Измена в прошлом (СИ) - Макова Марта

В прихожей Паша, молча зашнуровал ботинки, в спешке надел куртку и, не застёгиваясь, сунул вязаную шапку в карман.

– Всё, Юль. Не грусти, всё будет хорошо. – Пашка обхватил мою голову одной рукой, во второй у него была большая спортивная сумка с вещами, поцеловал меня в лоб и выскочил из квартиры. Я осталась стоять посреди прихожей и тупо смотреть на закрытую дверь.

Произошедшее было очень похоже на быстрый побег. Даже Пашкины ключи от квартиры остались лежать на полочке.

В оцепенении я простояла ещё несколько минут. Никак не могла поверить, что Паша ушёл. Уехал. Улетел. Бросил меня. Всё казалось, что сейчас откроется дверь и муж, со словами " Шутка! А ты поверила, глупенькая! ", смеясь войдёт в квартиру. Но он не возвращался. И он так и не сказал, что вернётся.

Глава 40

Я рассеянно бродила по квартире, по разом опустевшим комнатам. Водила кончиками пальцев по мебели, подоконникам и слушала оглушающую тишину.

Вроде ничего не изменилось в доме и в то же время изменилось всё. Разом стало пусто, неуютно, неприкаянно. Чего-то не хватало. Или кого-то. Живого. Близкого.

Я взяла в руки, брошенную в спешке сборов на кровать, Пашкину футболку. Она ещё хранила тепло его тела. Оставшиеся крохи жара его кожи, крови, литых мускул. Едва уловимый запах.

Отбросила её от себя обратно на покрывало. Не стану прижимать к себе, принюхиваться, как героини любовных романов, которых в прошлом я перечитала не одну сотню. И страдать тоже не буду. Ну если только совсем немного.

Оглянулась вокруг. За этот, почти год, мы обжились в квартире. Появилось много новых вещей, купленных вместе. Даже общие фотографии. И общие воспоминания.

Нужно уходить отсюда. К маме, к бабушке. Они точно будут рады мне. Я слишком редко приезжаю к ним. Преступно редко.

Мысли текли вяло, и я медленно, как в тягучем сне, ходила из комнаты в комнату, пока опять не вернулась в прихожую. С тайной надеждой посмотрела на входную дверь, даже заглянула в дверной глазок, но на лестничной площадке было пусто.

Может быть, позвонить кому-нибудь? Задумчиво провела пальцем по телефонной трубке и вдруг поняла – мне некому звонить.

В нашу с мамой квартиру телефонную связь ещё не провели. Мы стояли на очереди, но после развала девяностых никто этим не занимался. Только в двухтысячных, за немалые по тем временам деньги, нам проведут линию связи.

У подружек тоже пока нет. Да и их самих я растеряла. За время, которое провела здесь, я, занятая своими переживаниями и мыслями, даже не попыталась снова наладить с подругами отношения. Сама отвернулась от них, избегала встреч. Девчонки обиделись и отступили.

Всё отчётливее понимала, что слишком углубилась в свои переживания, ни о чём, кроме рождения Серёжки, не думала. А ведь впереди целая жизнь, и прожить её в одиночестве я не хочу. Мне нужны люди вокруг. Живые, близкие люди. Друзья. Кто-то кроме Пашки.

Наверное, он прав, я слишком зациклилась на своей цели. Одержимая? Так он меня назвал? Но ведь это неправда. В глубине души я уже начала смиряться с новой действительностью. С тем, что всё в этот раз идёт не так, и моё и Серёжино будущее непредсказуемо. И будет ли Серёжка? Родится ли?

Я даже уже была готова поверить в услышанную когда-то сказку том, что умершие люди снова рождаются в своём роду. Души ушедших приходят в этот мир в собственных потомках. Слабое утешение для потерявших своих самых близких людей.

Может быть, мне уже пора отпустить сына? За этот год я немного успокоилась, даже, наверное, совсем чуть-чуть, примирилась с его уходом. Что мне ещё оставалось?

Я испуганно оглянулась вокруг, словно кто-то мог услышать мои мысли. Мне было стыдно за них. И я чувствовала себя виноватой перед Серёжкой.

Я вернулась в комнату, села на диван и пододвинула ближе столик с печатной машинкой. Выплеснуть свои мысли на бумагу, как советовал Пашка? Написать, а потом перечитать всё с самого начала? С самого первого листка, напечатанного ещё осенью. Может быть, это поможет мне разобраться в себе?

