Наталия Павловская - Дом Солнца
– Глушат, гады! – досадливо поморщился Кореец.
Малой метнулся в радиорубку, подергал тумблеры и рычаги, и неожиданно чистые голоса детского хора запели: «В траве сидел кузнечик! Совсем как огуречик!..»
Компания оторопела, а Малой согнулся пополам от хохота:
– О, Хуан, это про тебя: «…Зелененький он был!»
А Хуан уже успел забраться на самую высокую площадку «Титаника» и беззлобно улыбался оттуда, затягиваясь трубочкой и глядя вдаль.
Скелет фотоаппаратом прицелился к чайке, усевшейся на ржавые перилла. Малой удивленно подошел к нему:
– Ты чего делаешь?
– Художественную фотосъемку, – гордо ответил Скелет и добавил доверительно, – я вот подумал, может, мне фотографом сделаться? Буду ездить по всему миру – природу снимать.
– Ага. В Когалым ты будешь ездить – передовиков коммунистического труда снимать. – Малой бесцеремонно отобрал у насупившегося Скелета фотоаппарат, придирчиво осмотрел: – Ништяк. Завтра в городе на толкучке продадим. Системе на неделю нехилый хавчик будет.
– Иди ты, – неожиданно взбунтовался Скелет. – Я его на всех Беби Ленинов выменял, торговался как подорванный.
– Ну так! Моя школа! – похвалил Малой. – Чувак, ты делаешь успехи! – Но фотоаппарат отдавать он явно не собирался.
Тогда Скелет нахмурился и пробормотал себе под нос:
– Мне отец еще, когда я маленький был, сказал: «Может, фотографом станешь»… это когда он от мамы к этой балерине Большого театра уходил… и фотоаппарат мне свой оставил… а мама фотоаппарат этот с балкона запустила… в машину его попала… мы на восьмом этаже жили… мне лет шесть было, а я помню…
Малой молча вернул Скелету фотоаппарат, но усмехнулся с сарказмом:
– А мой батя каждый вечер, когда напивался, а напивался он, напоминаю, каждый вечер, так завещал: «Быть тебе, Паха, вальцовщиком, как я вальцовщик! Будет у нас, Паха, блин, долбаная рабочая династия». Ну, так и что? А живут они до сих пор в бараке. Я бы осторожнее относился к завещаниям. Вон знающие люди говорят, что Сталин даже завещание Ленина похерил, а ты говоришь…
– Ты поменьше болтал бы, Малой, – вмешался Кореец, прислушавшийся к разговору Малого и Скелета.
– Так все ж свои, – пожал тот плечами.
– Навык теряешь, – улыбнулся Кореец, – безусловный рефлекс советского гражданина: куда не надо – не смотреть, чего не надо – не болтать.
Саша смотрела-смотрела, как Герда с демонстративным наслаждением плескалась в воде, плавала в спущенном на воду спасательном пробковом круге, да и решилась. Она резво вскочила, одним махом сбросила юбку и, оставшись в трусиках и кофточке, обернулась к Солнцу как ни в чем не бывало:
– А давай вместе нырнем!
Солнце молча улыбнулся, любуясь Сашиной фигуркой-веточкой.
– Ну давай! Ты что – боишься? – кокетливо подначивала Саша и, не услышав ответа, предложила: – Ну тогда я первая, а ты – за мной! Договорились?
И, став на борт, рыбкой нырнула в воду.
Под водой извивались водоросли, блестели боками серебряные рыбешки. Луч солнца ударил в толщу воды и пронизал ее до самого белопесчаного дна. Саша постаралась покрасивее изогнуться в воде, представляя себя русалочкой, а когда уже нестерпимо захотелось вздохнуть, обернулась – полюбоваться произведенным эффектом. Но в воде никого, кроме нее, не было… Саша с силой оттолкнулась от воды и стрелой пошла вверх.
Вынырнув на поверхность, Саша хватала воздух и одновременно озиралась по сторонам, волчком вертясь в воде. На ее лице отразились обида и изумление: Солнца на палубе не было.
Герда насмешливо наблюдала за Сашей и даже заботливо протянула ей руку – помочь выбраться из воды. Саша с трудом взобралась на борт, оцарапав коленку о гроздь наросших на борту мидий. Она дрожала, и губы ее мелко тряслись.
– Перекупалась, подруга? – невозмутимо спросила Герда.
Саша ничего не отвечала, только шмыгала носом, а Малой с видом знатока одобрительно присвистнул, рассматривая Сашу в мокрой одежонке.
– Ты чё? – возмутился чересчур порядочный Скелет.
– Да я так, чисто теоретически, – стал оправдываться Малой.
На берег спускался вечер.Солнце подошел к заправке. К колонкам тянулся длинный хвост автомобилей. Их владельцы никуда не спешили – они ждали. Кто-то спал, разложив водительское кресло. Кто-то сидел тупо и неподвижно – привычка отключать внутренний диалог в очередях, кто-то, скооперировавшись, резался в засаленные карты.
Солнце склонился в окошечко кассы:
– Простите, у вас можно купить канистру?
Кассирша отвлеклась от занимательнейшего занятия – выщипывания буйных южных бровей – и неприязненно глянула на Солнце:
– Ну, допустим. А тебе зачем?
Солнце вежливо улыбнулся:
– Буду выращивать в ней куколки черноморского шелкопряда.
Кассирша поджала губы – она не любила, когда хамили, а тем более, когда хамили интеллигентно, потому что до конца не было ясно, хамятили нет, и требовалось прилагать лишние мыслительные усилия.
– Бензовоз сегодня еще не приезжал, – хмуро буркнула она.
– А когда обещал почтить присутствием? – не отставал Солнце.
Кассирша сердито передернула плечами:
– Ждите. Другие с утра ждут, – и захлопнула окошечко.
Солнце собрался уходить, как вдруг дверь будки кассирши открылась, обладательница буйных бровей выставила на улицу ржавую, но вполне пригодную канистру и, не говоря ни слова, снова захлопнула дверь.
Солнце взял канистру, пошел в конец очереди, присел на нее.Когда совсем стемнело, компания расположилась на берегу моря, у догорающего костра. Малой мастерски ворочал веткой картошку в углях.
Корейца и Солнце не было, Саша грустила, сидя чуть в стороне ото всех, а Герда исподтишка поглядывала на нее. Хуан как обычно забрался на пригорок со своей трубочкой.
Сердобольный Скелет подсел к Саше:
– Ты не переживай… Солнце, наверное, в своем доме.
Саша независимо хмыкнула:
– И ничего я не переживаю… Столько разговоров про этот дом… А он где вообще?
– А этого никто не знает, – развел руками Скелет, – наверное, где-то в горах. Мы с Малым шесть раз ходили искать, но так и не нашли.
– Я думала, дом – это место, куда зовут друзей, – грустно сказала Саша.
– Дом – это там, где человеку хорошо, – подумав, ответил Скелет.
Саша покорно вздохнула:
– Значит, ему там хорошо…
Впрочем, Скелет и не надеялся утешить или развеселить Сашу. Так что, неловко посопев, он вернулся к костру:
– Ну, чего там, Малой, картошка твоя – каменная, что ли? Сколько уже печется!
– Дареному коню в зубы не смотрят, – отбился Малой.
– Она не дареная – она краденая! – неожиданно раздраженно напомнила Герда, но Малого такими обвинениями не смутить.
