Обри Дарк - Его (Кэт и Гейб)
Из ящика он вытащил нож.
Я начала кричать.
Я вопила во всю глотку, карабкаясь подальше от него, пока он придвигался с ножом к моей груди. Я подумала о профессоре, о кусках кожи, срезанных с его тела. Всё вокруг меня почернело: красивая комната, дорогая обстановка. В тусклом свете мои глаза всё никак не могли перестать смотреть на кончик ножа.
— Не двигайся, котёнок, — произнёс он спокойным голосом, перекрывая мои крики.
Он прижал руку вниз, распластав свои пальцы на моей ключице. Его нога припёрла мою руку, и, как ни старалась, я не могла пошевелиться.
Он скользнул ножом посередине моего лифчика, между грудями. Мои крики стали рваными, словно я запыхалась от бега, позволяя своей груди вздыматься. Весь воздух из комнаты исчез, и кислорода давно уже не осталось. Я потеряю сознание. Я…
Он крутанул нож и одним быстрым движением разрезал мой лифчик пополам.
Теперь звук, вырывающийся из моего горла, был не криком. Это был пронзительный вой, разрывающий меня изнутри всё то время, пока я пыталась не шевелиться. Лезвие ножа было холодным на моей коже, и он медленно смещал его вниз, вниз по животу. Я же представляла себе ещё один поворот ножа и вываливающиеся из тела кишки.
Однако нож продолжал движение вниз, вниз, до тех пор, пока не скользнул под ткань трусиков. Холод покоился на мне и снова задвигался, когда нож рванул вверх. Я вновь взвизгнула, всего разок, но лезвие разрезало лишь ткань.
— Милый котёнок, — шепнул Гейб.
Он стянул обрывки шёлкового белья, оставляя меня совершенно обнажённой. Я поперхнулась воздухом, когда он потянулся ко мне, однако всего лишь для того, чтобы положить нож обратно в ящичек стола и закрыть тот толчком.
Мне нужны были мои лекарства. Я чувствовала, как учащается дыхание. Крики вобрали в себя весь мой кислород, отчего мир вокруг меня поглотила мгла.
А потом он наклонился и мягко поцеловал меня. Внезапно мой мир перефокусировался на его глаза, на его серые глаза. Мгла отступила. Я могла различить каждую мельчайшую деталь его лица. Тёмную щетину на мощном подбородке. Изгиб низко парящих на лбу бровей. Жёсткие линии скул.
— Котёнок, — произнёс он, — я хочу, чтобы ты была моей. И я возьму то, что хочу.
Он ещё раз поцеловал меня столь легко, словно крылья бабочки, но я не ответила. Я не могла ответить. Каждая частичка меня была напряжена, поражённая адреналином.
— Прежде чем я закончу, ты тоже этого захочешь, котёнок, — шепнул он. — Знаю, что захочешь. Возможно, уже хочешь.
Теперь я дрожала, а он двигал рукой поверх моего живота, посылая стайки мурашек по моей плоти.
— Замёрзла, котёнок? — поинтересовался он. — Так давай начнём тебя согревать.
Он перебрался вниз, и его штаны скользнули по моим ногам вместе с ним. Одной рукой он придерживал мою грудь, сжимая её достаточно сильно, чтобы я застонала.
— Ох, котёнок, — произнёс он. — Ты уже хочешь меня?
— Нет, — прошептала я. — Нет, прошу тебя…
Он нагнулся, оставляя поцелуй на моём соске. После чего ущипнул его, скручивая. Я вскрикнула, и он отпустил затвердевшую вершинку. Затем лизнул, обводя её языком. Нежные прикосновения его языка после скручивания пальцами вынудили меня изнывать.
Следом он снова ущипнул, сильно перекатывая его между пальцами. Затем ещё раз ущипнул. Ещё раз втянул в рот. Тепло взорвалось на моей коже.
Он передвинулся ниже, и я постаралась стиснуть бёдра, но верёвки, удерживающие мои ноги врозь, не поддавались, как бы я не извивалась.
Он с нежностью целовал меня всюду: от бедра и ниже до мягких волос, расположенных чуть выше моей щели. По мере того, как он целовал меня, я ощущала нарастание жара во мне и давления между ног.
Без предупреждения он сомкнул губы вокруг меня, посасывая достаточно сильно, чтобы причинить боль.
— Ох! — взвизгнула я.
Он остановился столь же внезапно, как и начал, принявшись целовать меня, крошечными точками посасывая кожу всюду вокруг моего распухшего комочка.
После этого он вернулся к моим соскам, и на этот раз, когда Гейб всосал один из них, я представила, как он делает то же самое там, внизу, и воспламенилась, о Господь, как же я воспламенилась.
Его рука скользнула вниз, пальцы раздвинулись: два по обе стороны. Большой палец вдавился в верхнюю часть моего бедра, поглаживая в миллиметре от того места, где мне было это нужно.
— Пожалуйста… — я осеклась.
— Всё ещё пытаю, котёнок? Вполне может быть. Но для меня этого недостаточно. Раньше ты кричала. И ты будешь кричать снова.
Он сжал пальцы вместе по обе стороны от моей щёлки и лизнул одним длинным, медленным движением языка, вынуждая меня содрогнуться.
— О-о-о, — застонала я.
— Не притворяйся ради меня, котёнок.
— Я не… Я не…
— Тише.
Он лизнул ещё раз, после чего вернул руку, чтобы сильно скрутить мой сосок, в то же время просовывая в меня два пальца. Я задохнулась от боли, смешавшейся с удовольствием. Моё тело не знало, как реагировать.
А он продолжал. С каждым жёстким щипком моего соска он облизывал распухший клитор, после чего возвращал пальцы, поглаживая по обеим сторонам. Следом скручивал мой эрегированный сосок и вводил пальцы; моё же тело сжималось вокруг него, желая большего, нуждаясь в большем.
Пот скатывался по моему лбу. В комнате было жарко, очень жарко. Я не могла дышать. Я желала освобождения. О Боже, мне было это необходимо как можно скорее, иначе я упаду в обморок.
— Пожалуйста, — сказала я. — Прошу тебя.
Он дал мне пощёчину и так сильно скрутил оба соска, что я ощутила жжение. И взвизгнула.
— Вот этот крик я хочу, — произнёс он.
После чего склонил голову к моему изнывающему комочку и жёстко всосал, сомкнув рот вокруг меня, вновь врываясь в моё тело пальцами.
О Боже, как же хорошо. Я была там, почти у цели…
Он вытащил пальцы.
Я взбрыкнула бёдрами в поисках освобождения, но оно так и не наступило. Я открыла рот и издала крик, вышедший удушливым, хриплым от желания.
— Скажи мне, что хочешь меня, котёнок, — прошептал он.
— О Боже, — простонала я.
Я не могла. Не могла.
Он коснулся меня, жаждущую ощутить его внутри себя, пальцами по обеим сторонам и скрутил.
— Скажи это. Скажи мне, что ты меня хочешь.
— Нет.
Он надавил жёстче, и моё тело качнулось навстречу ему, бёдра изогнулись, однако его пальцы исчезли, и давление ослабло.
— Скажи.
Я застонала, наполнив комнату этим звуком. Всего лишь притворство. Это не было настоящим. Сказать что угодно, исповедоваться во всём. Неважно.
Это не имело значения. Кто бы узнал? Кто бы мог подумать, что это было правдой? Я распахнула рот и выдала признание, и даже будь это правдой, я была единственной, кто об этом знал:
