее пытливые пальцы ощупали широкие плечи, тугие связки шеи и густые шелковистые волосы.
Поль зашевелился во сне и, повернувшись на бок, обхватил рукой девушку. Губы его волшебным образом нашли ее губы, и в тот же миг она растворилась в блаженном упоении, прижавшись к нему всем телом.
Вдруг он издал испуганный крик и отпрянул. Вспыхнула настольная лампа, на какой-то миг ослепив Джин.
— Ты?!
Постепенно глаза ее привыкли к свету, и она отняла от лица ладонь. Поль сидел на постели, молча уставившись на нее, выражение радости в его взгляде сменялось недоверием.
Потом он откинул одеяло, и ее молочное тело мягким ярким облаком засветилось на голубом небе простыни.
— Это и впрямь ты, — сказал он наконец с приятным удивлением. — Я думал, это опять сон.
Внезапная перемена в нем напугала Джин, и откуда-то из глубины души нахлынул горячий стыд. Та смелость, с которой она зашла в его спальню, казалась ей теперь непростительным распутством, а ее обнаженное тело священной иконой, выставленной на продажу.
Когда она заговорила, ее мягкий голос дрожал.
— Прости меня, Поль, я пойду…
