Valery Angulys - Последний дубль
Но я все-таки пытаюсь.
— Пять, — говорит Джек.
И я повинуюсь инстинкту.
Стараюсь сгруппироваться, заваливаюсь на бок. Со всей дури бьюсь о бетонный пол. Не замечаю боли. Не ощущаю холода.
У меня единственная цель — воля.
Выбраться, вырваться, выгрызть.
Я методично вколачиваю деревянный стул в бетон. Пробую разбить и освободиться как можно быстрее. Ползу вперед, скованными руками шарю по полу. Хватаю ключ.
— Сорок девять, — сообщает Джек.
Я на грани отключки.
Ковыряю замок.
Черт, нужно было заранее тренироваться открывать наручники из такого положения. Пальцы немеют и не подчиняются. Ключ никак не желает подчиняться, не попадает по назначению.
— Пятьдесят семь, — холодно произносит Джек.
И я слышу щелчок.
Вскакиваю на ноги, чуть не падаю опять.
Колени дрожат и подгибаются.
Цепляюсь за край стола.
— Шестьдесят.
Сжимаю оружие.
— Ты проиграла, Маргарита, — сладко резюмирует Джек. — Маргарита, Маргарита. Что же ты так. Маргарита. Ну, отзовись, не заставляй нас ждать. Маргарита.
Шум в ушах оглушает. Кровь пульсирует во взмокших висках. Контуры смазываются, с трудом различаю обстановку.
— Я не буду стрелять в Артура.
Направляю пистолет на маньяка.
— У меня отличные показатели. Одной пули хватит, чтобы разнести твою башку.
Блефую.
Я не собираюсь стрелять в человека. Я не готова.
Не сейчас, не сегодня. Пожалуйста.
— Для начала сними с предохранителя, — неожиданно тихо произносит Джек, подходит ближе.
Он возникает из густого полумрака будто бесплотная тень.
Его лицо изменяется до неузнаваемости. Безумный огонь в глазах враз гаснет, сменяется безразличным холодом. Никаких улыбок, никаких ухмылок. Губы поджаты, вытянуты в строгую линию.
Его голос звучит глухо. Надтреснуто. Ровно, без эмоций. Издевательские ноты испарились.
Мне кажется, это другой человек. Брат-близнец первого психа. Еще более жуткий и пугающий.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он у Риты.
Теперь заметно некое недоумение.
Моя подруга тоже успела завалиться на бок, однако не освободилась от дурацкого стула.
Она всхлипывает.
— Женя?
— Да.
У парня явные проблемы с психикой.
А у нас проблемы с ним.
— Отдай пистолет, — приказывает он.
Отрицательно качаю головой, отступаю.
Снимаю с предохранителя.
Это не мой пистолет. Но ничего. Разберемся.
— Не хочу причинять тебе боль, — продолжает Джек.
Или Женя?
Я уже не знаю, как его называть.
Ощущение такое, будто у меня температура под сорок. Колотит и пальцы дрожат как после литра текилы.
— Не смей! — восклицаю запальчиво. — Не смей приближаться.
Однако он продолжает двигаться вперед.
И я стреляю.
На автомате.
Зажмуриваюсь от ужаса. Только ничего не происходит. Совсем ничего.
Какого хрена. Пистолет не заряжен.
— Где он? Где вы его спрятали? — маньяк надвигается на меня. — Не играйте со мной и скажите честно. Где вы его держите?
— Женя, мы никого не прятали, — хнычет Рита.
— Мы не прятали, но мы знаем, где он, — заявляю поспешно.
Достаточно проблематично объяснить человеку, что он псих. Что у него есть еще одна личность, полностью слетевшая с катушек. Особенно если сам человек тоже не в себе.
Я читала о подобных случаях и видела в кино. Я не профи, однако между Женей и Джеком ощущалась заметная разница.
Вот только кто лучше? Разговорчивый маньяк с тягой к ножам или скупой на слова мрачный тип.
Две стороны одной медали.
А медаль изготовлена из чистого зла.
— Он в тебе, — говорю на выдохе. — Вы с ним единое целое.
— Сожалею, — говорит он, обводя нас всех пустым, ничего не выражающим взглядом.
Не успеваю испытать облегчение.
— Если вы отказываетесь говорить, где он, мне придется вас убить.
Он стреляет в Хару.
Просто поворачивается и жмет на курок. Легко, без напряжения. Будто нажимает на выключатель.
Я закрываю рот тыльной стороной ладони. Пистолет выпадает из ослабевших пальцев. Вздрагиваю. Рефлекторно. Раз за разом.
Еще мгновение назад Хара хрипел и выглядел очень паршиво. Однако он был жив. Если бы мы вызвали «скорую», его бы спасли.
А теперь…
Теперь он мертв.
Я смотрю, как этот гребаный псих переводит оружие на Риту и говорит:
— Прости.
У меня сдают нервы.
— Он убил мою подругу. Веронику. Он убил много других девушек. Об этом недавно писали в газетах. Подумай. Зачем нам его прятать?! В чем смысл? Он сказал, что ты похитил Хару. Он сам схватил Риту, а потом выманил меня. Он собрал нас всех тут, связал и собирался убить. Он резал нас. Взгляни на раны.
Мужчина замирает, оборачивается.
— Зачем нам скрывать правду? Скажи! Зачем?
Его льдистые глаза не выражают никаких чувств.
— Он умеет запутать следы, — бросает глухо. — Он мог подстроить все это.
— Да, — киваю. — А как ты здесь оказался?
— Я пришел за ним.
— Но что было до этого? Что ты помнишь? Последнее воспоминание?
Он снимает перчатки, рассматривает свои руки.
Левая рука вся в порезах, правая — не тронута.
— Я ударил его.
Он изучает собственную руку со смесью ужаса и удивления.
Впервые улавливаю сильные, ярко выраженные эмоции.
— Когда я пришла к тебе домой, там был только ты, — затараторила Рита, стараясь отползти подальше. — Ты схватил меня и связал, ты говорил кошмарные вещи, а потом сказал, что я должна позвать подруг, а если не позову, то...
— Зеркало, — прерывает он. — Что было с зеркалом?
— Разбито, — бормочет Рита. — Очень много осколков.
Пора подключаться.
— Ты наверняка не помнишь, как забирал вещи из моих карманов, — пытаюсь унять озноб, сотрясающий тело. — Не помнишь, ведь ты делал это, пока был им. Похоже, ты не знаешь, что он и ты одно лицо. А вот он знает. Наверное. Сейчас у тебя мой пистолет. Проверь. Я сотрудник прокуратуры. Я смогу помочь, тебя не посадят, потому что ты болен.
Мужчина молчит.
Его лицо не выражает ничего.
Опять.
— Пожалуйста, мы сможем все спокойно выяснить и договориться, — отчаянно пытаюсь разрулить ситуацию.
Он отступает назад, изучает пистолет. Снова смотрит на меня.
Черт.
В его глазах отражается смерть. Осознание пополам с ужасом. А потом вдруг приходит странное спокойствие. Даже нет, не так. Торжество и удовлетворение.
— Нет, — мужчина едва двигает губами. — Я поймал тебя, ублюдок. Больше не отвертишься, не сбежишь.
