Дженнифер Блейк - Любовь и дым
— Да, хотя не мешало бы этому количеству еще увеличиться.
— Интересно, а что он даст взамен «Столет корпорейшн»?
— Я тоже не знаю, — прохладно ответила Анна. — Так же как не знаю и того, на что рассчитывает «Столет корпорейшн».
Они остановились на красный свет. Их взгляды встретились. Улыбка тронула губы Данта, и Анна почувствовала, что сама непроизвольно начинает улыбаться. Они засмеялись почти одновременно.
Когда на светофоре зажегся зеленый свет и Дант тронул с места «альфа-ромео», он сказал:
— Хорошо. Я не буду выворачивать вас наизнанку вопросами о вашем муже, а вы отнеситесь ко мне столь же милосердно с вопросами о Риве.
— Я все равно не много смогла бы вам рассказать. Почти ничего сама не знаю. А что касается миссис Столет, то я восхищаюсь вашей верностью ей.
— Да и вы отличаетесь этим качеством.
— К сожалению, это моя вторая натура.
— Ничего, не жалейте. Кстати, меня совсем не интересует, что сейчас между ними.
— Миссис Столет не…
— Нет, мне она ничего не сказала, кроме того, что у нее сегодня деловой обед. Она сказала бы мне все, если бы посчитала нужным. Но я не любопытный человек, хотя и видел, как они договаривались там, на митинге.
— Я понимаю вас. Эдисон тоже не счел нужным сказать мне что-нибудь об этой встрече.
Непроизвольно Анна коснулась небольшого синяка на своей руке ближе к кисти. Дант машинально посмотрел туда и все увидел, прежде чем успел вежливо отвернуться.
— Уверен, это исключительно деловая встреча, — сказал он, старательно придавая своему тону нейтральность.
— Не сомневаюсь в этом, — согласилась она тоже без тени беспокойства, затем быстро перевела разговор на другую тему.
Они говорили об экономике штата, об отеле, где она остановилась с Эдисоном, о совещаниях и всемирной ярмарке, которая проходила в городе несколько лет назад. Они все еще беседовали, когда машина остановилась перед входом в антикварный магазин. Дант вошел вместе с Анной. Они дружески поспорили по поводу достоинств викторианской мебели, которая ей нравилась. Она называла ее солидной, а он говорил, что она громоздка и чересчур разукрашена. И по поводу мебели в стиле «Глубинка французской Луизианы». Он называл ее элегантной и простой, а она настаивала на том, что она примитивна.
Анна искоса разглядывала своего кавалера-сопровождающего. Она видела, как он притрагивался к дереву, бархату и шелку, которыми были обиты предметы мебели. Создавалось впечатление, что они являются для Данта почти живыми существами. Он повернулся куда-то, и она увидела, как его волнистые волосы красиво спадают на затылок, оценила красивую форму его ушей. Она внимательно изучала его открытое лицо, смешинки в глазах. Все это было очень занимательно.
Что касается кресла-качалки, то они его нашли-таки. К счастью, оно находилось в таком ужасном состоянии, что Дант не стал настаивать на его приобретении. Однако ей приглянулся бронзовый херувим с листвой в волосах и виноградом в руках. Юный вакх! Статуя была выполнена в натуральную величину и предназначалась, судя по всему, для сада. Она была отреставрирована, но не до конца, и на плечах мальчика были еще видны следы краски. Он ей очень приглянулся.
Дант пошел торговаться с владельцем лавочки и добился значительной скидки с первоначальной цены. Через несколько минут он уже вьгаес из лавочки завернутого в плотную бумагу херувима и положил его на заднее сиденье своей машины. После этого просто грех было бы ей отказаться от его предложения вместе отобедать.
Они вернулись во французский квартал и выбрали по желанию Анны заведение «Ральф и Каку», где заказали сезонное блюдо — речных раков.
Сидя за освещенным солнцем столом, они продолжили увлеченную беседу. Вид речных раков заставил Данта перенестись мыслями в свое далекое детство. Он рассказал о том, каково мужать среди десятков дядюшек, тетушек, кузенов и кузин, среди рек, каналов и озер. Каково с детства познавать рыбную ловлю, охоту. Каково танцевать на свадьбах по субботним вечерам, а наутро тащиться на мессу. Он рассказал, что его мать научилась английскому, только когда начала ходить в школу, и часто это знание полностью ее оставляло, когда она сердилась. После ее смерти его отец, итальянец, имевший широкие связи в овощных рядах французского базара, вернулся в Новый Орлеан. Там-то, на французском базаре, куда каждое утро приходили знаменитые повара в поисках свежей зелени или фруктов, Дант Ромоли и начал впервые интересоваться едой не так, как интересуется ею голодающий. Потом он стал работать помощником официанта в «У Леконта». Это было уже, когда его отца убили в уличной драке.
В основном же именно Дант задавал вопросы. О Джоше и его жизненных устремлениях, о ее обязанностях как жены политика, о том, нравится ли ей исполнять их, а если нет, то почему. Когда он несколько раз подцепил ее, шутя, — то по поводу того, что она отказалась снимать шляпу, чтобы не демонстрировать свои примятые волосы, то по поводу ее жеманности, с которой она отправляла в рот с тарелки речных раков, — Анна ответила ему тем, что припомнила его разговор о должности телеповара, подслушанный ею, на улице. О юных созданиях, для которых Дант любил готовить шикарные омлеты, она, однако, не упомянула, приберегая этот эпизод в качестве главного козыря.
Они уже закончили есть и допивали вино, когда Дант вдруг поставил свой стакан на стол и, прикоснувшись к ее руке, повернул ее синяком вверх.
— Что случилось, дорогая? — просто спросил он.
Анна почувствовала, как краска заливает ей лицо. Она попыталась спрятать руку, но ей это не удалось.
— Ничего, правда…
— В таких случаях обычно говорят: «Упала с лестницы», — с мягкой иронией подсказал ей Дант.
— Да, что-то вроде этого, — согласилась она смущенно, избегая его взгляда. В принципе она должна была бы рассердиться на это его нескромное любопытство, но почему-то не рассердилась. К тому же не так уж часто ее баловали теплотой и участием, чтобы отвергать их сейчас, с порога.
— Вам не нравится толкать речи, вам не нравится быть женой политического деятеля, и при этом вы живете с человеком, который дурно обращается с вами. Возникает логичный вопрос: почему бы вам не плюнуть на все это?
— Не забывайте, что у меня есть Джош. Когда мальчик рос, он очень нуждался в отце, а в этом качестве Эдисон не так уж плох.
— Но мальчик давно вырос.
— Развод причинил бы большой ущерб карьере Эдисона. У него сейчас такие хорошие шансы стать губернатором, вы сами это признали. Я не хочу брать на себя ответственность за провал кампании, который произойдет непременно в случае развода.
