Секунда между нами - Стил Эмма

Мама с надеждой подходит к Дженн:

– Ну а ты, дорогая?

– С удовольствием, спасибо, – отвечает Дженн и улыбается ей снизу вверх.

Старая добрая Дженн. Ведь она совсем не любит десерты.

Папа, как ни странно, молчит. Он кладет на свою тарелку еще взбитых сливок и ест. Мама берет себе немного пудинга, потом обходит вокруг стола и наполняет бокалы. Она очень нарядная, как и на всех наших днях рождения. Но атмосфера какая-то неестественная, напряженная. Я отчетливо слышу позвякивание столовых приборов, чье-то сопение. Да что с ними, со всеми, такое?

– Пойду проверю, как он там? – говорит Кирсти, глядя на дверь. – Его нет уже целую вечность.

Кого?

– Я схожу, – быстро произносит Дженн, поднимаясь.

– Даже думать не смей. – Фай скрещивает руки на груди. – Он сам во всем виноват.

О ком они говорят?

Не обо мне же?

– Похоже, это была отличная вечеринка, – ухмыляется Макс и делает очередной глоток вина. Фай меряет его ледяным взглядом.

Вот черт, а я и забыл, что явился на этот обед с таким похмельем. И все продолжилось сразу после основного блюда.

Но я думал, никто ничего не заметил.

– Ну все, меня это достало, – вдруг выкрикивает папа, со звоном бросая ложку на тарелку. – Я думал, он прошел этот период. Пора уже остепениться.

Ни фига себе. Я и не подозревал, что он так взбесился из-за меня. Насколько я помню, у нас с ним все было нормально. Ну, может, мы иногда спорили, когда смотрели матчи по телевизору, но не более того.

– Но, милый, это ведь его день рождения, – говорит мама, снова наполняя вином бокал Макса. – Давай просто оставим его в покое.

Отец вытирает губы салфеткой и встает.

– Ладно. Тогда пойду посмотрю, какой там счет.

Когда он ушел, Кирсти отодвигает свой стул и выходит из-за стола.

– Сейчас вернусь, – говорит она.

Мое сердце замирает. Она так похожа на маму, всегда старается сгладить ситуацию. «Отвали» – вот что я сказал, когда услышал чей-то голос за дверью ванной.

За столом пустуют уже три стула, и атмосфера накаляется до предела. Дженн вертит ножку бокала с лимонадом, на внутренней стороне ее ладони маленький пластырь телесного цвета – от осколка стекла.

Я даже не подозревал, что мое пьянство может так влиять на других людей. В конце концов, это был мой день рождения. Разве я не имею права делать что хочу? И пить сколько влезет?

– Боже правый! А где же мой пудинг? – восклицает мама, усаживаясь наконец на место. Она недоуменно разглядывает свою тарелку. У Струана, притаившегося рядом с ней, все личико измазано липким соусом.

Фай тихонько посмеивается с другого конца стола:

– Прости, мам.

– Прости, ба, – лопочет Струан, помахивая ей ложкой.

Тут все стали хохотать, что значительно снизило градус напряжения. Даже Макс отрывается от телефона и в изумлении качает головой, глядя на сына.

– Чего тут такого смешного? – раздается голос.

В комнату входит Робби с очередной бутылкой пива в руке. Он улыбается, но выглядит ужасно: белый как полотно, волосы всклокоченны. Извергнув из себя обед, он смотрит вокруг мутным взглядом и цепляется за бутылку, как за спасательный круг.

Дженн меняется в лице, и мама смотрит на нее с беспокойством.

– Время пить чай, – объявляет мама.

Газон хрустит от мороза, и Дженн плотнее закутывается в шерстяной клетчатый плед. На кованом столике перед ней поднос с молоком и печеньем и большой красный заварочный чайник, – Джилл всегда заваривает в нем чай, несмотря на трещину в ручке. От чайника поднимаются клубы пара и улетают в морозное светло-серое небо.

– Как работа? – спрашивает Джилл, наливая чай в две одинаковые китайские чашки.

– Все хорошо, – кивает Дженн, стараясь сфокусироваться на вопросе. – Осталось окончить шестой год специализации. А потом сдать экзамены на консультанта [27].

