Диана Машкова - Женщина из прошлого
Фадеев быстро остыл и почувствовал, что зол все-таки больше на себя, чем на Наденьку. Сам он все перевернул! Позволил старой любви прорваться на волю, не думая о последствиях. Молодость его, видите ли, захлестнула! Но ведь и Люду он тоже любит, зачем же с Наденькой лезет тогда на рожон? Вот и не спит, мается вторую ночь напролет – самого себя понять не в состоянии. Встал, как баран: ни взад ни вперед. И упрекал себя, и казнил, и мучился, а что толку? Ясности никакой.
Хорошо, из ребят никто не видел, как великому Фадееву по ночам за стаканом в баре не спится, – подумают еще чего. А ему и не спится, и не пьется, и все кувырком. Стоило столько лет жизни прожить, чтобы оказаться вдруг на распутье.
Ладно, пора с этим делом насильно заканчивать, если само по себе не получается. Хватит умирать от любви, как мальчишка! Женщины женщинами, а у мужика в жизни на первом месте работа: главная идея, ради которой он трудится и живет. Вон все мысли о Наде! Что ему, больше задуматься не о чем? Он серьезный руководитель крупной компании, надо брать себя в руки.
Даже Ильюшин, почему-то все чаще приходивший Фадееву на память, не дурак был за бабами ухлестнуть, но дело-то от этого не страдало. Выкладывался человек, выжимал из себя все силы до последней капли: знал, что от авиации зависит победа в войне и будущее России. Творил чудеса каждый день: на ходу штурмовики свои совершенствовал, перекраивал.
С производством в военные годы сегодняшний труд людей даже сравнивать нечего: вся страна работала с нечеловеческим энтузиазмом. Сто самолетов в сутки выпускали! Из них до сорока «Илов». Ильюшин лично за всем следил, и сотрудников своих приучил к ответственности. Да и после войны, однажды взяв такой темп, не мог остановиться: в его КБ за год по три новых самолета проектировали!
А сейчас. Фадеев тяжело вздохнул, почувствовав в сердце острую боль, которая возвращалась к нему всякий раз, как он задумывался – последнее время все чаще – на эту тему. Стыдно подумать о том, что с родным авиапромом сделалось. Новых разработок в производстве днем с огнем не сыскать, а те самолеты, что уже выпускаются, выходят по одной, по две штуки в год. Немыслимо! До смерти обидно.
И сам он тоже, конечно, хорош – великий Фадеев! Что сделал для того, чтобы авиация в отечестве процветала? Летает себе на зарубежной технике, в ус не дует. Конечно, можно списать свою пассивность на то, что изменить ситуацию он не в силах: систему не переломишь. Времена настали такие – сплошная дележка бюджета, и не ему это менять: веса не хватит.
Те средства, которые выделяются на проектирование целого самолета, если это и происходит, до конечного исполнителя доходят в виде денег на создание одной-единственной стойки шасси. Остальное – неизвестно куда девается. Но вовлеченные в действо лица сыто молчат. И всех все устраивает.
Но кто времена-то наши такими сделал – не люди?! Сам он вот жизни всех учит: энтузиазм, личная ответственность! А при этом подает дурной пример молодым: бездействует, скорбно хоронит заодно с остальными то, что создал его любимый Ильюшин.
Мысли об авиации взбудоражили Фадеева. Сумбур в голове словно рукой сняло – правильно, лучше о самолетах рассуждать, чем о женщинах.
Он взглянул на часы – целых пятнадцать минут вел себя, как подобает серьезному мужику, о Наде даже не думал. Вот так и надо! Поздно в пятьдесят сходить с ума от любви, раньше надо было. А теперь работа, только работа!
Он решительно встал с постели, подошел к окну, снова раздвинул шторы. Сощурился на яркий свет, но заставил себя смотреть – хватит с него двух дней любовной лихорадки, пора выздоравливать. Даже смешно в его-то возрасте, ей-богу. И тут он услышал, как в дверь осторожно постучали. Робко, словно человеку было крайне неловко беспокоить хозяина номера. Фадеев усмехнулся, узнав в такой манере фирменную тайскую деликатность. Со вздохом подобрался к двери и распахнул ее. Перед ним, почтительно склонившись, стоял идеально вычищенный и отутюженный служитель отеля.
– Good morning, Mister, – произнес он на типично тайском английском: Фадеев едва узнавал слова, – I’m sorry. We have urgent mail for you.
– Thank you, – Михаил Вячеславович протянул руку за конвертом. Потом порылся в кармане брюк, извлек пятьдесят бат и протянул тайцу чаевые.
Таец торопливо откланялся, раз десять произнеся безбожно исковерканное «Thank you very much, mister»[14], и удалился, как водится в здешних краях, уважительно пятясь.
Что всегда смущало Фадеева в странах Юго-Восточной Азии, так это подобострастная манера обслуживания. Кому-то, может, и нравится, когда перед ним разве что на колени не плюхаются, а ему всегда было комфортнее общаться с людьми на равных.
Михаил Вячеславович вскрыл конверт, ожидая увидеть письмо от директора аэропорта в Бангкоке или других тайских партнеров, и порадоваться случаю, который возвращает его к работе. Наверняка коллеги хотят принести извинения за творящиеся в стране беспорядки, заверить, что скоро все вернется в нормальное русло и «плодотворное сотрудничество» продолжится. Что ж, он им с удовольствием ответит. Напишет, чтобы поторопились с решением внутренних неурядиц, попытались оказать влияние на правительство, а то, не ровен час, и авиакомпания откажется летать на таких условиях. Утапао – не аэропорт, а временная мера, которую дольше нескольких рейсов нельзя и выдержать.
Фадеев замер от изумления, когда из конверта выпала затертая пластиковая карточка, по виду напоминавшая ключ от номера в отеле, и сложенная вчетверо записка, на которой красовался напечатанный крупными буквами русский текст: «Сегодня в 21:00. Отель «Disco Inn». Номер 325. С нетерпением жду». Сердце Михаила Вячеславовича подпрыгнуло и заколотилось о ребра. Работа, аэропорты, правительство – все единым мигом выскочило из головы. Внутри звучало только одно имя – Надя.
Снова, как двадцать с лишним лет назад, записка с адресом, снова ключи – только тогда от ее квартиры, а теперь от номера в отеле. И опять в тот самый момент, когда он отчаялся, когда потерял в жизни свою дорогу. Фадеев погладил листок. В своих привычках Наденька не менялась – под текстом ни имени, ни подписи. Конечно. Он и сам все поймет. Сердце подскажет.
Михаил Вячеславович, взволнованный, взглянул на часы – еще только десять утра, а надо как-то дожить до вечера! – и заметался по комнате. Сначала пытался найти подходящий тайник для записки и ключа, которые держал в руках осторожно, словно реликвию. В ящике письменного стола они выглядели беззащитно, в сейфе – претенциозно, да и прятать далеко он боялся, чтобы потом не забыть. В конце концов Фадеев отыскал для своих сокровищ подходящее место – карман пиджака. Сначала сунул записку и ключ во внутренний карман летной формы – туда же, где лежал листок с номером ее телефона, но потом передумал. Не пойдет же он на свидание к ней в рабочей одежде! Переложил ключ и записку с адресом отеля в пиджак светлого костюма и наконец успокоился.
