Елена Квашнина - Работа над ошибками (СИ)
— Слушай, — закричала она мне прямо в ухо. Еще бы! Сквозь грохот музыки сейчас и качественный вопль не расслышишь.
— Давай покажем этой Заварке, чьи в лесу шишки?
Я развела руками. С удовольствием бы показала. Но как?
— Когда «белый» танец объявят, ты Ивана пригласи, а я — Пескова.
— Да Иван не пойдет. Откажет.
— Тебе? — удивилась Лидуся. — Никогда. А если заартачится, скажи ему, что мне помогаешь. И вот увидишь, побежит, как миленький. Только надо с ними совсем рядом встать, чтобы успеть перехватить.
Потанцевать с Иваном, помогая тем самым Лидусе, — совсем другой коленкор. Даже для себя самой прекрасное оправдание. Тем более для Ивана. И я поддалась на уговоры. Мысленно начала прорабатывать свои действия, забыв обо всем остальном.
Зазвучал медленный танец. Лидуся потянула меня за собой. Мы выбрались из своего нагретого угла и стали протискиваться поближе к намеченной цели. Тут-то меня и словил Широков.
— Можно? — спросил мягко. Только ответа ждать не стал, сразу взял за руку. Лидуся и здесь вовремя подсуетилась. За меня ответила ему согласием. Но предупредила, что отпускает любимую подругу лишь на один танец. А потом у нас важное дело. И сразу толкнула меня в спину. Я прямо-таки свалилась на Широкова. Оглянулась на Лидусю, свирепо сверкнув глазами. Исподтишка показала ей кулак. Широков не обратил внимания. Благодарно улыбнулся Лидусе и потащил меня за собой.
Я плелась за его спиной и сочиняла гневную речь, направленную против дорогой подруженьки. С какой стати она будет решать за меня, с кем мне танцевать?
Пока я злилась, Широков пробивал дорогу в центр актового зала.
— Все, Широков. Дальше не пойду.
Мне не хотелось, чтобы Иван увидел, как я танцую с другим.
— Меня, между прочим, Геной зовут, — огрызнулся вдруг Широков. Но остановился. Обхватил меня ручищами, как клешнями, затоптался на месте. Я старалась подстраиваться под его неловкие движения. Заодно попыталась исправить свою оплошность.
— Извини, Ген. Просто мы раньше не общались. Ты же меня на два года старше?
— На два, — подтвердил он, придвигаясь ближе.
Эта манера танцевать мне никогда не нравилась. Парень с девчонкой обнимались и, тесно прижавшись друг к другу, покачивались в такт музыке. Тем более, не хотелось обниматься с Широковым. Поэтому я незаметно отстранилась от своего партнера. Чтобы не способствовать возникающему интиму, снова бойко заговорила:
— Надо же! Живем столько лет в соседних подъездах, а я о тебе ничего не знаю. Ты чем сейчас занимаешься?
И до конца танца Широков подробно рассказывал о своем ПТУ, где учился на автослесаря. Еле-еле дотерпела до минуты, когда песня закончится. От Широкова сильно пахло табаком, немного — вином. И голос чуть гнусавый, и ладони влажные. Противно, короче. Едва только появилась возможность, мигом сбежала к Лидусе. Хотя… Могла бы и не торопиться. Во-первых, за медленным танцем запустили серию быстрых. А, во-вторых, Лидуся истерзала меня болтовней о Широкове. По ее мнению, мне не надо теряться, когда такой ценный кадр сам идет в руки. Генка симпатичный парень, и с ним вполне можно ходить в кино или на танцы. У других девчонок парни и того хуже.
Я слушала ее аргументы впол-уха. Глазами выискивала в толпе Ивана. Куда подевалась их компания? Вроде, только-только здесь были. Понятно, что увидеть нужного человека в полутемном зале среди танцующей орды крайне роблемноп. Но так хочется!
Лидуся все жужжала, жужжала над ухом. Разговор был неприятен и утомителен. Единственный мой довод, что Широков, кажется, выпивает, Лидуся небрежно отмела. Посоветовала мне присмотреться к ребятам. Все выпивают. А если начну постоянно встречаться с Широковым, то смогу условие поставить — пусть бросит пить. Захочет встречаться, так и бросит.
— Ага! Только шнурки погладит.
— Захочет, — убежденно протянула Лидуся. — Вон какими голодными глазами смотрит. На тебя так не смотрит даже…
Тут Лидуся запнулась. Посмотрела встревоженно глазами и замолчала. Меня это заинтересовало. Чтобы не спугнуть, полюбопытствовала якобы равнодушно:
— Значит, Широков голодными глазами смотрит? А кто еще?
Но Лидуся, видимо, поняла, что сболтнула лишнее.
— Мама твоя. Вот кто, — ответила туманно, поджала губы. Выпытывать у нее, кто еще кидает на меня стрстные взоры, дело бесперспективное. Если Лидуся не хотела говорить, никакие уловки и хитрости не помогали. Да она и времени мне не дала. Вернулась к обсуждению Широкова, заявив, что встречаясь с ним я ничего не потеряю, а помочь мне это сможет здорово. Помочь? В чем? Что еще за тайны Мадридского двора? Мое терпение лопнуло.
— Я знаю, почему ты так переживаешь за Генку. Он тебе нравится больше, чем какой-то там Песков. У него самый широкий клеш в целом районе. И везде цепочки: на шее, на руках, даже на штанах.
— Я за тебя переживаю, дурочка, — фыркнула Лидуся, среагировав скорее на замечание о цепочках, чем на мой тон. Она действительно, как сорока, любила все блестящее.
Мы вполне могли с ней рассориться на целый вечер. Но тут, к счастью, объявили «белый» танец. Мы встрепенулись и помчались выполнять свой план.
Лидуся оказалась права. Никаких объяснений не потребовалось. Иван без звука пошел со мной танцевать. Правда, его компания загоготала, когда я пролепетала приглашение. Но не он же! Вслед нам отпустили несколько плоских шуточек. Что-то там про килек. Или сикильдявок? Иван ухом не повел. Все равно, танец был испорчен. Благодаря издевкам я вдруг почувствовала себя мороженной треской. Руки и ноги стали негибкими, деревянными какими-то, ладони потели. Иван настороженно молчал. А мне ничего путного в голову не приходило. Поглядывала через его плечо на Лидусю, танцующую со своим Песковым неподалеку от нас. Лидуся блестела глазами, энергично болтала. Я завидовала ей ужасно. Столько свободы, непринужденности. Вот ведь везучая! Хотелось бы и мне так…
Иван заинтересовался моим повышенным вниманием к невидимому для него объекту. Спросил ворчливо:
— Куда ты все время смотришь?
— Да на сестру твою, — ответила я и взглянула ему в лицо.
Вот бывает так иногда. Смотришь в глаза человеку и ничего другого уже не видишь. Одни эти глаза. А все остальное исчезает неизвестно куда. И ты начинаешь тонуть в этих глазах, тонуть… А потом оказалось, что мы совсем близко. И Иван крепко меня обнимает. От него идет сильное, ровное тепло. Я чувствую это щекой, прижатой к его груди. И весь мир качается, качается…
Музыка внезапно кончилась. Мы все еще стояли, прижавшись друг к другу, когда рядом нарисовалась Шурочка Горячева. Подняла рыжие бровки. Сказала капризно:
