Вайолетт Лайонз - В обмен на рай
— Если помнишь, я пытался, — ледяным тоном прервал ее Лоренцо. — Но если бы ты и в самом деле любила меня, этого не понадобилось бы.
— Твоя мать тоже любит тебя!
— Моя мать любит меня, но она реально смотрит на вещи. Она знает, что с тех пор, как я стал мужчиной, моя личная жизнь — это моя жизнь. Я не обсуждаю с матерью свою половую жизнь, а она не обсуждает со мной свою.
Эти жестокие слова заставили Джесс содрогнуться. Выражение «половая жизнь» сводило их отношения к чисто физической связи, в которой не было ничего духовного.
— Ей было нужно, чтобы я рассказал…
— Это мне было нужно, чтобы ты рассказал! Да, я была вне себя, но ты должен был понять, как я расстроена… и испугана. Ты мог попытаться переубедить меня.
— А ты должна была засмеяться сестре в лицо. Ты не должна была верить ни одному ее слову. Ни на секунду.
Лоренцо встал так порывисто, что ножки стула проехались по мозаичному полу, издав отвратительный скрежет, подошел к краю террасы, оперся о каменные перила и уставился на море.
Несчастной Джесс осталось любоваться его напряженной спиной, узкими бедрами и длинными ногами, каждый дюйм которых говорил о злобе и отвращении. Однако даже в таком состоянии Лоренцо обладал мощной сексуальной аурой, и Джесс чувствовала его непреодолимое мужское притяжение.
Отчаянно хотелось подойти к нему, обвить руками узкую талию, прижаться к этому мускулистому телу и не отпускать, пока он не успокоится. Лоренцо медленно, неохотно повернется, обнимет ее и…
Нет! Что это пришло ей в голову?
О, вывести его из этого состояния было легко и просто. Она могла очаровать его, используя их необузданную страсть друг к другу, притягивавшую тела как два мощных магнита. Могла соблазнить лечь с ней в постель и заставить забыть ссору, насытить его до такой степени, чтобы он потерял способность мыслить. Но это ничего не изменило бы. Потом они проснутся — сегодня, завтра, послезавтра — а проблема останется.
— Значит, это было испытание. — Только промолвив эти слова, Джесс поняла, что все еще держит в руке кусок хлеба, который взяла несколько минут назад — до того, как спросила Лоренцо о родителях. Она медленно разжала пальцы, и на стол посыпались крошки. — Испытание, которого я не выдержала…
Лоренцо медленно повернулся к ней, уперся бедрами в каменную стенку и сложил загорелые руки на широкой груди. Именно в такой позе он стоял два с лишним года назад, отвечая на обвинения Кэти.
— Джесс, может быть, мы оба испытывали друг друга, — ровно сказал он. — И оба не выдержали испытания. Каждый по-своему.
Пока Джесс ломала голову над этими странными словами, настроение Лоренцо вновь изменилось. Холодное и отстраненное выражение исчезло с его лица, словно стертое тряпкой. Он выпрямился и расправил плечи.
— Ну, если мы собираемся идти на пляж, то тебе придется надеть что-нибудь полегче. И не забудь крем от солнца. Я не хочу, чтобы твоя чудесная кожа обгорела. Встретимся внизу… скажем, через полчаса. Идет?
Он не ждал ответа, расценив молчание Джесс как знак согласья, и быстро ушел в дом.
Оставшись наедине с собой, Джесс только молча хлопала глазами. Что это? Неужели он может отмахнуться от сказанного как от пустяка, не стоящего выеденного яйца? Ей такое не по силам…
Но сейчас было не то время, чтобы приставать к Лоренцо с расспросами. Она достаточно часто видела Скарабелли в таком настроении и понимала: понукания приведут к тому, что он упрется еще сильнее. Разговаривать с ним сейчас — то же, что прошибать лбом стену.
Оставалось только подчиниться… для виду. Она будет продолжать отдыхать, купаться, загорать. Пусть Лоренцо думает, что все идет так, как ему хочется. Но в один прекрасный день она осторожно спросит его об этом загадочном заявлении. И на этот раз получит ответ.
Как ни странно, день, начавшийся так неудачно, прошел спокойно. Они выполняли намеченную Лоренцо программу: плескались в нагретой солнцем воде, загорали на пустынном пляже. А потом, скрываясь от палящего зноя середины дня, вернулись в прохладную спальню с кондиционером и закрытыми ставнями.
В спальне тоже все было как обычно. Стоило Лоренцо обнять и поцеловать Джесс, как присущая ему магия заставила ее забыть об утренней размолвке. Полные чувственности прикосновения по очереди пробудили ее чувства, пока она не стала покорной глиной в его руках, ничего не соображающей и способной лишь стонать от страсти.
Впрочем, нет… На этот раз в их отношениях возникло нечто новое. Они занимались любовью более жадно и страстно, чем всегда. Тело Джесс, сгоравшее от желания, окончательно вышло из-под контроля. В таком состоянии она не могла уловить разницу. И лишь когда долгий день, полный чувственных утех, остался позади и любовники были готовы погрузиться в сон, вызванный не столько пресыщением, сколько крайней усталостью, Джесс вновь задумалась над утренними словами Лоренцо.
«Может быть, мы оба не выдержали испытания. Каждый по-своему».
С этой мыслью она уснула, с нею же и проснулась.
День незаметно подошел к концу. Начинались сумерки. Лежавший рядом Лоренцо еще спал; его напряженные черты расслабились, длинные пушистые ресницы отбрасывали тени на высокие скулы.
Занятая своими мыслями, Джесс встала с кровати и, как обычно, пошла принимать душ и мыть голову. Готовясь к обеду, она вынула из шкафа простое тонкое зеленое платье. Но все это время она думала, размышляла, раскидывала мозгами…
«Мы оба не выдержали». Неужели дерзкий, высокомерный Лоренцо Скарабелли признался, что совершил ошибку? Никогда! Но его слова звучали так, словно он был готов допустить такую возможность.
Она вышла на маленький балкон, чтобы просушить волосы на солнце, и услышала, как Лоренцо заворочался, а потом тоже пошел в душ.
Господи, как же он любил меня! — с тоской подумала Джесс, вспомнив подаренную шкатулку с осенними листьями. — Но какие чувства он испытывает ко мне теперь? Говорят, от любви до ненависти один шаг. Впрочем, кажется, это не тот случай. Иначе он не повез бы меня на Сицилию, в дорогой ему дом отца и деда.
А что, если от любви один шаг не до ненависти, а до безразличия? Вдруг Лоренцо действительно чувствует к ней только сильную физическую тягу, о которой так красноречиво говорит, и ничего больше? Да, когда-то он любил ее. Но не морочит ли она себе голову, мечтая, что настанет день, и эта любовь оживет?
Раздавшийся сзади легкий шорох заставил ее вздрогнуть. Спустя секунду она ощутила прикосновение губ Лоренцо — как раз над застежкой ожерелья из золотых листочков.
— Дам сто долларов, если расскажешь мне, о чем задумалась, — с усмешкой проговорил он и встал рядом, облаченный в очень шедшие ему черную рубашку и черные брюки.
