Нора Робертс - Королевский роман
– Няня берет на себя обязанности кухонной прислуги, когда дело касается ее любимицы.
– О, для нее мы все еще дети.
– Я согласен. Не пропадать же еде.
– Снова американская практичность. – Габриела вытерла мокрые волосы полотенцем. – Тогда идем в каюту, поможешь мне. Я слышала, что там есть даже яблочные тарталетки. – На ее коже остались капельки воды.
Она скользнула вниз в каюту. Рив спустился следом за ней.
– А ты чувствуешь себя на судне как дома, – заметила Габриела.
– Я много плавал с отцом. В последние годы не было времени.
Она вынула вино из холодильника, взглянула на этикетку и одобрительно кивнула.
– Но ты близок со своим отцом?
Он огляделся в поисках штопора, нашел и взял бутылку у нее из рук.
– Да, я очень дружен с отцом.
– Он похож на моего отца?
Пробка вышла с легким хлопком. Габриела нашла бокалы.
– Такой же блестящий ум, уверенность?
– Ты таким видишь своего отца?
– Видимо. – Сдвинув задумчиво брови, Габриела следила, как Рив наливает вино в бокалы. Она знала, что отец любит ее. Он добрый, но сдержанный. Просто дела государства у него на первом месте. – Мужчины и должны быть такими. И ты такой.
Рив, ухмыльнувшись, коснулся бокалом ее бокала.
– Благородный, выдающийся, добрый?
– Сдержанный. – Она сделала глоток, глядя на него поверх края бокала, и спросила: – О чем ты думаешь, когда так смотришь на меня?
Вино было легким.
– Мне кажется, ты знаешь ответ.
– Не совсем. – Она отпила еще, надеясь, что он не поймет недомолвку как попытку скрыть трусость, и храбро добавила: – Я знаю, что ты хочешь заняться со мной любовью.
Солнце светило в каюту через открытую дверь, высвечивая прямоугольник на полу.
– Верно, хочу.
– И я спрашиваю почему. – Она держала бокал в ладонях. – Ты с каждой женщиной хочешь спать, если находишься рядом?
Он видел, что на этот раз она его не дразнит. Вопрос прозвучал вполне серьезно. И ответ был так же бесхитростен:
– Нет.
Она натянуто улыбнулась, чувствуя, что очень волнуется, но продолжала спрашивать. Она не знала, не помнила, как проходит предварительная игра, пыталась угадать.
– Тогда – с каждой второй?
– Если она отвечает определенным требованиям.
– И какие они?
Он снова, по уже установившейся привычке, взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
– Если, едва проснувшись, я сразу думаю о ней. Прежде чем вспомню, какой сегодня день.
Она стиснула бокал, руки стали влажными, но не дрожали.
– Ты думаешь обо мне, когда просыпаешься?
– Хочешь от меня лестных слов, Габриела?
Он чувствовал, что она напряжена и застыла в ожидании.
– Я хочу понять. Не помня прошлого, я пытаюсь определить, чем вызвано мое состояние. Тем, что ты мне нравишься, или это следствие, создавшееся обстановки, когда я все время остаюсь наедине с одним и тем же мужчиной.
– Что ж, сам напросился. – Он взял бокал из ее рук и спросил: – Так я нравлюсь тебе?
– Теперь ты напрашиваешься на комплименты.
Он улыбнулся, увидев ее ответную улыбку.
– Нет. – Он коснулся ее губ, глядя в ее широко открытые глаза. – Но ясно одно: мы оба хотим одного и того же.
– Возможно. – Она положила руки ему на плечи. – И может быть, сегодня, сейчас настал момент, чтобы нам определить, в конце концов, так ли это.
Это был как раз случай, о котором он мечтал, – вдали от дворца, от его давящих стен. Только тихий плеск волн о борта яхты, солнечные блики в небольшой каюте, словно сотканной сейчас из полос света и тени. Они были абсолютно одни. Но что будет потом, как он станет себя оправдывать, какие доводы приведет, когда они станут любовниками?
Она встала на цыпочки и сама поцеловала его. Он почувствовал, как его охватывает нежность, и желание становится непреодолимым. Ведь это о ней он думает, едва проснувшись утром.
– Ты, кажется, колеблешься, – пробормотала Бри.
Ее тоже захватило нетерпеливое лихорадочное ожидание, предвкушение того, что должно произойти. Но она понимала, что Рив все же испытает сомнения, и его колебания только подхлестнули страсть. Она предпочитала видеть его именно таким, возможно, ее отвратила бы настойчивость и напористость, от которых она испытывала тревогу.
– Я пришла к тебе без прошлого, начинаю с чистого листа. Давай на время забудем о будущем. Пусть только «сейчас» и только «здесь», хоть на время, хоть на час, и потом все кончится.
Он мог дать, что она просит. И больше не колебался. Надо принять все как есть, хотя понятно, что это короткий миг, но он лишь усиливает желание, страсть не может ждать. Они оба идут на это сознательно. Только сейчас, только здесь. И забыть о том, что будет потом.
Губы слились, тела переплелись, руки жадно исследуют друг друга. Она с неожиданной силой прижимает его к себе, он чувствует, как ее ногти впиваются в спину. Все исчезло – сомнения, логика, рассуждения о будущем и последствиях этого шага. От солнца, запаха моря и ее духов Рив терял голову. Он уже не противился тому, что должно произойти. Это судьба. Он увлек ее на узкую корабельную койку и лег сверху. Она почувствовала, как в обнаженную кожу впиваются узелки грубого вязаного шерстяного покрывала. Все было как он обещал – ни роз, ни шелковых простыней. Они ей были не нужны. Зачем ей приукрашенные иллюзии, она ищет и хочет правды в жизни, и только Рив может ей дать это, Оба торопили долгожданное путешествие в страну наслаждений, опасное и безумное, полное бесконтрольной страсти. Она уже не задавала себе вопроса, чувствовала ли раньше подобное. Открыв глаза, увидела только его лицо, такое близкое и чуть затененное. Он снова прильнул к ее губам, думая, что их сладость можно сравнить с розовыми лепестками, вобравшими тепло солнца. Поцелуй был горячим, как вино со специями, и опьяняющим, как только что открытое пенящееся шампанское. Чем дольше он длился, тем труднее было оторваться. Рив понимал теперь, что такое наваждение и одержимость женщиной.
Безупречное тело Бри напоминало статую, изваянную любовно большим мастером, но только из плоти и крови. Статуей можно восхищаться, молиться на нее, ласкать, проводя по восхитительным изгибам, но в его объятиях была настоящая женщина, которую он давно желал, и которая желала его и становилась все нетерпеливее, она не хотела ждать.
Бри испытывала наслаждение от прикосновений Рива, но ей хотелось и самой давать ему такое же, касаться его так же, как делал он. Получив свободу и чувствуя, что в ней поднимается необузданное, не имеющее начала и конца первобытное чувство, она не собиралась ему противиться.