Филлис Холлдорсон - Подкидыш
— Привет, Джоди. Чем могу быть полезен?
Ты мог бы любить меня, подумала она.
— Мне надо с тобой поговорить. Как насчет сегодняшнего вечера?
— Что-то случилось? — На этот раз в его тоне явственно звучала тревога.
— Нет-нет, — поспешила она ответить. — Нет, это, в общем, не срочно. Наверно, ты занят…
— Если не возникнет ничего неожиданного, к семи я буду свободен, — деловито сказал Рик. — Где увидимся?
Голос его звучал так сухо, так отстраненно. Может, зря она это затеяла? Но, как бы то ни было, отступать поздно.
— Я… я бы хотела встретиться у тебя. Если, конечно, ты не против, — добавила она поспешно.
Рик помолчал.
— Хорошо. В семь устраивает?
— Да, спасибо… Я… я приеду без ребенка.
Это было ошибкой.
— Черт побери, Джоди, давай напрямик, а то все вокруг да около! — взорвался он. — Это не мой ребенок, и мне трижды наплевать, с ним ты придешь или без него!
Она глубоко вздохнула.
— Рик, пожалуйста, я не хотела… Впрочем, неважно. В семь я приеду. — И повесила трубку.
Так она и сделала. Ровно в семь подъехала к дому Рика и позвонила в дверь. Окна светились, значит, он у себя.
Дороти с радостью ухватилась за возможность как следует насладиться обществом девочки и сказала Джоди, что та может не торопиться.
Джоди услышала за дверью шаги Рика в тяжелых ботинках. Улыбки не было на его лице, но и угрюмости, к которой она в последнее время привыкла, тоже. Он выглядел таким… таким мужественным, что у Джоди перехватило дыхание, и она обрадовалась, когда он заговорил первым:
— Давай пальто, я повешу.
Джоди уже предупредила своих друзей и сотрудников в Цинциннати, что задержится в Коппер-Каньоне на неопределенное время, и попросила лучшую подругу переслать ей кое-что из одежды. Посылка прибыла сегодня утром, так что теперь в длинном темно-зеленом пальто она чувствовала себя одновременно уютно и нарядно.
Рик помог ей снять пальто, и она осталась в коротенькой серой шерстяной юбке и розовом кашемировом свитере. Трудно было не заметить, что выразительные глаза Рика глянули на нее с одобрением.
— Пойдем в гостиную, — сказал он и повернулся, указывая дорогу. — Там, у огня, уютней.
Рик был прав. Дрова в камине, прогорая, потрескивали, вкусно тянуло дымком. В комнате стоял полумрак, было тепло.
Указав рукой на диван, он отошел к бару.
— Что будешь пить?
Пить ей не хотелось: предпочтительней говорить на трезвую голову. Но, с другой стороны, спиртное поможет утихомирить расходившиеся нервы.
— Немного водки с апельсиновым соком, пожалуйста.
Он кивнул, занялся приготовлением коктейля и для поддержания светской беседы спросил:
— Ну, как ты справляешься с младенцем?
— Чудесно! — воскликнула она и тут же одернула себя: тщательней выбирай слова, дорогая, и поменьше энтузиазма — зачем раздражать Рика? — Пока что мы зовем ее Долли, и она очень мила. Почему бы тебе самому не заехать взглянуть на нее?
Он нахмурился.
— Послушай, если ты хочешь сказать, что я пренебрегаю собственным ребенком, то…
— Ничего подобного я не говорю, — запротестовала Джоди. — Просто тебя приглашаю, надеюсь, тебе будет интересно.
Он вспыхнул и опустил глаза.
— Некогда мне.
— До того некогда, что нет времени заехать поздороваться с родителями?
— У меня прекрасные отношения с родителями, не беспокойся, — отрезал он, — и это никоим образом тебя не касается!
Он смешал водку с соком и плеснул виски на кубики льда во втором стакане.
— Очень даже касается, и ты не можешь не знать это! Если б мы с Долли не жили у твоих родителей, ты бы то и дело к ним заезжал. Или, может, стараешься выжить меня оттуда?
Рик поставил бутылку виски на место, взял два стакана, салфетки и через всю комнату направился к ней.
— Не знаю. Может, оно и так, — устало признался он, протягивая ей коктейль. — Я не прочней любого другого. Может, как раз наступил предел, после которого только и остается, что бежать и скрываться.
— Предел чему? — выдохнула она, не ожидая столь скорой капитуляции.
— Послушай, Джоди, давай лучше не будем, ладно? — недовольно выговорил Рик. — Неделя была ужасная, и мне, ей-Богу, не до ссор и споров. Если ты пришла, чтобы сообщить мне, что я вообще никудышный человек, а уж сын и отец — в особенности, то, пожалуйста, уходи. Оставь меня в покое. У тебя теперь есть ребенок. Это ведь то, чего ты хотела, верно? Что тебе еще от меня нужно?
Джоди смотрела на него во все глаза, не произнося ни слова. Господи, да неужто он и впрямь думает, что она такого низкого мнения о нем?
Сделав большой глоток из своего стакана, она поставила его на низкий столик. Руки тряслись, немного жидкости пролилось. Она вытерла лужицу салфеткой, встала, подошла к тому концу дивана, где, понурившись, сидел Рик, и села рядом — так близко, что коснулась его.
— Рик, — тихо сказала она, — я пришла не ссориться. Я пришла попросить прощения за то, что усомнилась в тебе. Я знаю, ты человек честный и благородный.
Она почувствовала, как напряглись его мускулы, но он не отодвинулся. Отхлебнул виски и тоже поставил стакан.
— Ты подумала обо мне плохо, — пробормотал он.
— Я была не права, — призналась она. — Но хотя ребенка оставили на твоем пороге, мне и в голову не пришло, что это может быть твой ребенок, пока я не наткнулась на эту записку.
Она взяла его руку, стиснула ее в ладонях.
— А когда наткнулась… Теперь я понимаю, и мне очень, очень совестно, но у меня просто в голове не укладывалось, что женщина может оставить свое новорожденное дитя на крылечке у первого попавшегося мужчины, да еще написать, что он отец, тогда как на самом деле это неправда! — Она прижалась к нему и пробормотала в самое ухо: — У тебя всегда так колотится сердце?
— Ты нарочно меня мучишь, Джоди?
— Я?! Тебя?! — трясущимися губами переспросила она.
— А то ты сама не знаешь! — Это было скорей мурлыканье, чем ропот.
Она потерлась о его щеку своей.
— Мне перестать?
Он застонал, обхватил ее руками и пробормотал:
— О, Господи, конечно же, нет! Никогда не переставай. Я не вынесу, если ты перестанешь.
— Ты выглядишь таким усталым…
— Я действительно устал. — Его теплые губы щекотали ей шею. — Не спал совсем.
— Из-за меня? — спросила она.
— Ну, в основном да.
— А почему ж ты не сказал мне об этом? — спросила она, гладя его плечи.
Он сжал ее в объятиях, и теперь их сердца бились в унисон.
— А потому, что мужчине полагается быть сильным и страдать, стиснув зубы, — хмыкнул он.
