Татьяна Туринская - На восходе луны
Лариска посмотрела на него с недоверием, поправила:
— Я на тебя не собак вешаю, а ребенка. Твоего, между прочим. Конечно, проще всего взять и списать все на мнимого соперника. Какие же вы мужики подлые! Как 'гулять' девку — так орлы, а как расхлебывать, так вечно свои подвиги на 'того парня' списываете. Кобели безответственные!
Антон оскорбился:
— Ну ты полегче на поворотах-то! В данном случае все как раз наоборот. Я предлагал ей помощь — ну, не жениться, естественно, а материальную, на операцию, — так она сама заявила, что это — не моя проблема. То есть определенно дала понять, что залетела не от меня. Так какие претензии? Она мне изменила неизвестно с кем, а я должен за какого-то обормота расплачиваться? Нет уж, ты, как подружка, лучше должна знать, от кого она пузо носит. Вот ему и предъявляй претензии. А я в этом споре сторона пострадавшая.
Бутакова взвилась:
— Пострадавшая? Да ты в этом споре сторона дурная! Ты правильно говоришь — я, как лучшая подружка, должна знать. Так вот, я как раз и знаю. И заявляю тебе, как под присягой: ты, Антоша, большой дурак! У Маринки кроме тебя всего один мужик был, да и то четыре года назад. Она же к себе никого на пушечный выстрел не подпускает! Сам-ка вспомни, сколько тебе за ней побегать пришлось? И теперь у тебя хватает наглости заявлять, что она — шлюха подзаборная, что трахается с кем ни попадя. Какая же ты сволочь!
Антону ее тон явно не нравился. Покраснел, взъерепенился:
— Вот только не надо мне приписывать свои слова! Это ты ее только что шлюхой обозвала, не я. А про то, что не я отец ребенка, между прочим, она сама мне сказала. Так что я тут совершенно ни при чем. Ее слова, не мои. Мне б действительно ее шлюхой обзывать — думаешь, очень приятно чувствовать себя обманутым? Я к ней со всей душой, а она спит с кем попало…
Лариска вздохнула:
— Дурак ты, Антон. Причем конкретный. Ты ей не жениться предложил, а всего лишь денег на аборт. Думал, она того ожидала? Да ей же такое предложение — все равно что пощечина! Унижаться она не хотела объяснениями и выяснениями отношений, а потому и сказала, что от другого беременна. О чувствах твоих заботилась, чтобы тебе на свете жилось полегче, чтоб совесть тебя по ночам не мучила, потому и сняла с тебя ответственность. Нету у нее никакого другого, нет и не было. Я это точно знаю, у нее от меня секретов нет. Просто порядочную из себя корчит, слишком гордая. Вот и мне заладила: 'Это мой ребенок, и больше ничей'. Да только я-то все равно правду знаю. Она ведь даже на Новый Год со мной не пошла, хоть я ее и звала. Одна, как дурочка, дома просидела, тебя ожидаючи из Таиланда. А ты, скотина такая, отдохнул себе, позагорал, а теперь так легко поверил в наличие соперника. Конечно, так-то оно удобнее. Все вы, мужики, сволочи. Я раньше-то сомневалась, а теперь уверена. Все, как один. И ты такой же. Корчишь из себя обиженного, оскорбленного, а сам рад в тряпочку — моя хата с краю. Да пошел ты, блин, еще уговаривать тебя. Дура Маринка — нашла от кого рожать!
Бутакова развернулась и гордо пошагала прочь от нерадивого мужика. А Антон так и остался стоять прислоненным к стене. Поди разбери их, баб, — кто правду говорит, кто врет мастерски. Кому верить? Марине, утверждающей, что ему не о чем беспокоиться, или Лариске Бутаковой, уверяющей его в противоположном? Маринке верить привычнее и удобнее, а кто такая Лариска? Но неужели она сказала правду?..
