Виктория Клейтон - Танец для двоих
— Ты уже что-нибудь чувствуешь? — сказал Джереми, крепко сжав меня, потому что я поскользнулась на мокрой плитке. — Здесь очень душно, не правда ли?
Воздух был настолько влажным, что платье прилипало к моей спине под ладонями Джереми. Но это нисколько не беспокоило меня.
— Нашел ли Хаддл кого-нибудь в саду? — спросила я.
— Не думаю, что он кого-то искал. Мама часто что-нибудь видит. У нее богатое воображение плюс комплекс преследования. Самое ужасное сочетание, хотя из этого может получиться неплохой сюжет для романа. — Джереми попытался сменить тему. — Тебе когда-нибудь говорили, как ты прекрасна?
— Все равно нужно было выйти, на всякий случай.
— Если там и был кто-то, то только Баузер, он слоняется по саду, обделывая свои гнусные делишки. Или угольщик забрел, собирая хворост для костра.
— Звучит романтично. Какое интересное место. Чем на самом деле занимаются угольщики?
— Хм… Кроме того, что жгут древесный уголь, они обрезают деревья — избавляют их от лишних веток, от всего того, что мешает деревьям нормально расти. Это была моя идея — разрешить угольщикам приходить к нам. Отец безнадежно все запустил. В поместье работал человек, который ухаживал за садом, но папа уволил его несколько лет назад. У нас хронически не хватает денег. Вскоре мы окажемся посреди непроходимого леса, такого же густого, как тот, что окружал замок Спящей красавицы. Только ты и ОЗПА сможете прорубить дорогу через заросли своими надежными мечами и исправить положение, не правда ли, дорогая?.. О Господи, ты очаровательна!
— Мне нечего сказать. Все решает Пирс. Я всего лишь мелкая сошка.
Я понимала: Джайлс не простит, если я сболтну лишнее по поводу того, намерено ОЗПА вкладывать деньги или нет. К счастью, Джереми отвлекла музыка. Лалла поменяла пластинку, из проигрывателя раздались звуки румбы. Джереми положил обе руки мне на задницу и повел в танце, покачиваясь в такт. В моей голове кружились странные мысли, мне казалось, что папоротники протягивают ветви, как крохотные зеленые руки. Была ли это вызванная наркотиком галлюцинация — мне было все равно, точнее, мысль об этом возбуждала меня.
— Ты замечательно танцуешь! — воскликнул Джереми, когда я стала двигаться, как учил меня Антонио много лет назад в Монте-Карло. Тетя не одобрила бы моего хвастовства. Она считала, что девушку украшает скромность. Но мне было весело, я, наслаждаясь, ловила восхищенные взгляды. В глубине души я надеялась: мой постыдный эксгибиционизм вызван выкуренной сигаретой с марихуаной.
— Научи меня! — закричала Лалла, раскрасневшаяся от выпитого алкоголя.
Вскоре все, даже Джайлс, переступали с ноги на ногу, пытаясь повторить движения. Шаг влево, шаг вправо, шаг вперед, шаг назад, пауза. Поворот налево, поворот направо, пауза. Джереми был вне себя от хохота, задыхаясь от усилий и жары. Остановившись на минуту, он допил остатки коктейля.
— Черт побери, коктейль загустел, пить его тяжело, он стал похож на шоколадное бланманже. — Джереми вытер ладонью рот, размазав шоколад по лицу. — Кажется, у меня не очень получается. Давайте попробуем еще!
— Если честно, я не могу больше пошевелиться, — ответила я, свалившись в растрепанное плетеное кресло, стоявшее у стены.
— Я тоже, — выдохнула Лалла. Она собрала свои густые светлые волосы в пучок, а затем, встряхнув головой, распустила снова. Ее движение показалось мне чрезвычайно провокационным. Вряд ли я смогла бы повторить его следом за ней — мои волосы, тяжелые и волнистые, никогда не струились так подчеркнуто сексуально. — Я ужасно устала. О Боже, помоги мне добраться до постели!
