Кимберли Рей - Где ты, любовь?
— Бред, судороги, уход в свой собственный мир, галлюцинации. А еще она общается в последнее время только с портретами. И ей тоже очень нравится такая жизнь.
— Да-а, — протянул Дойльчи.
— Как мне кажется, у нее прошлой ночью было обострение. Я нашел ее на полу в картинной галерее, она кричала, ее тело били судороги. Меня она не узнала. Но утром пришла в себя, вот только очень слаба.
— Как ты думаешь, с чем это может быть связано? Были у нее потрясения?
— Кажется, нет, — сказал Холден.
— Подожди-ка, — остановил его Дойльчи, — речь идет о той девушке, которой старая графиня Мэллори завещала наследство?
— Да, Марк.
— И ты говоришь, что у нее не было потрясений! А если бы ты сам был девушкой и получил в наследство, причем неожиданно, ползамка и астрономическую сумму, блистательный наследник древней фамилии сделал бы тебе предложение, да и сама атмосфера замка… как бы ты себя чувствовал?
— Но первые два месяца все было нормально! Это началось недели две назад! Точно, Лоуренс тогда очень долго был в Мэллори-холле.
— А как ты вообще оцениваешь ее психику?
— У нее легкий комплекс неполноценности, но она от него почти избавилась самостоятельно, встречая наши с Мэллори восхищенные взгляды.
— Она считала себя дурнушкой?
— Именно.
— И есть для этого основания?
— Конечно нет. Да, она не сногсшибательная, яркая красавица, но что-то в ней есть такое, к чему мужчины летят как мотыльки к огню. Вот только она до сих пор не замечала этого в себе.
— Ясно, значит, она из тех, кто прекрасен, когда влюблен.
— Ты очень верно подметил, Марк, — задумчиво сказал Холден. — Но она сама со всем справилась. Мне кажется, что сейчас в ее голову и не приходят мысли о том, что она дурнушка!
— Что еще ты о ней можешь сказать? Склонна она к слезам или беспричинному смеху?
— Марк, дело в том, что она с семнадцати лет работает медицинской сестрой. Причем большую часть своей карьеры проводила с безнадежными больными. Она каждый день видела смерть и осталась, как ты говоришь, в меру ненормальной.
— Сколько ей сейчас?
— Двадцать семь. Я уже думал об этом.
— Да, причина явно не в этом, — задумчиво сказал Дойльчи. — Ее психика уже успела смириться с этими стрессами.
— Так ты можешь сказать мне, что это такое?
— Холден, я же врач и не могу ставить диагноз, не поговорив с человеком, не проведя тесты…
— Марк, представь, что это задачка из учебника. Я должен знать, как мне ей помочь. Может, ее уже сейчас надо везти к тебе в клинику!
— Этот вариант был бы не плох, — задумчиво сказал Дойльчи. — но он может травмировать ее сильнее, раз, как ты говоришь, она сейчас пришла в себя.
— Марк, просто реши задачку, абстрактную до предела. Вы же делали это, когда учились! Не буду же я сам пытаться лечить ее! Я тоже в меру ненормален.
— Хорошо, — сдался Дойльчи. — Я бы сказал, что у девушки явная истерия. Шизофрения — вряд ли. Хотя… все может быть.
— Отчего это, Марк?
— Потрясения, — предположил он.
— Еще! Говори обо всем, что может вызвать истерию, не отметай того, что мы уже отбросили, мы можем ошибаться, — потребовал Холден.
— Истерия… — задумался Дойльчи. — Может быть, наследственное, тип личности такой, особенности действия нервной системы. Холден, столько факторов могло вызвать это! Да хоть психотропные препараты! Ты не знаешь, что может сделать с некоторыми обычное снотворное!
— Психотропные препараты… — задумался Холден. — Марк, кажется, ты мне сильно помог!
— Думаешь, жених опаивает ее психотропными препаратами? — поинтересовался Дойльчи.
— Почему жених? — удивился Холден.
— Ну а кто еще?! И началось все с того момента, как он надолго задержался в этом вашем Мэллори-холле. Для того чтобы лекарство подействовало, нужно время, друг мой. С психотропными препаратами — то же самое.
— Знаешь, мне кажется, что ты прав… Она ведь, сама того не желая, отняла у него половину состояния. Мэллори на ней женится, получает все и сдает новобрачную в клинику. Может быть, позволит ей родить наследника. Хотя вряд ли, скорее разведется. Будет, конечно, обеспечивать бывшую жену…
— Я еще одно должен добавить, Холден: ко мне довольно часто обращаются с просьбой признать мужа, тетку или еще кого-нибудь невменяемыми, чтобы получить их наследство. Сулят большие деньги. Но я всегда отказываюсь: не для этого я стал врачом. Только ты должен понимать: есть те, кто не отказывается. Ее могут превратить в растение за каких-то два-три месяца! Мне кажется, что девушку надо спасать.
— Мне тоже так кажется, Марк. Спасибо тебе за помощь.
— Если нужно будет ее реабилитировать, привози, я ей постараюсь понравиться. И, Холден, постарайся сделать так, чтобы она поняла, почему ты поломал ее жизнь. Иначе ты будешь очень несчастен.
— Это я тоже понимаю, Марк. Скажи мне, как могут называться препараты, которыми можно такое сделать?
— Их довольно много… — сказал Дойльчи, — но, скорее всего, используется…
Он назвал Холдену практически не произносимое и уж точно не запоминаемое название.
— Марк, а ты уверен, что на баночке или коробочке так и будет написано? — поинтересовался Холден.
— Нет, конечно! Доставай ручку и блокнот. Сейчас тебе придется попотеть.
Марк еще несколько минут перечислял товарные названия одного и того же препарата. Когда он закончил, в руках у Холдена был список из двадцати пяти названий.
— И вообще, как только увидишь какое-то непонятное лекарство, тут же звони мне, я объясню, что это такое.
— Спасибо тебе, Марк.
— Для этого и нужны друзья, — ответил он. — Кстати, я давно хотел тебе сказать, что тебе пора бы подумать о семье. Иначе может развиться депрессивное состояние…
— Марк! — перебил его Холден. — Прекрати!
Они не раз и не два обсуждали этот вопрос, и он несколько устал от навязчивых требований Дойльчи. Холден и сам понимал, что в тридцать пять пора бы уже серьезно задуматься о семье, но единственная девушка, на которой он хотел бы жениться, уже дала слово другому. Только чудо поможет ему не остаться холостяком до конца его дней.
— Хорошо, мне пора работать. — Марк сразу же понял, что сейчас не время. — Буду объяснять, что кроме бумаги есть еще множество вкусных вещей. До встречи!
— До встречи! И спасибо тебе.
Холден повесил трубку. Теперь он должен был сделать еще одно дело. Правда, то, что он собирался предпринять, было незаконно, если бы кто-то об этом узнал, самая благая цель не спасла бы Холдена от правосудия… Но он должен был это сделать. Ради Берты.