Уставилась в одну точку на стене и, сама не замечая того, бездумно тренькала пальцем по западающей клавише с буквой "ф". О чём писать? Что разочарована? Опустошена? Не знаю на что мне надеяться?

Сколько времени я просидела так, глубоко задумавшись, принимая для себя решение жить. Просто жить. Налаживать отношения с друзьями. Работать, учиться. Пашка нашёл мне хороших репетиторов. Луис Альберто, в жизни Лев Альбертович, кстати, один из них. Преподаватель истории в Пашкином институте. Интересный, между прочим, молодой мужчина. Неженатый. Черноглазый, кудрявый, с умным, внимательным взглядом. Кажется, я ему нравлюсь.

Может, Пашка прав, и мне стоит попробовать строить отношения с другими мужчинами? Знакомиться, встречаться, ходить на свидания. Жить полной жизнью восемнадцатилетней девчонки. А как же Пашка? Я, кажется, не готова расставаться с мужем.

Очнуться меня заставил беспокойно и непрерывно заливающейся трелью дверной звонок в прихожей. Сшибая на ходу углы, я метнулась к входной двери, распахнула её, даже не посмотрев в глазок.

Пашка шагнул в прихожую, заставив меня отступить на шаг. Громко стукнула об пол, выпущенная из его руки, спортивная сумка и Пашка сгрёб меня в объятия.

– Ключи забыл. – пробурчал мне в макушку, стискивая в своих сильных руках.

Я обняла его в ответ, прижалась носом к холодной куртке и вдохнула запах сырого и студёного марта.

Глава 41

Пашка лежал поперёк кровати, вытянувшись во весь свой немаленький рост, свесив на пол непоместившиеся ноги и удобно устроив голову на моём животе. Я лениво и рассеянно перебирала пальцами пряди его шевелюры, а он блаженно жмурился.

Возвращение блудного мужа получилось…горячим. Ещё в прихожей Паша начал меня жарко целовать, одновременно пытаясь вылезти из куртки и ботинок. Попеременно перехватывая меня то правой, то левой рукой, но не на секунду не выпуская из объятий. До кровати мы добрались уже обнажёнными, теряя по дороге оставшуюся одежду. Где-то там, в прихожей и коридоре осталась лежать на полу дорожка из наших вещей и белья.

Встряска этим коротким, непонятным расставанием пошла на пользу нам обоим. Мы задыхались от переполняющей нас чувств, отдавались друг другу, словно после долгой разлуки.

И вот теперь лежали, уставшие и довольные, лаская друг друга невесомыми, лёгкими прикосновениями. Но несмотря на расслабленное состояние, я задала главный на сегодня вопрос:

– Почему ты не улетел?

– Билетов на самолёт не было. Только на послезавтра. – промурлыкал довольным котом Пашка.

– Купил на послезавтра? – снова приподняла голову тревога.

– Нет. Я позвонил отцу из автомата в аэропорту. Он сказал, что у мамы был приступ аппендицита и её уже прооперировали. Никакой опасности больше нет. Она хорошо себя чувствует.

– Значит, не полетишь?

– Нет, Юль.

– Паш, скажи честно. Ты ведь хотел совсем уехать? Не собирался возвращаться?

Пашка, чуть повернул голову и бросил на меня быстрый взгляд. Однажды я уже ловила такой же. Так, смятенно и виновато он смотрел на меня, когда признался в измене. Сердце ёкнуло, пропустило удар. Я накрутила на палец прядку Пашкиных волос, сгорая от желания дёрнуть посильнее.

Пашка снова отвернулся, поёрзал секунду, устраивая поудобнее голову на моём мягком животике, и прикрыл глаза. Только выражение лица перестало быть безмятежным. Между ровных бровей, снова, как всегда при тяжёлых разговорах, трещинкой пролегла морщинка.

– Не надумывай себе лишнего, Юль. Ничего подобного я делать не собирался. Просто за маму испугался.

– Врёшь ведь, Паш. – хмыкнула я и всё-таки не удержавшись, сильно дёрнула намотанную на палец прядку волос.

– Эй, больно же!

– Сам сказал, что могу лупить тебя, когда захочу.

– Я сказал, когда будешь злиться или обижаться.

– А я злюсь. Я испугалась, что ты меня бросил!