Лалла провела нас наверх — показать наши комнаты, в то время как Джереми остался в оранжерее попрактиковаться в танце. Лестница была величественной, с роскошными перилами, но на площадках не было света, а ковер пружинил под ногами, как влажная земля, покрытая мхом. На ступеньках были расставлены металлические миски и кастрюли, чтобы собирать капли, падающие с потолка. Стены пахли сыростью, как заброшенный пруд, в котором долго не чистили воду.
— Вам сюда, Джайлс! — Лалла обворожительно улыбнулась и послала воздушный поцелуй. — Сладких снов!
Джайлс открыл дверь:
— Спокойной ночи, Лалла! Спасибо за замечательный вечер! Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились приютить нас!
Джайлс выглядел сильно уставшим и довольно пьяным.
— Спокойной ночи, Джайлс! — Моя попытка одарить его улыбкой осталась незамеченной из-за захлопнувшейся двери.
— Вот твоя комната, дорогая, — прошептала, задыхаясь, Лалла. Мы вскарабкались еще выше по очень крутой спиральной лестнице. Я размышляла о том, что в случае пожара обязательно погибну: мне ни за что не удастся найти дорогу назад и выбраться отсюда живой. Успокаивало только то, что, может быть, я смогу согреться в последние, предсмертные, минуты. Я была счастлива, что догадалась захватить с собой в спальню тетино манто.
— Боюсь, это не совсем пять звезд… Как хорошо, что ты к нам приехала! Будем надеяться, что вашу машину еще долго не смогут починить… О, я не могу оставаться на ногах ни минуты. Увидимся, — Лалла громко зевнула, — утром.
Оставшись одна, я окинула взглядом свою спальню. Мне никогда не приходилось ночевать в подобном помещении. Комната была круглой, с четырьмя арочными окнами без штор. Я представила, как свет из окон пробивается сквозь мрак ночи, освещая дорогу заблудившимся путникам, словно маяк. Стены были разрисованы крохотными лиловыми розами. В центре, под выпуклым потолком, находилась широкая кровать на бронзовых ножках. Обстановка напоминала экзотический храм и комнату для служанок викторианской эпохи одновременно. У стены стояли комод и шаткий стул на трех ногах, сделанных из оленьих рогов. Пол был покрыт древним, истертым до дыр ковром. На комоде, под стеклянным колпаком, виднелся букет цветов, выполненный из морских ракушек. Два беличьих чучела, склонившись, смотрели друг на друга из клетки, прибитой к стене. Напротив висела небольшая картина, выполненная маслом, с изображением горящего здания. Даже такому дилетанту, как я, было понятно, что картина нарисована из рук вон плохо. Грубые красные и оранжевые мазки, изображающие огонь, торчали из черного силуэта здания, словно клок волос на голове панка. На позолоченной раме виднелась надпись: «Торнфилд-Холл [19]. Эвадн Инскип. Май 1948». Я немедленно простила автору все его художественные недочеты. Должно быть, я уже упоминала, что «Джен Эйр» — одна из моих любимых книг. Кроме того, в комнате было очень интересно.
Осмотревшись, я направилась на поиски ближайшей ванной. Мне удалось обнаружить ее внизу, рядом с лестничным пролетом. Она была точно такой, какой я ее представляла, — белая плитка на стенах, огромная ванна, обрамленная красным деревом, холодный линолеум на полу. Вентиль крана с горячей водой был утерян, вместо него был приспособлен гаечный ключ. На крючке висело полотенце, кусок красного мыла и тюбик зубной пасты лежали на раковине. Поскольку у меня не было щетки, я почистила зубы пальцем с намазанной на него пастой. Лицо и руки я вымыла с мылом, которое пузырилось, превращаясь в розовую пену. Не очень чистое полотенце пахло луком, я не рискнула к нему притронуться. Помня наставления тети Пусси, я намылила и постирала трусики и чулки. Трусики немного порозовели. Даже после нескольких полосканий мне не удалось вернуть им первоначальный цвет. Повесив мокрое белье сушиться на трубе с горячей водой, я помчалась обратно наверх. Я была абсолютно голой под манто, ледяной воздух терзал мои ноги, словно острый нож боевой колесницы. Каким счастьем было сбросить туфли и завалиться в постель!
