Тереза Маммерт - Этот прекрасный сон
– Мне нравится, как мы с тобой совпадаем. – Толкаясь вперед, Джош целовал меня между лопаток. – Мне нравится, как твое тело вторит моему. – Он отстранился и медленно в меня вошел. Я заскулила, выгнув спину. Джош лизнул мою кожу под ухом и сделал новое, более быстрое движение. – Мне нравится, как ты кричишь и хнычешь, когда мы занимаемся любовью.
В его голосе слышалось напряжение. Не я одна испытывала приятные мучения. Сбившись с дыхания, Джош застонал. Он был на пределе.
– Что еще? – пропыхтела я, ритмично покачиваясь вместе с ним.
– Ты, Эйвери, – выдохнул он. – Я люблю тебя… Черт возьми, я так тебя люблю!
Прежде чем я успела бы возразить, Джош перевернул меня на спину и снова подался вперед. Поднеся руку к моей щеке, он посмотрел мне в глаза, а потом наклонил голову и с силой прижался губами к моим губам. Казалось, этот поцелуй совершенно поглотил его.
Когда Джош, перестав дрожать, отстранился, на его лице была усталая улыбка. Он еще раз поцеловал меня и, продолжая смотреть мне в глаза, опять в меня вошел. Подцепив одной рукой мое колено, он напрягся и вжался глубже. Его бедра совершали кругообразные движения. Чувствительные участки моей кожи заныли от желания. Я невольно закатила глаза и вздохнула:
– Как мне хорошо…
При таком темпе я не могла испытать оргазм быстро, но я чувствовала, как внутри постепенно закипает что-то, с чем я, может быть, не смогу совладать.
Джош трогал языком и губами мою шею, целовал мой рот. Я сцепила ноги у него на пояснице, позволив ему войти еще глубже, и он простонал:
– Черт, кажется, я сейчас кончу еще раз.
Разгоряченная этими словами, я дернулась и крепче обняла его, чтобы он задвигался быстрее и резче. Мы одновременно вскрикнули.
Немного успокоившись, Джош поднял брови и, тяжело дыша, сказал:
– Офигеть! Такого у меня еще не было!
На меня нахлынули эмоции, и я закрыла лицо руками. После лучшего секса в моей жизни мне захотелось плакать. Было стыдно, но сдержаться я не смогла.
– Эйвери?
Я покачала головой, чувствуя, как по вискам льются горячие слезы.
– Детка, – Джош отнял мои руки от лица, – что случилось?
– Ничего. Пожалуйста, не обращай внимания. Я такая глупая!
Он поцеловал костяшки моих пальцев:
– Скажи мне.
– Ты когда-нибудь был так счастлив, что не знал, смеяться тебе или плакать?
Он покачал головой и спросил:
– А у тебя когда-нибудь было что-нибудь настолько прекрасное, что ты боялась это потерять?
Я кивнула и всхлипнула. Слова Джоша выразили мои чувства, которых я сама не смогла объяснить.
– Я никуда не уйду, – сказал он, большим пальцем вытирая мои слезы.
Почувствовав его руку в своей, я вдруг вспомнила аварию:
– Ты говорил это до… нет, после столкновения.
Джош на секунду задумался, а потом тихо усмехнулся:
– Ну вот видишь! Я держу слово.
– Даже если тогда ты не знал, что оно означает?
– Я знал. – Он наклонился и поцеловал меня в губы. – И сейчас готов это повторить.
Я улыбнулась:
– Ты не первый, кто обещает женщине ошиваться возле нее. Но иногда, хочешь ты этого или нет, приходится отпускать людей.
– Только не мне. – Джош указал на фотографию, стоявшую в рамке у меня на прикроватной тумбочке: – Почему ты о них никогда не говоришь? Вы созваниваетесь?
Я всерьез задумалась, прежде чем ответить. Отдать другому человеку часть себя – не то же самое, что подарить ему машину и дать ключи от своего дома. Это еще более решительный шаг.
– Папа вез нас с мамой в ресторан, чтобы отпраздновать мой выпускной. Мы смеялись, говорили о будущем. А потом что-то ярко вспыхнуло. Больше я ничего не помню.
Джош сглотнул, нахмурив брови:
– Ты сильно пострадала?
– Сотрясение. Пробыла без сознания минут двадцать.
Видя, как он огорчен, я дотронулась до его лица:
– Ну что ты?
– Я представил тебя после аварии одну с… с родителями.
– Их выбросило на дорогу. Мама умерла сразу же, папа вскоре. Я увидела их, только когда пожарные вытащили меня из машины.
– Не буду говорить, что ты везучая, но…
– Вот и правильно. Не надо. Терпеть не могу, когда мне такое говорят.
Он поцеловал меня в лоб:
– Ладно. Тогда скажу, что повезло мне. Ты выжила. Дважды. И ты здесь.
Я закусила губу:
– Не обязательно постоянно говорить все эти прекрасные слова. Просто оставайся рядом.
Он внимательно посмотрел на мое лицо, как будто хотел собрать по кусочкам все, что было разбито.
– Я буду делать и то и другое.
* * *– С днем рожденья тебя! – пропела Деб, протягивая мне крошечный тортик, покрытый розовой глазурью.
Я понюхала его:
– Песочный с клубникой?
– Как ты любишь! – подмигнула она.
– Спасибо, Деб.
Я остановилась посреди коридора и зажмурилась.
– Что такое? – насторожилась Деб.
– Мне придется либо пользоваться прокладками, либо носить с собой запасные трусы.
– Это тебе подарок от Джоша? – сморщилась она. – Может, хватит уже служить ему контейнером для спермы?
– Вообще-то, он подарил мне шарфик и брелок-сердечко. Принес завтрак в постель, – обиженно сказала я. – А две недели назад, между прочим, ты больше всего желала слушать интимные подробности.
– Это потому что я спала одна. А теперь у меня свои сексапады, так что спасибо тебе большое.
Я направила на нее указательный палец:
– Ты и Куинн? И с каких пор?
– С того одного раза.
– С одного раза… – повторила я.
– Чувствуешь?
– Что?
– Что ты завидуешь моей потрясающей регулярной половой жизни. О’кей. Продолжай в том же духе. Мне это даже приятно.
– Я… э… пошла на четвертый этаж.
Деб посмотрела на меня с отвращением:
– Думаю, в родильном отделении ты отлично покайфуешь. Особенно если учесть твою ненависть к детям.
– Нет у меня к ним ненависти. Глядя на них, я даже вроде как успокаиваюсь. Гадаю, кем они станут, когда вырастут, и какие проживут жизни.
– Ну ты и странная! – сказала Деб и направилась в приемную.
Я подошла к лифту и нажала кнопку. Доктор Розенберг был уже в кабине. От его высокой термокружки с кофе шел пар, и он разгонял его, размахивая пачкой документов. Как только мы встретились взглядами, он смутился и шагнул в сторону, освобождая для меня пространство.
– Доктор, – сказала я. Он кивнул, притворившись, что просматривает свои бумаги. – Все в порядке?
– Да, конечно.
Он продолжал глядеть в документы, но не читал их: они были перевернуты вверх ногами.
– Я вас чем-то расстроила? – спросила я, прокручивая в голове варианты.
Может, он сердится из-за того, что мы с Джошем продолжаем встречаться? Или утром я что-то не так сделала, когда у пациента остановилось сердце? Больше ничего в голову не приходило.