Розамунда Пилчер - Снег в апреле
— Собираетесь все это продать?
— Да, — он бросил на землю окурок и затушил его каблуком.
— У вас уже есть покупатель?
— Да, Дункан Фрэзер, мой сосед. Он живет по ту сторону лощины, его дом отсюда не видно: он скрыт вон за теми соснами. Он хочет присоединить эти земли к своим, так что ему достаточно будет просто снять ограды.
— А как же ваш дом?
— Его придется продавать отдельно. Мне нужно поговорить об этом с юристами. Я обещал, что сегодня приеду в Релкирк и пообщаюсь с ними; посмотрим, может быть, мы к чему-нибудь придем.
— Неужели вы не хотите оставить себе какую-нибудь часть поместья?
— Вы принимаете все это слишком близко к сердцу.
— Но ведь мужчины, как правило, очень привержены традициям и земле.
— Возможно, я тоже привержен.
— И при всем том вы не против жить в Лондоне?
— О господи, конечно, нет. Я его люблю.
— Чем вы там занимаетесь?
— Работаю на компанию «Бэнкфут энд Бэлкариз». Это крупнейшие инженерно-технические консультанты в стране.
— А где вы живете?
— В квартире неподалеку от Фулхэм-роуд.
— Совсем недалеко от нас, — она улыбнулась при мысли о том, как близко они жили и при этом ни разу не встретились. — Это забавно, правда? Лондон так велик, и надо было приехать в Шотландию, чтобы встретить здесь своего ближайшего соседа. И что, хорошая квартира?
— Мне нравится.
Она попыталась ее представить, но из этого ничего не вышло: невозможно было представить себе Оливера где-либо, кроме усадьбы Кейрни.
— Она большая или маленькая?
— Довольно большая. Просторные комнаты на первом этаже старого дома.
— А сад у вас есть?
— Да, правда он в основном освоен соседским котом. Есть большая гостиная и кухня, где я ем, пара спален и ванная. Все современные удобства, если не считать того, что машина ржавеет, поскольку ее приходится оставлять на мостовой в любую погоду. Что еще вам интересно?
— Ничего.
— Цвет занавесок? Жатые дымчато-серые.
Он сложил ладони рупором и крикнул:
— Эй, Джоди!
Джоди перестал грести и огляделся, подняв весла, с которых стекала вода.
— Хватит тебе, греби к берегу!
— Ладно.
— Давай. Греби левым. Нет, левым, левым, олух! Вот так.
Он поднялся на ноги, дошел до конца деревянных мостков и стоял, дожидаясь, пока лодка медленно с плюханьем подплывет и окажется в пределах досягаемости. Когда Джоди приблизился, Оливер нагнулся, ухватил носовую веревку и притянул лодку бортом к мосткам. Джоди, сияя, вытащил тяжелые весла из уключин. Оливер забрал их у него и, пока Джоди вылезал, начал привязывать лодку. Мальчик побежал по мосткам к сестре, и Каролина заметила, что кроссовки у него хлюпают, а джинсы промокли до колен. Он был ужасно доволен собой.
— У тебя отлично получалось, — сказала Каролина.
— У меня бы еще лучше получалось, если бы весла не были такими здоровыми. — Он пытался развязать узлы на спасательном жилете и стащить его через голову. — Знаешь, что я подумал, Каролина? Правда, было бы здорово, если бы мы остались тут насовсем? Здесь есть все, что только пожелаешь.
Каролине все утро время от времени приходила в голову та же самая мысль. И всякий раз она говорила себе, что глупо мечтать попусту. Теперь она то же самое сказала Джоди, и он подивился нетерпению, которое прозвучало в ее голосе.
Оливер накрепко привязал лодку к свае, взвалил на плечо тяжелые весла и зашагал к ветхому лодочному сараю, чтобы их там оставить. Джоди поднял спасательный жилет и тоже пошел положить его на место. Потом они закрыли покосившуюся дверь и направились обратно к Каролине, шагая по пружинистому дерну, — высокий молодой мужчина и веснушчатый мальчишка, — а солнце светило им в спины и рассыпало яркие блики на поверхности воды.
— Вставайте, — сказал Оливер, подойдя поближе, и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Лайза тоже вскочила и стояла, виляя хвостом, в предвкушении приятной прогулки.
— Мы вообще-то собирались на разведку или что-то в этом роде, — заметил Оливер, — а получилось, что мы уселись на солнышке и глазели, как Джоди в одиночку борется с веслами.
— А куда мы теперь пойдем? — поинтересовался Джоди.
— Я хочу вам кое-что показать… Тут неподалеку.
Они, словно индейцы, вереницей последовали за ним по узким овечьим тропам, которые были во множестве протоптаны по берегам пруда, перевалили через гребень холма и увидели, что у пруда есть заводь, уходящая резко вбок, и на краю этой заводи стоит заброшенный маленький домик.
— Это то, что вы хотели нам показать? — спросил Джоди.
— Да.
— Это же развалина.
— Она самая. Здесь давным-давно никто не живет. Мы с Чарлзом часто тут играли. Однажды нам даже разрешили здесь переночевать.
— А кто здесь раньше жил?
— Не знаю. Пастух. Или какой-нибудь мелкий арендатор. Вон те стенки — это старые овечьи загоны, а в саду там растет рябина. В старину люди сажали рябину у дверей дома, потому что верили, что она приносит удачу.
Когда они подошли поближе, Каролина увидела, что домик не такая уж старая развалина, как поначалу показалось. Построенный из камня, он сохранил некоторую основательность, и, хотя его рифленая железная крыша обветшала, а дверь свисала с петель, было видно, что некогда это был вполне приличный дом, укрытый в складках холма, со следами сада, которые до сих пор виднелись меж сложенных без раствора стен. Они двинулись к нему по еле видной дорожке, протиснулись в дверь, — Оливеру пришлось наклонить голову, чтобы не удариться о низкий косяк, — и оказались в большой комнате, в углу которой стояла ржавая железная плита, а на полу валялись остатки ласточкиного гнезда и сломанный стул. Старые половицы были заляпаны птицами, потрескались и кое-где в них зияли дыры. В косых солнечных лучах плясала пыль.
В углу была полусгнившая лестница, ведущая на второй этаж.
— Стильный отдельно стоящий двухэтажный коттедж, — сказал Оливер. — Кто хочет подняться наверх?
Джоди сморщил нос.
— Только не я, — втайне он боялся пауков. — Я лучше в сад пойду, погляжу на рябину. Лайза, пойдем со мной.
Оливер с Каролиной остались вдвоем перед ветхой лестницей, у которой сломанных ступенек было больше, чем целых. Они забрались на мансарду: она была освещена пятнами солнечного света, лившегося через дыры в прохудившейся крыше. Доски под ногами здесь тоже были ветхими и грозили треснуть, но балки, на которых они держались, оставались крепкими, и места хватало как раз на то, чтобы Оливер мог стоять, выпрямившись в центре помещения, где от его макушки до конькового бруса оставалось полдюйма.
