Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек
— Перестань! Не трогай! Ты только хуже сделаешь, кукла безмозглая!
— Послушайте, извините, она вспылила. У нас был действительно трудный день, — вмешался Джереми.
— Как ты смеешь? Ты еще смеешь ее выгораживать?
— Послушай, ты ведешь себя неразумно.
Тут Анджела заметила, что уголок рта ее мужа дрогнул в едва заметной улыбке.
— Ты надо мной смеешься?
— Ну, вообще-то… Извини, милая… Ты и правда немного смешно выглядишь.
Анджела вскочила с места, проплыла по проходу между креслами в конец салона, в тесный туалет, который она почти наполнила пышными залитыми вином юбками, и начала плакать. Когда слезы кончились, она посмотрела на себя в зеркало. Под безжалостным светом флюоресцентных ламп она увидела свое заплаканное, помятое лицо. Наверное, где-то в пути они пересекли линию дат. Все было кончено. Кончился ее счастливый день.
Но она так легко не сдастся. Она вытерла размазавшуюся тушь и глубоко вдохнула, наполняя легкие решимостью. Она вернулась на свое место и сидела рядом с Джереми в сдержанном молчании (нет, поймите, она вовсе не дулась), пока самолет не приземлился и не остановился.
— Еще раз поздравляем. И мне действительно очень жаль, — сказала неловкая стюардесса, передавая Анджеле сумки с полки над сиденьями.
— Я понимаю, что вы не нарочно, — сказала Анджела.
Нет смысла дуться на человека в день своей свадьбы. Новобрачная должна быть счастливой. И великодушной. А раз больше некому позаботиться о ее счастье, придется ей показать свое моральное превосходство и сделать все самой.
У люка самолета она настроилась. Она выйдет, улыбнется и помашет рукой. Все просто: выйти, улыбнуться, помахать. Но едва она шагнула вперед и ступила на трап, как налетевший яростный порыв ветра сорвал фату с ее головы и понес над взлетной полосой к видневшимся в дали соснам лесопосадок.
Мистер и миссис Катберт наблюдали эту необычную сцену через огромное стекло зала прилетов. Под ураганным ветром залитые вином юбки Анджелы стали серьезной помехой движению: они громко хлопали на ветру, пока она с трудом одолевала первые несколько ступенек. Когда модельеры создают шелковые свадебные туфли-лодочки, даже если те стоят больше средней зарплаты за полмесяца, они, к сожалению, не проверяют их на устойчивость. Вот почему, спустившись до половины лестницы, Анджела поскользнулась и проделала остаток пути на заднице.
— Ах, бедняжка! — воскликнула мама Джереми, пряча насмешливую улыбку за носовым платком.
Как в хорошем немом кино для сцены, которая последовала за падением, субтитры не понадобились. Катберты увидели, что хотя Джереми и бросился на помощь своей прекрасной даме, ему не удалось удержаться от смеха. Они также заметили, что Анджела сочла Джереми виновным в несчастном случае. С ее губ с огромной скоростью посыпались слова, которые каждый любитель телетрансляций крикетных матчей мог бы расшифровать без малейшего труда. Некоторое время Джереми воспринимал эту тираду с безропотным видом, потом воздел руки к небу, повернулся к невесте спиной и решительным шагом направился к зданию терминала.
— Неплохо для первой семейной ссоры, — одобрительно покачал головой мистер Катберт-старший, когда Анджела швырнула Джереми в голову сначала одну шелковую туфельку с монограммой, затем другую.
Джереми поднял одну из туфелек и, не глядя, бросил назад через плечо, однако его высокий пас был перехвачен игроком австралийской футбольной команды «Шаркс», возвращавшейся с празднования закрытия сезона. Его собратья заулюлюкали, требуя продолжения игры. Анджела погналась за одним из них, но парни проделали еще одну серию быстрых передач. И тут бесстыжий ветер задрал кверху пышные юбки и накрыл Анджелу с головой, предоставив футболистам возможность поглазеть на ее кружевные трусики и подвязки.
Здесь я ее и оставляю: посреди погони за туфелькой с монограммой, в водовороте подхваченного ветром белого платья. Признаюсь честно, что струсила и покинула ее в этот момент, так как у меня просто не было сил вынести следующую сцену. Я довела Анджелу до той минуты, когда она оказалась в нескольких метрах от родителей мужа, но не дальше. Я достигла в этой истории точки, соответствующей тому моменту телефонного розыгрыша на радиостанции, когда я обычно перехожу на другую волну, или той минуте кинофильма, когда нелепый комический герой, в очередной раз попав в дурацкое положение, заставляет меня вскочить с места и с перекошенной миной пробираться в темноте к выходу из кинозала. Хотя странно, правда? Странно, что я вдруг начинаю проявлять такую чувствительность, когда сама же и столкнула героиню с лестницы.
Понуждаемая легкими уколами совести, я с виноватым видом вернулась к тому моменту истории, когда Анджела вышла на верхнюю площадку трапа самолета, и немного постояла рядом с ней, оставаясь на высоте ее положения, чтобы полюбоваться открывающимся отсюда видом. Мне пришло в голову, что, может быть, и не стоило спускать ее с лестницы. И еще, что я сэкономила на сострадании героине, его должно быть чуточку больше.
Возможно, несмотря на свою глупость, невеста все же не заслуживала такого унизительного наказания. Но сейчас, стоя рядом с ней на верхушке трапа, я все больше и больше убеждалась в том, что уберечь ее от падения было не в моей власти. Я поняла, что это неизбежно и даже было предсказано в одной народной мудрости: Анджеле Катберт (урожденной Вуттон) суждено было съехать вниз по ступенькам на пятой точке. И вряд ли кому-либо еще удастся с такой же полнотой реализовать в жизни поговорку «Хвалилась, хвалилась да набок завалилась».
Работа
Блестящая карьера Рози Литтл
Когда-то (я пользуюсь прошедшим временем осознанно в искренней надежде, что сестры-феминистки сделали свое волшебное дело и с тех пор все изменилось) демографический состав редакции средней газеты вполне мог привести девушку в отчаяние. Хотя большинство репортеров составляли талантливые и честолюбивые молодые женщины (честолюбивые означает отчаянно стремящиеся попасть на телевидение), среди заместителей главного редактора преобладали мужчины средних лет. А если точнее, разведенные алкоголики, хронически пропускающие через свои измученные почки репортерскую прозу. Остальные заместители главного редактора были мамы: эти бывшие репортеры двадцати с чем-то лет от роду вернулись к исполнению обязанностей после отпуска по уходу за ребенком. Они приносили на работу пластиковые контейнеры с остатками семейного обеда и страшные истории о мастите и мышцах тазового дна. И, разумеется, все авторитеты, которые принимали окончательное решение в кабинах за матовым стеклом, были мужчинами в возрасте моего дедушки.
