Елена Чалова - Пустите меня в Рим
– Я не хочу.
– Да ладно, когда еще мы так потанцуем? Только если на серебряной свадьбе.
Мне стало обидно до слез.
– Я не умею вальс.
Он тряхнул головой и сказал:
– Я умею. Буду вести, а ты за мной. Давай, Туська, ты все можешь. В конце концов, у тебя прекрасное чувство ритма.
Я бросила взгляд в зал. Там было уже довольно много народу, и не все отличались лебединой грацией. Черт с ним со всем, в конце концов, я хочу танцевать!
И мы танцевали. Боже мой, после Рима это был самый счастливый момент в моей жизни: сияли люстры, кружились в танце элегантные и улыбающиеся люди, но я точно знала, что мы с мужем самые счастливые и красивые здесь. Я видела это в его глазах и чувствовала по тому, как нежно и крепко он обнимал меня за талию.
По мере того как убывало спиртное на столах, речи и тосты становились все короче и эмоциональнее. Никто ничего не переводил, но как-то практически все было и так понятно. Обнаружилась даже самодеятельность. Один из немцев показывал фокусы, чехи пели какую-то песенку, судя по хихиканью, что-то вроде частушек, а Ник и Маша станцевали классический рок-н-ролл, вызвав бурю аплодисментов. Оркестр, игравший первоначально вальсы и прочие замечательные танцы начала позапрошлого века, перешел на что-то в стиле «дискотека восьмидесятых» плюс Гленн Миллер и тому подобное. Не были забыты народные песни, и нам пришлось отплясывать под цыганочку. Потом пошли конкурсы типа «кто закатит апельсинчик партнерше в декольте без помощи рук». Часам к трем за столом остались только наши. Немцы и чехи отбыли баиньки. Осознав, что пить больше нечего, а есть не хочется, мы решили пойти погулять, тем более что мальчики пообещали нам сюрприз.
Правда, сперва пришлось сбегать переодеться, на улице оказалось весьма холодно, и гулять в вечерних платьях не хотелось. Мужики наши вымелись раньше, назначив нам таинственное свидание «у главного входа в замок».
Не прошло и получаса, как мы с девочками столпились на ступенях. Замок был темен и тих, все уже спали, утомленные танцами и празднованиями. Мы невольно понизили голоса и шепотом спрашивали друг у друга: где, черт возьми, наши оболтусы ходят? И вдруг раздался свист и взрыв – в небо взвилась ракета, потом еще одна. К нам подбежали Мишаня, Дим и Платон с бутылками шампанского, и мы, криками приветствуя каждую особенно роскошную вспышку, пили за Новый год и любовались фейерверком. Оказывается, в дело пошла та самая тяжеленная сумка со всякой пиротехникой. И вот теперь ракеты и петарды одна за другой взмывали в воздух, и в темном небе расцветали пальмы, цветы и разноцветные звездочки. В замке зажегся свет, и из окон выглядывали люди. Кто-то любовался халявным салютом с удовольствием, но были и недовольные лица. И вдруг что-то пошло не так (потом ребята – два бесхозных молодых человека – объяснили, что направляющая трубка одной из петард накренилась, а они не заметили вовремя – грелись, надо полагать). И заряды полетели в сторону замка. Увидев несущийся на нас золотистый шарик, мы с визгом посыпались с крыльца, а менеджер бросился вызывать скорую и пожарных. Столпившись в сторонке, мы со страхом наблюдали за происходящим. Эта конкретная хлопушка была сделана так, что каждый последующий заряд поднимался чуть выше – в нашем случае пролетал чуть дальше – остальных, а потом взрывался снопом разноцветных брызг. И вот мы смотрели, считали и с ужасом гадали – долетят ли заряды до замка. Шестой ба-бах!
Седьмой – еще ближе, у самых окон второго этажа. Восьмой снаряд разбил-таки окно – послышался звон стекла и негодующие, испуганные крики. А ведь снарядов десять, и что, если, влетев в разбитое окно, искры фейерверка вызовут пожар? Мы же не расплатимся никогда! И вдруг все увидели, что девятый снаряд пошел точно вверх, так, как и должен был, и его роскошная вспышка случилась на совершенно безопасной высоте. И десятый тоже разорвался в небе под наши ликующие крики. Позже, когда улеглась суета, выяснилось, что, пока все глазели, Платон и Дим добежали до места запуска и, отпихнув растерявшихся парней, подобрались к установке и выпрямили ее. Я так понимаю, что это дело опасное – хватать руками пиротехнику как раз в тот момент, когда из нее шарашат один за другим снаряды, но они это сделали. Приехавшие пожарные оказались не нужны, а скорая сделала пару успокоительных уколов особо нервным постояльцам. Оказалось, что комната, где разбилось окно, была чем-то вроде кладовой: там хранились мебельные балдахины, полотенца, постельное белье и прочие хорошо горящие вещи, так что слава богу, что все обошлось без пожара.
Уставшие и переполненные впечатлениями, мы побрели спать. Платон и Дим отправились улаживать проблему с управляющим. Когда Дим вернулся, я уже была в кровати. Мишаня храпел, но мы с Ларисой засыпали Дима вопросами:
– Ну что? Ну как? Дорого нам это будет стоить?
Дим сказал, что Платон расплатился за разбитое окно и купил ящик шампанского, приказав завтра утром доставить каждому, чьи окна выходили на парадное крыльцо, бутылку и коробку шоколада в качестве моральной компенсации за переживания и нервный стресс.
– Во сколько же это ему обойдется? – испуганно спросила я. – Может, все же скинуться?
– Платон сказал – не надо. Вообще-то он парень не бедный, просто не понтовый, – буркнул муж, забираясь в кровать.
Больше разузнать ничего не удалось, потому что Дим просто по-свински заснул.
До Праги мы добрались без проблем автобусом и пошли гулять. Мне очень понравился город. Первое, что мы увидели в современной его части, – это телевизионную башню. Башня ниже Останкинской, но зато по ней ползают толстенькие младенцы. Это совершенно фантастическое зрелище – вверх и вниз двигаются (не двигаются, конечно, но как будто), ползут детишки до годика, самого такого ползункового возраста – пухленькие, смешные. Допрошенный нами горожанин, мешая русские и английские слова, рассказал, что это проект какого-то художника – он сделал детишек для международной выставки как протест против абортов. А потом их поселили на башне. Надеюсь, ползунки улучшили демографическое положение в стране.
Старый город совершенно сказочный, особенно Йозефов квартал и переулочки в центре. И Град на горе, загадочной громадой возвышающийся на другом берегу реки. К нему приходится подниматься по ступеням, бесконечные лестницы – это как искус, как подготовка к той роскоши, что ждет внутри. Я с первого взгляда влюбилась в собор Святого Витта. Меня просто потрясли летящие ввысь каменные стены и арки и то, что камень собора серый, оптически увеличивает и без того немалое пространство. Витражи окон переливаются разноцветными сверкающими красками, пропуская в торжественное помещение столбы празднично радужного цвета. Мы залезли наверх, на одну из башен собора. Между прочим, 287 ступеней и ни одной площадочки, чтобы можно было хоть передохнуть, только узкая винтовая лестница. Но зато наверху располагается роскошная смотровая площадка, и мы, обходя ее по кругу, рассматривали лежащий внизу город.
