Сюзан Фрейзер - Дежавю
Но он исчез из нашей жизни без следа, не считая одной-единственной фотографии.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
— Сначала ты загадываешь желание…
«Ты» эхом отдалось под сводами потолка, отскакивая от стен, от массивных мраморных плит под нашими ногами, словно уханье филина в лесу, под окнами нашей спальни в Лерма.
— Не желание, Энни, — зашипела на меня Бетти. — Молитву. Сначала надо произнести молитву.
Она не в первый раз приводила меня сюда, на улицу Рояль, где в самом конце расположилась огромная, совершенно невообразимая, особенно для центра Парижа, церковь Ла-Мадлен, похожая на греческий храм. Коринфские колонны выстроились на фасаде в шеренгу, словно гигантские солдаты. Мы приходили сюда после работы, когда, по пути к метро, Бетти вдруг хватала меня за руку и тащила за угол.
— Подожди… Давай сначала зажжем свечу.
Но вечером этого бесконечного вторника, когда я вошла в комнату для преподавателей, с ужасом думая о том, что, может быть, это действительно конец, что с этого дня это моя настоящая реальность, а Чарли стал лишь воспоминанием, Бетти уже решила, куда мы пойдем.
— Плохо выглядишь, — проговорила она, взяв наши пальто и сумки. — Пошли, зажжем свечу.
Мне нужна больше чем свеча, мне нужно чудо.
Прошло много времени с тех пор, как я бросала монету в этот старый ящик. Чем больше, тем лучше, всегда говорила Бетти. Мы взяли соответствующие свечи, пахнущие ванилью, с одной из деревянных полок, на которых аккуратно были разложены всевозможные свечи согласно размеру и цене…
— А кто узнает, если я заплачу двадцать сантимов, а возьму самую большую свечку? — пошутила я, когда Бетти привела меня сюда в первый раз.
— Он узнает. — Ее взгляд взлетел к сводчатому потолку, разукрашенному фресками. — Или, что еще хуже, я узнаю. Так что давай плати!
И вот мы снова были здесь, через пятнадцать лет, перед стойкой для свеч в церкви Ла-Мадлен. В последний раз я стояла перед чем-то подобным на собственной свадьбе в Сиднее. Тогда после церемонии я ускользнула одна. Мне надо было кое-что сделать.
— Зажги за меня свечу, — попросила Бетти. — Зажги ее на свою свадьбу, чтобы спасти душу, и сделай это в самом большом храме, который сможешь найти в своей богом забытой стране.
И в день своей свадьбы я пошла в храм Сен-Мари и поставила там свечку. За Бетти.
Но теперь, в мерцающем свете, у Бетти был немного дьявольский вид. Она сжимала свою свечу в руке, и танцующие тени углубляли ее глазницы, а курчавые волосы казались пламенным ореолом.
— Хорошо, Энни, что ты теперь хочешь пожелать?
— Нет, — ответила я, улыбаясь, и поднесла свою свечу к одной из горящих. — Желание не сбудется, если я скажу тебе.
Чарли.
Его свечка высилась над всеми остальными, как звезда на новогодней елке. В этот раз я не поскупилась.
Мы выходили из церкви, когда Бетти вдруг остановилась и схватила меня за локоть.
— Подожди-ка…
Там, в тени сводов, стоял и улыбался нам, словно старый знакомый, святой Антоний из Падуи, внушительных размеров мужчина из камня. Это был любимый святой Бетти, ее покровитель в делах. «Он может сделать для тебя все, что угодно», — сказала она мне.
Я помнила наизусть ее слова. «Святой Антоний, один из самых яростных последователей Иисуса, получил от Господа силу восстанавливать потерянные вещи, дар, который помогает отыскать…»
Я услышала эти слова в своем сердце, я почувствовала, как они отскакивают эхом от стен церкви, когда Бетти взяла меня за руку. Значит, я могу найти его…
Снова, снова и снова я желала обрести Чарли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Даже после того, как я вернулась в Австралию с Марком, мы с Бетти не теряли связь. Мы писали друг другу длиннющие письма, напоминавшие больше статьи в журналах, запутанно излагая свои сокровенные мысли. Мы писали о жизни: я — о том, как живу дома, в Сиднее; она — о своей жизни во Франции. Мы писали о наших мужьях, об их привычках, вызывавших у нас раздражение (коих было бесконечное множество), о рождении Чарли, о ее сыне Симусе и о том, сколько швов теперь у каждой из нас. У меня было меньше, но зато ее живот опал значительно быстрее, чем у меня, и это, без сомнения, было предпочтительнее.
— Я скучаю по тебе, Энни, — писала она. — Возвращайся. Я все прощу!
Бетти не переставала шутить.
Потом, когда я привезла во Францию еще совсем маленького Чарли, она крестила ею, пока мы купали Чарли в ее большой и старой ванне. «Чтобы спасти его душу», — говорила Бетти, а я смеялась, держа наши бокалы с вином, когда Чарли тоже крестил Бетти, словно маленький фонтанчик, направив струю через край ванны, прямо ей в лицо.
Потом мы довольно долго не виделись, казалось, почти целую вечность, пока Чарли не исполнилось пять лет. Тогда мы снова приехали в отпуск. Бетти организовала большую вечеринку в нашу честь. Она пригласила всех наших старых друзей с работы и даже некоторых бывших приятелей, давно женившихся и заведших своих детей. Будут все свои, сказала она тогда.
Я помню, как мы ехали к ее новому дому, рядом с Фонтенбло, примерно в шестидесяти километрах к юго-востоку от Парижа. Мы заблудились, пытаясь отыскать нужный адрес. Марк вел машину, а я старалась определить дорогу по карте. Но я была слишком возбуждена и никак не могла сосредоточиться на карте, по которой я и в более спокойной обстановке ничего не смогла бы найти. Таким образом, мы подъехали к дому Бетти на час позже, кипя от злости и едва не бросаясь друг на друга.
— Как я выгляжу? — спросила я с дрожью в голосе. Я нервничала. Опустив козырек от солнца, я посмотрелась в зеркало, чтобы проверить, не потекла ли тушь. Марк выключил зажигание. — Скажи мне, только честно. Я сильно изменилась?
— Ça va. Ты выглядишь хорошо.
Но Марк едва оторвал взгляд от дорожной карты. Он был полностью поглощен ее складыванием. Его ответ не показался мне сильно убедительным. Пока я смотрела, как он тщательно разглаживает ладонью каждую секцию, прежде чем аккуратно ее сложить, и так слой за слоем, я подумала о том времени, когда мы ездили на Бель-Иль, о нашем первом путешествии вдвоем. Помню, я неуклюже развернула карту на коленях, а он засмеялся.
— Что? — спросила я, улыбаясь в ответ. Тогда я была так счастлива, так влюблена… «влюблена в любовь», как говорила моя мать. — Что смешного?
— Mais, Энни, chérie, надо открыть карту в том месте, где мы сейчас. — Он погладил меня по волосам, как делают любовники. — Не надо открывать всю Францию!
— Да ладно! — Я подняла карту и, чтобы найти нужное место, расстелила ее на приборной доске. Края бумаги ожесточенно трепетали от ветра, влетающего в открытое окно. — Так где именно мы сейчас находимся? Может, дашь мне какую-нибудь подсказку… Вот в этой части, наверху? Или где-то здесь?