Глава 16
Родители смирились с беременностью дочери на удивление быстро. Даже не особо пытались выяснить имя виновника Маринкиного положения. Вернее, догадывались, скорее, даже были уверены, что это Антон, но о его существовании знали лишь понаслышке, ведь Марина его ни разу не приводила в дом, не представляла родителям не только как будущего, а хотя бы как потенциального жениха. Приняли как свершившийся факт: видимо, не захотел, подлец, жениться, а Маринке гордость не позволяет настаивать. Дабы не усугублять и без того несладкое Маринкино душевное состояние, делали вид, что ничего особенного не происходит. Готовились себе потихонечку к появлению на свет внука, покупали пеленки-распашонки, крошечные носочки и даже ботиночки впрок. Даже радовались скорому прибавлению семейства…
Однако вместо прибавления случилось вычитание. Без предупреждения, без какого бы то ни было намека, ушел из жизни Алексей Николаевич Шелковский, замечательный и горячо любимый Мариной отец. Умер легко, не мучаясь и не мучая других. Просто заснул в своей постели, а проснуться утром не получилось. Во сне оторвался тромб и закупорил сосуды — казалось бы, такая мелочь, а человека больше нет… В одночасье осиротели Марина и Антонина Станиславовна. И никогда не будет деда у еще не родившегося младенчика. Какое страшное слово — 'никогда'…
Все это случилось аккурат перед самой летней сессией, буквально накануне первого экзамена. Все свалилось в кучу: шестимесячная беременность, смерть отца, похороны, поминки. Какая уж тут сессия?! Марина ее так и не сдала, перенесла на осень, когда преподаватели вернутся из отпусков отдохнувшие и посвежевшие, бодренькие и добренькие.
А осенью оказалось снова не до сессии — в самом начале августа появилось на свет крошечное существо, недоношенное и слабенькое. И почему-то женского пола. Если бы девочка родилась крепенькой, Марина, возможно, была бы несколько разочарована появлением на свет дочери, а не, как ожидала, сыночка. Однако малышка была такая слабенькая, что врачи даже не особенно обнадеживали новоявленную мамашу на ее счет, прогнозировали ребенку пятьдесят на пятьдесят, впрочем, даже жалких пятьдесят процентов давали с таким пессимистическим выражением лиц, что дураку были бы понятны реальные шансы ребенка на жизнь. До того ли было Марине, чтобы сокрушаться по поводу неправильного пола младенца?..
К безумному Маринкиному счастью, девочка выжила. Правда, довелось и маме, и ребенку полежать в больницах аж до трех дочкиных месяцев, так что Марине опять же было не до сдачи 'хвостов'. А к моменту окончательной выписки домой ей было уже категорически поздно возвращаться в университет. Да и вряд ли получилось бы: кто ж ребенка будет на ноги поднимать? Мать, то есть теперь уже бабушка? Антонина Станиславовна после смерти любимого супруга все еще не могла прийти в себя: слабое сердце не вынесло удара судьбы, и она ныне редко выбиралась из постели. Так что пришлось Марине оформить академический отпуск.
Вместо Андрюшеньки у Марины появилась Аришенька. И теперь уже она совершенно не сожалела о том, что родила себе дочку вместо запланированного сына. Пока боролась за свое хрупкое сокровище, полюбила ее так, как вряд ли полюбила бы ожидаемого сына. Аришеньке и маме была ныне посвящена Маринкина жизнь. И не было рядом никого, кроме маминой сестры, тети Шуры, да и та не слишком часто баловала их своими посещениями. Жить было не на что — отцовской зарплаты не стало вместе с ним, сама Марина никогда не работала, если не считать несистематических публикаций весьма скромных статеек в столь же скромной газетенке городского масштаба. Пособие матери-одиночке было таким крошечным, что даже говорить о нем вслух было неудобно. Жили на несчастные материны больничные да потихоньку проедали то, что сумел за свою недолгую жизнь скопить отец.