– Ты когда-нибудь остановишься? – улыбается Джилл, делая глоток из своей чашки.

– Наверное, в медицине у всех так.

– Но ты особенная. Ты это знаешь? И еще… Надеюсь, Робби не обижает тебя? Да, он мой сын, но, если он причинит тебе боль, ему придется иметь дело со мной.

Джилл улыбается, но за этими словами скрывается кое-что болезненное: другие люди тоже заметили, как изменилось его поведение, и от этого почему-то становится еще хуже.

– Я просто не понимаю, что происходит, – тихо говорит Дженн. – Он был так счастлив со мной, когда мы только познакомились.

– Именно потому, что он встретил тебя.

Дженн поворачивается к ней в недоумении.

– Ты что-то сделала с ним, – продолжает Джилл. – Благодаря тебе он проявил все самое лучшее, что в нем есть. Я знаю, о чем говорю, ведь это мой сын, Дженн. У него очень доброе сердце и большой потенциал. Ты как будто открыла его. А каким чудесным ребенком он был, – произносит она и улыбается, погружаясь в воспоминания, – таким любящим, со всеми обнимался, всех смешил. Уж в этом он был неподражаем. В любом месте, где бы он ни появился, становилось светлее и теплее.

Дженн невольно улыбается при этих словах. Да, он такой. Ее Робби. Ей тоже становится с ним светлее и теплее.

Иногда.

– Никогда не забуду, какое представление он устроил на пятидесятилетие тети Бет, – продолжает Джилл, и в ее глазах заплясали огоньки. – В свои десять лет он заставлял смеяться до упаду полную комнату людей. Ты можешь в это поверить?

Конечно, она может. Он способен рассмешить кого угодно. Поэтому люди и тянутся к нему.

– Но мы его избаловали, – говорит Джилл, откидываясь назад с чашкой чая. – Я знаю, что это так. Он был младший в семье, девочки в нем души не чаяли. Фай сажала его вот в это ведро и таскала с собой повсюду. – Джилл засмеялась, но лишь на мгновение. – Он застрял в своем детстве, когда все было легко и просто и он получал все, что хотел. Если ему нужны были деньги, мы их ему давали. Когда он захотел путешествовать, мы все оплатили. Я знаю, это моя вина, но я надеялась, что рано или поздно он возьмется за ум. Как девочки. Я думала, может, он повзрослеет, когда вернется из Франции, но в сущности ничего не изменилось. Бесконечные вечеринки и попойки. До тех пор, пока он не встретил тебя…

Джилл останавливает взгляд на Дженн.

– Я на самом деле думала, что… – Джилл осекается.

– Что мы поженимся? – заканчивает Дженн.

Джилл вспыхивает. Сразу опускает взгляд и смахивает невидимые крошки с колена.

– Ну да. Мне казалось, все к этому идет. Или что-то типа того.

Какое-то время Дженн молчит, пытаясь осмыслить услышанное. Она и сейчас не особенно стремится выйти замуж, но ей хотелось бы чего-то большего, чем у них есть. Чтобы Робби любил ее, как в самом начале, чтобы она занимала главное место в его жизни, как было на протяжении первых четырех лет их отношений.

И если сейчас этого нет, будет ли когда-нибудь вообще?

О боже. Она и подумать не может о том, чтобы расстаться с ним.

Она любит его все так же сильно.

– Могу я тебя кое о чем попросить? – говорит Джилл и накрывает ее руку своей. Дженн быстро поднимает глаза.

О чем она? Лучше скажи, что делать!

– Просто… Дай ему немного времени, чтобы разобраться в себе, – медленно произносит Джилл. – Он одумается. Я уверена. Иначе он потеряет самое лучшее, что было в его жизни.

Дженн не отвечает, только улыбается.

Джилл права. Просто нужно дать ему время и не забывать о том, как сильно она его любит.

И какой он все-таки хороший парень.

Неделю спустя

Кругом люди. На открытых прилавках продают мыло и сыр. Холод собачий. До меня доносится густой ароматный дымок – паэлья. Я на открытом рынке в Стокбридже.

Дженн нигде не видно, но я очень рад, что предыдущий эпизод наконец закончился. Слишком болезненно было наблюдать за ней.