Ольга Егорова - Волчья ягода
Он попытался представить ее на чьей-то чужой кухне. В одной руке – чужой нож, в другой – ярко-оранжевая морковка. Тоже чужая. Почему-то не смог. Майю с ножом и морковкой представить получалось, а вот чужую кухню в качестве фона для картинки – никак, хоть убей. В качестве фона в воображение упрямо лезла только своя собственная кухня.
Вот тебе и раз, подумал Арсений. Это что еще за узурпаторские такие мысли в голову лезут? И главное, с чего? Неужели одна-единственная дурацкая фраза «у нас» таким образом повлияла на его сознание, что он теперь будет ревновать эту почти незнакомую девушку к чужим кастрюлям и морковкам? Эй, Арсений Волк, кажется, у вас проблемы…
Он шел по мокрой улице и так сосредоточенно рассуждал над своими проблемами, что не заметил уже возле самого подъезда торчащий из лопнувшего асфальта обломок какой-то трубы. Споткнулся, попытался удержать равновесие, громко выругался и шлепнулся на мокрый и скользкий асфальт…
Приземление вышло более чем неудачным – он саданулся о злополучную железяку лбом и сразу же почувствовал, как заструилась вниз по щеке горячая струйка крови из лопнувшего сосуда.
– Черт! – Он бессильно выругался, рассматривая в скупом освещении подъездного фонаря свои пальцы. – Только этого… Только этого еще не хватало… для полного счастья!
Куртка теперь была вся в грязи. И брюки были мокрыми и грязными. А лицо почти все залито кровью.
Вот зрелище-то, криво усмехнулся Арсений. И как теперь, спрашивается, идти в таком виде домой?
Федька увидит – испугается.
Хотя Федька-то его вряд ли увидит. Он лежит в постели и едва ли побежит его встречать в прихожую.
А вот если Майя его увидит… Она-то точно испугается.
«Черт, как же по-дурацки все получается, – подумал Арсений. – Нужно постараться… Нужно как-нибудь так сделать, чтобы Майя не испугалась…»
Этот Арсений Волк на самом деле был сумасшедшим.
Абсолютно и стопроцентно сумасшедшим мужиком, которого она встретила, наверное, на свою беду. Майя окончательно убедилась в этом, когда выбежала в прихожую, услышав, как повернулся наконец в замочной скважине ключ.
Выбежала – да так и остолбенела, застыв на пороге.
Прикрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть, – где-то в глубине сознания молнией сверкнула мысль о том, что делать этого в любом случае не надо, чтобы не испугать Федьку. Кричи не кричи – никуда теперь не денешься, и с сумасшедшим мужиком Арсением Волком придется еще какое-то время находиться под одной крышей.
Это было ужасно.
Он стоял возле входной двери. Узнать его было практически невозможно – вся левая половина лица в крови, куртка мокрая и грязная, джинсы тяжелые от впитавшейся в ткань воды. Но самое главное и, пожалуй, самое странное и необъяснимое заключалось в том, что в руках у Арсения Волка была мягкая игрушка. А также в том, что Арсений Волк улыбался.
Майя могла бы поклясться, что он улыбается. Хотя левую половину лица было почти не видно, зато правая, только слегка измазанная грязью, так и светилась складочками и ямочками.
Дикое зрелище.
– Не пугайтесь, – сказал он хриплым голосом, и Майя испугалась еще сильнее. – Это вам.
Он протягивал ей мягкую игрушку.
В полном ступоре она стояла и смотрела на него, не зная, что делать.
Арсений Волк, увидев ее реакцию, тяжело вздохнул.
– Так я и знал, – сказал он погрустневшим голосом и перестал улыбаться. – Так я и знал, что вы испугаетесь. А я вас обрадовать хотел… Что, на самом деле я так ужасно выгляжу?
Ужасно – это было не то слово, конечно.
– Что… с вами… случилось? – выдавила она из себя, пытаясь справиться с нахлынувшим ступором. Может быть, все это – только сон?
– Вы, наверное, думаете, что я вам снюсь, – усмехнулся Арсений Волк, тут же прочитав ее мысли. – Ладно, не буду больше вас пугать. Сейчас пойду в ванную, умоюсь и переоденусь. Да вы собаку-то возьмите! Она же игрушечная, не кусается…
– А зачем мне… собака? – неуверенно спросила Майя, принимая мягкую игрушку.
– Так просто, – ответил Арсений Волк и скрылся за дверью ванной комнаты.
Через секунду оттуда послышались звуки льющейся из крана воды, а еще через несколько секунд – Майя могла бы в этом поклясться – достаточно громкие русские народные напевы.
Арсений Волк пел в ванной.
В это было трудно поверить, но тем не менее это было так. Мокрый, грязный и, по всей видимости, раненный в голову Арсений Волк беззаботно и ужасно фальшиво распевал в ванной песню «Ой, цветет калина…».
«Сбежать?» – трусливо подумала Майя, покосившись на входную дверь. Пожалуй, другого такого шанса у нее не будет. Пусть там поет свои песни и умирает под них от потери крови – его проблемы. С нее достаточно. У нее своих проблем по горло.
Только…
Только если он и в самом деле умрет?
От этой мысли стали вдруг ватными и руки, и ноги.
Черт, нужно же срочно что-то делать! Нужно по крайней мере вызвать «скорую»!
В руках непонятно каким образом оказалась желтая собака с дружелюбно открытой пастью. Майя смутно вспомнила, что эту собаку зачем-то дал ей Арсений…
Хотя какая теперь разница! Торопливо бросив непонятную игрушку на табуретку, она стрелой помчалась туда, откуда раздавалось душераздирающее пение хозяина квартиры, и застучала кулаками в дверь.
– Откройте! Откройте сейчас же, вы меня слышите?! Что там с вами случилось? Нужно срочно…
Она не успела договорить – дверь ванной распахнулась, и перед ней предстал целый и почти невредимый, с чистым уже лицом и абсолютно голый хозяин. На лбу была всего лишь ссадина – теперь это было очевидно. Живой, к тому же чем-то чрезвычайно довольный Арсений Волк стоял в ванной, прикрывал занавеской причинное место и улыбался. Джинсы, грязная куртка и футболка валялись на кафельном полу.
– Вам понравилось, как я пою? – поинтересовался он, растянув губы в бесхитростной широкой улыбке.
Острое желание спасти его в этот момент резко поменялось на дикое желание убить его собственноручно.
– Вы просто… идиот! – выпалила она ему в лицо и изо всех сил хлопнула дверью.
Хлопнула – и потом уже подумала про Федора.
Замерла, прислонившись спиной к двери в ванную комнату, прислушалась.
Но нет – никаких звуков из детской комнаты не доносилось, видимо, Федька по-прежнему спал и ничего не слышал.
Бежать. Нужно было срочно бежать отсюда, куда глаза глядят. У нее есть еще время.
Есть время, однако нет… денег.
Куда же она пойдет в половине второго ночи без копейки в кармане?
Начав уже шнуровать левый ботинок, Майя застонала и, выпрямившись, обессиленно прислонилась к холодной стене. Дура, сто раз дура! Это только дура могла выйти из дома в ночь, не захватив с собой кошелек. Порывшись в карманах джинсовой куртки, она обнаружила жалкую мелочь, которой не хватило бы даже на проезд в автобусе.
