Джоанна Лэнгтон - Итальянский темперамент
— Какой еще бред? — рявкнул Винченцо.
— Я тебя ненавижу! — выкрикнула она на самой высокой ноте. И в этот миг Марша действительно его ненавидела. — Я не приняла бы от тебя твоего чертова прощения даже за секунду до гибели! И сама не простила бы тебя за все то, что ты со мной сделал, даже если бы ты сейчас подыхал здесь, на моих глазах! Ты для меня больше не существуешь! Ты умер для меня, Винченцо Моничелли!
После того как она выкрикнула последнюю фразу, воцарилось гнетущее молчание.
Его черные глаза несколько минут, показавшихся ей бесконечностью, рассматривали ее из-под полуприкрытых век. Потом совершенно неожиданно Винченцо громко расхохотался.
На Маршу его хохот произвел эффект горящей спички, поднесенной к луже бензина. Она туг же вспыхнула. Ринувшись к нему через всю комнату, она занесла руку, собираясь дать ему пощечину, но он одним быстрым движением опередил ее и схватил за оба запястья длинными, сильными руками. Сжав зубы, она пыталась вырваться, но он быстро отпустил руки, схватил ее за талию и легко оторвал от пола.
— Отпусти меня, — визжала она, дергаясь в воздухе на его вытянутых руках. Его чувственные губы раздвинулись в улыбке, обнажив великолепные белые зубы.
— Ты начала первая. Я только оборонялся.
Его улыбка подействовала на Маршу так, словно ее со всего размаха швырнули головой об каменную стену. Ярость сменилась полнейшим замешательством. Если бы она сейчас стояла, то вряд ли смогла бы удержаться на враз ослабевших ногах. Но пока она пыталась перебороть это пугающее ощущение, Винченцо привлек ее к себе и обнял.
— Отпусти меня, — пробормотала Марша уже совершенно другим тоном.
— Я испытываю страшное и неприличное желание поцеловать тебя, — сказал он внезапно севшим голосом, от которого у нее по коже поползли мурашки.
— З-забудь об этом.
Явно не согласный с ее словами, Винченцо прижал ее к себе еще плотнее, закинул ее руки к себе на плечи. Он провел губами вдоль линии ее скулы и коснулся гневно сжатых губ. Она забилась в его руках, пытаясь вырваться и ужасаясь тому, что может с ней сейчас произойти.
Внезапно горячие, соленые слезы неудержимо потекли по ее щекам. Марша ненавидела себя за эту слабость, ненавидела за то, что поддалась искушению. Она жаждала этой боли, любила ее. Как же она позволила ему приучить себя к подобным вещам?
Винченцо немедленно опустил ее обратно на пол.
— Марша? — В его голосе послышалось беспокойство.
Она яростно обтерла мокрые щеки и бросила на него испепеляющий взгляд.
— Я тебя ненавижу!
Но сейчас это не было правдой.
9
Перед Маршей расстилалась долина. Окрестности замка поросли густым диким лесом, но вдали маячили оливковые, апельсинные и лимонные рощи. Ажурная металлическая скамейка, на которой она сидела, стояла в тени гигантского бука. Тишину нарушало только протестующее блеяние двух козлов, привязанных на противоположной стороне лежащей далеко внизу дороги. Очарованная красотой этого места. Марша тихонько вздохнула.
Она не видела Винченцо со вчерашнего дня, с тех пор как он оставил ее одну. Вечером она попросила принести поднос с ужином в ее комнату, а потом полночи провела без сна, печально размышляя над тем, что каждый раз она капитулирует перед его напором. Марша поймала себя на мысли — она больше всего боится, что он уйдет к какой-нибудь другой женщине. И ей было за это стыдно.
Тихий шорох приближающихся шагов заставил ее обернуться. В нескольких метрах от нее, повернувшись к ней в профиль, стоял Винченцо, его угольно-черные волосы блестели в солнечном свете. Он искоса смотрел на нее. Марша подобралась и неприязненно поглядела ему в глаза.
— Это любимое место моей прабабушки. Она умерла, когда мне было тринадцать. Потом еще долго я приходил сюда, как будто видел ее сидящей на этой скамье, с ног до головы одетую во все черное. Она была чудесной старухой, просто необыкновенной.
— Ты никогда раньше не говорил мне о своей семье… — покосилась на него Марша.
— Розария была опорой семьи, — продолжал Винченцо, глядя на расстилающуюся под его ногами долину. — Когда мои дед и бабка по отцу погибли в автомобильной катастрофе, она вырастила отца. Он женился на моей матери, когда ему был двадцать один год. Родился я, потом Лука. Мои родители не были счастливой парой, хотя поженились по любви.
Марша с удивлением посмотрела на него. Она помнила, как он сказал ей, что Сэмми заслуживает всего самого лучшего и что его родители дали ему это самое лучшее. Ей и в голову не могла прийти, что в его семье тоже разыгрывались свои драмы.
Винченцо шумно вздохнул и повернул к ней свое помрачневшее лицо.
— Можешь не верить мне, если хочешь, но я не желал, чтобы мы повторили их ошибки, — сказал он, подчеркивая каждое слово. — Не хотел никаких недомолвок ради Сэма. Ребенка обмануть нельзя. Он все равно почувствует недостаток тепла между нами, ощутит наши взаимные обиды, услышит наше молчание…
Марша опустила голову. Это признание ее поразило и насторожило. Она пыталась понять, к чему он клонит. Было очень похоже на то, что он собирается признать их брак неудачной идеей, обреченной на провал.
— Ты думаешь, что мы тоже совершили ошибку? — с трудом выговорила она.
— Нет… — В воздухе повисло напряженное, как натянутая струна, молчание. — Все ошибки совершал только я один.
Она вновь подняла голову. Он все еще старался не смотреть на нее, но внезапно быстро повернулся и окинул Маршу пронзительным взглядом своих темных, ночных глаз. Уголок его рта слегка подергивался, выдавая, как сильно он взволнован.
— Может быть, это для тебя будет маленьким утешением… но я действительно хотел, чтобы наш брак стал настоящим, не таким, как у моих родителей. Четыре года назад… мне тогда было очень худо. И сейчас я пытаюсь что-то исправить…
— Может быть, — согласилась Марша, у которой голова шла кругом от этого откровенного признания. Какого бы мнения сама она не была по этому поводу, но по искренней горечи, прозвучавшей в словах Винченцо, она поняла, что он переживает не просто муки уязвленного самолюбия.
— В тот вечер, на благотворительном приеме, все опять полетело кувырком, — сказал он, коротко рассмеявшись. — Мне тут же до смерти захотелось тебя. Стоило мне взглянуть на тебя и поймать твой ответный взгляд, как я понял, что и ты захотела того же.
— Я… — Из гордости она уже была готова все отрицать, но потом вспомнила, какие чувства переживала тогда, и покраснела. Это влечение было обоюдным. Даже когда они грызлись между собой как кошка с собакой, оно никогда не исчезало.
— Если бы ты тогда призналась мне во всем, я вел бы себя совсем по-другому, — выдавил Винченцо. Но стоило ей открыть рот, как он энергичным жестом заставил ее замолчать. — Я не хочу начинать все сначала.
