Сандра Браун - Дитя четверга
– Бывает. – Он закончил есть и лениво водил пальцем по внутренней поверхности ее рук. – Я же говорил тебе, что устал колесить по свету.
Он мог бы водить пальцем и по ее животу – именно там она испытывала странные сладостные ощущения.
– А у тебя никогда не появлялось чувство страха где-нибудь среди океана? Скажем, во время шторма.
– Несколько раз. Вообще-то я осторожен и стараюсь не плавать в плохую погоду. Дело у меня не срочное, так что я могу выждать несколько дней и отложить встречи.
– А какие встречи?
– У тебя очень красивая грудь.
– Ты переводишь разговор на другое.
– Ну да! Это ты переводишь разговор на другое. Все эти дни я только и думаю о твоей груди.
Ей было слишком хорошо и спокойно, чтобы протестовать. Она зевнула и от души потянулась.
– Я наелась, и мне хочется спать. Я, пожалуй, подремлю. А ты что собираешься делать?
– Лежать рядом и смотреть, как ты дремлешь.
Она повернулась на живот и легла щекой на скрещенные руки.
– Гм… а солнце чувствуется… Послушай, что ты делаешь?
– Развязываю бикини.
– Это я понимаю. А зачем?
– Чтобы на твоем теле не было никаких некрасивых пятен. Ведь этого нельзя допустить, правда? – Он поцеловал ее в плечо. – И кроме того, нужно чем-то прикрыть твою спину, иначе она сгорит. А теперь успокойся и спи.
– Слушаюсь, капитан, – пробормотала Эллисон и зевнула. Его руки скользили по спине и творили настоящие чудеса. Спенсер знал толк в массаже. По его собственному телу пробегали волны удовольствия, когда он массировал ее. Эллисон задремала, чувствуя, как пальцы Спенсера скользят вдоль позвоночника.
Спенсер откинулся в шезлонге и стал смотреть на лежащую рядом женщину. На ярком солнце ее волосы поражали великолепием. Они были собраны на макушке, а не на затылке, как тогда, в лаборатории, да и узел свободный, и несколько выбившихся завитков украшали шею и плечи. Ему показалось это весьма знаменательным: Эллисон постепенно расставалась с некоторыми строгостями, которыми окружила себя в жизни. Это внушало надежду.
Кожа цвета спелого абрикоса лоснилась от крема, которым Эллисон ее смазала. Спенсер представил, как его руки и рот дотрагиваются до самых интимных мест.
В профиль Эллисон выглядела весьма изящно. Точеная фигурка, узкая талия. В желобке позвоночника виднелся светлый, с персиковым отливом пушок. Ноги – длинные и стройные, икры округлые. Спенсеру очень хотелось накрыть их ладонями и долго целовать ступни и каждый палец.
В нем вдруг родилось какое-то теплое чувство. Он испытывал к Эллисон желание, это верно. Но его привлекали и ее дух, и неукротимый темперамент, и ум, и даже незащищенность и невинность. Ему хотелось научить ее любви, но чтобы и она поделилась с ним секретом своей уникальности и привлекательности.
Стало быть, он любит ее?
Должно быть, любит. С тех пор как познакомился с ней, он стал думать, что познать ее физически – это не конец, а лишь начало. Было ли это любовью?
Эллисон подняла руку, приоткрыв его взору грудь. Ему отчаянно захотелось накрыть эту грудь ладонью, ощутить ее мягкость. Захотелось сжать пальцами соски, чтобы они затвердели, а затем целовать их, слушая стоны и прерывистые всхлипы Эллисон.
Боже! Кажется, он гибнет. Спенсер, казалось, испытывал физическую боль, однако заставил себя встать на ноги. В кладовке отыскал лестницу и прикрепил ее к наружной стороне борта. Затем, бросив в последний раз взгляд на женщину, которая завладела его мыслями и с такой силой воздействовала на его тело, он перелез через борт.
Глава 9
Позже Эллисон не могла объяснить себе, почему вдруг проснулась с чувством страха и сильным сердцебиением. Она резко села в шезлонге. Лифчик бикини упал на палубу.
Шезлонг, в котором до этого располагался Спенсер, был пуст.
– Спенсер! – позвала Эллисон, жмурясь от ослепительного солнца. Она вскочила и оглядела палубу. – Спенсер! – крикнула она еще громче.
Эллисон подбежала к борту, в панике выкрикивая его имя. Где он? Она бросилась в рубку и на камбуз, в гостиную и спальню. Спенсера на яхте не было!
– Спенсер! – повторяла она, озираясь по сторонам и поднимаясь снова на палубу.
– Я здесь, Эллисон! Несмотря на громоподобные удары сердца и шум в ушах, она расслышала его голос.
– Спенсер, где ты? – перешла она на шепот, испытав чувство опустошающего облегчения.
– У правого борта. А что случилось? Она бросилась к левому борту и никого там не нашла. Спенсер окликнул Эллисон, в его голосе прозвучала тревога.
– Эллисон, с тобой все в порядке? Она обернулась на голос и заметила прикрепленную к борту лестницу. Подбежав к поручню, посмотрела вниз и увидела мокрого Спенсера, который поднимался по лестнице.
– Ты плавал! – возбужденно воскликнула она. – Плавал, да?
– Ну а что еще я мог тут делать? Что-то случилось?
Он перелез через борт и ступил на палубу.
– Случилось?! Да ты перепугал меня до смерти! Я проснулась и увидела, что тебя нет. Только представь себе: я одна-одинешенька среди Атлантического океана и не имею ни малейшего представления, как управлять этой чертовой яхтой или даже как завести двигатель… Да ведь тут акулы и еще бог знает что в этой воде! А ты…
Лицо ее сморщилось, и она расплакалась. Он обнял ее мокрыми и прохладными руками и притянул к себе. Эллисон прижалась головой к его груди.
– Прости, что напугал тебя. Я всегда купаюсь таким образом. Просто никогда не говорил об этом. Я не отплываю дальше двадцати футов от яхты. Ну как, теперь тебе лучше?
Он мягко приподнял голову Эллисон. Вода с его волос закапала ей на лицо.
– Должно быть, я вела себя как последняя идиотка. Не знаю, с чего вдруг запаниковала… Я почувствовала себя такой одинокой… – Эллисон вдруг поразило серьезное выражение его глаз. – Такой одинокой без тебя, – шепотом закончила она.
Они оба одновременно осознали, что обнимают друг друга, что ее обнаженная грудь прижимается к его обнаженной груди, а бедра соприкасаются.
Капельки воды падали с головы на его волосатую грудь, а затем в виде хрустальных ручейков стекали по округлостям женской груди. Животы их упруго, в унисон, вздымались и опускались. Мужское и женское естество взаимно дополняли друг друга.
Тело Эллисон долгое время жарилось на солнце, тело Спенсера остудила океанская вода. Сейчас накопившийся в ней жар согревал его. Контраст был совершенно восхитительный.
Их глаза слали друг другу тысячу немых посланий, позволяя общаться на уровне более высоком, чем обычная человеческая речь. Они без слов поняли друг друга.
Когда их губы встретились, вздохи удовольствия и боли слились в один общий стон, выражающий взаимное желание. Губы Спенсера были холодны, зато язык горяч, и он мгновенно погрузился в ее рот. Поцелуй был продолжительным, сладостным, опьяняющим.
