Кэтрин Стоун - Светлая полночь
— И вот я в Лондоне, — закончила свой рассказ Джулия. — Встречаю Рождество.
— И вот вы здесь, — повторил Джейс. «И первым встретили меня», — подумал он.
Можно лишь изумляться тому, что судьба подстроила и снежные бури, и неистовство Алексис — и все это для того, чтобы Джулия Энн Хейли оказалась на Рождество здесь, с ним. Она призналась, что опасается завтракать в канун Рождества, а темные круги под глазами красноречиво свидетельствовали о проведенной без сна ночи. Разумеется, ее опасения были обоснованны. Тем не менее она стояла перед роскошной рождественской елкой, стояла спокойно, не выказывая страха, осторожно дотрагиваясь до блестящих хрустальных снежинок.
— Вы не выглядите испуганной, а там более встревоженной.
— Да, это так. — Джулия нахмурилась, словно ее озаботило что-то, о чем раньше она не задумывалась. Однако она тут же отбросила грустные мысли и мило улыбнулась: — Причина, я думаю, в том, что эта елка не пробуждает во мне ни одного воспоминания о тех празднованиях Рождества, которые я проводила вместе с Уинни.
— Разве?
— Да. Наша елка была искусственной, так что мы могли праздновать Рождество сколь угодно часто. Столько, сколько требовалось Уинни. И на нашей елке не было снежных хлопьев и серебряных бантиков, а огоньки были цветные и мигающие, а не белые и светящиеся. Но главная причина того, что эта елка не вызывает во мне воспоминаний — и страха, — заключается, я думаю, в том, что это тик, а не фуксия.
Глава 10
— Фуксия?
— Да, — снова улыбнулась Джулия. — Рождественской елкой Уинни всегда была фуксия, а дневное небо для нее было зеленым. По ночам оно казалось светло-золотистым. Я поначалу думала, что это именно те цвета, которые Уинни по-настоящему видит. Что у нее слепота к некоторым цветам. Однако офтальмолог Уинни сказала, что это не так. Она сказала, что люди, которые не различают цвета, видят мир в сером цвете.
— А на самом деле у Уинни этого не было?
— Да. И я в конце концов обнаружила, что она знает, что небо голубое, а рождественская елка обычно зеленая. Но она предпочитала окрашивать мир в совершенно иную палитру. Я могла бы…
— Да?
— Ну… я могла бы показать.
— Покажите.
Джулия направилась в свою спальню и скоро вернулась оттуда с альбомом для зарисовок. Она открыла его на первой странице и протянула Джейсу.
— Вот так Уинни видела мир. Хотела его видеть.
Это было нечто совершенно ошеломляющее — отражение мира Уинни, сделанное в цвете и строгое по стилю. Даже если бы пейзаж с едва намеченными деталями был выдержан лишь в серых тонах, это уже было бы произведением искусства.
Но этот пейзаж был отнюдь не серым! На первый взгляд могло показаться, что здесь причудливо соединяются невероятные тона и оттенки. Но разве не такое изумрудное небо — впрочем, даже трудно подобрать название для этого оттенка — ласкает зеленовато-бирюзовое кукурузное поле в Канзасе? А как насыщен цвет этих роз!
— Это вы рисовали?
— Да. Но это цвета Уинни. Точное воспроизведение ее цветов.
— Откуда вы знали, какой цвет она видит… предпочитает?
— Я спрашивала ее, и она показывала мне, когда могла, если этот цвет находился в наборе красок, который я купила. А если такого цвета не было, что случалось нередко, мы создавали его, смешивая краски для получения нужного цвета. Сначала я раскрашивала всю панораму, делая это по указанию Уинни. У нее не были развиты моторные способности, и она не могла рисовать самостоятельно. Потом я показывала на дерево, на цветок, птицу или облако и спрашивала, какого цвета они должны быть. Мы смешивали краски и находили нужный оттенок, после чего я обязательно рисовала улыбающееся лицо.
— А что вы делали потом с пейзажами и улыбающимся личиком?
— Ничего. Я выбрасывала это. Интересен был сам процесс. Уинни хотела, чтобы я знала цвета, которые она видит. Я тоже хотела их знать, и после того как мы определяли, скажем, цвет неба, каким она его видела, изображение на бумаге для нас уже не имело никакого значения.
— Значит, этот рисунок новый?
— Да. Когда я составляла планы на будущее, я решила вспомнить прошлое. Если сумею. До Уинни я никогда не. рисовала и не писала красками. У меня не было ни повода для этого, ни склонности. До Уинни я даже не знала, что могу это делать, а после ее смерти те умения, которые я, возможно, приобрела, без применения были забыты и утеряны. И еще из-за алкоголя.
— Я бы так не сказал, — заметил Джейс, удивленный сказанным ею. Очевидно, она и в самом деле верила, что ее талант — это всего лишь подарок Уинни и не имеет к ней никакого отношения.
— Ну, я пока еще могу рисовать эти образы. Образы Уинни.
Джейс понял, что Джулия не собирается признавать в себе наличие таланта. Он мог бы задать ей вопрос о ее собственной милой слепоте, но решил спросить о более важном:
— А в эмоциональном отношении это трудно, Джулия?
— Да, — призналась она. — Как это и отмечено в книгах, описывающих этапы переживания случившегося горя. Я чувствую подъем, а не печаль. Я решила сделать двадцать рисунков и установила временной предел для этого.
Она очень осторожна, эта женщина, которая едва не утонула в шампанском, а теперь старается не утонуть снова — на сей раз в рисовании, в этом опьяняющем бегстве от реальности.
— Вы планируете закончить все акварели, пока находитесь здесь? — логично предположил Джейс. Это было частью ее точно рассчитанного плана — путешествие в прошлое с его воспоминаниями и радостью, прежде чем она отважится отправиться в свое весьма неясное будущее.
— Да. Мне осталось сделать две акварели — одну завтра и одну послезавтра.
— Могу я взглянуть на другие акварели, те, что вы сделали?
— Если хотите. — «Если хотите получше познакомиться с миром моей сестренки», — подумала Джулия.
Джейс хотел. Хотел увидеть, узнать побольше о двух сестрах Хейли, и на следующих страницах альбома он узнал очень многое об изумительном мире, в котором жили Уинни и Джулия. Это было волшебное царство, где аквамариновые луны сияли в золотистых небесах, где сверкали лиловые звезды, а свежевыпавший снег по цвету был сродни розовато-лиловым стенам их номера в «Иден-Найтсбридже». Джулия отошла к дивану, пока Джейс изучал акварели. Может быть, ей нужно было сесть, этой страшно усталой балерине, может, ему нужно было остаться стоять вдали от нее, а может, им нужно было танцевать, но только танец слов.
— Не все деревья Уинни были только фуксией, — сделал вывод Джейс, разглядывая лес, завораживающий колдовскими яркими красками, под зеленым — цвета нефрита — небом с лавандовым солнцем.
Солнце Уинни было в точности таким по цвету, как и глаза ее сестры. Понимала ли Джулия, что Уинни поместила этот цвет, эту негасимую любовь в самом центре ее вселенной?
