Светлана Лубенец - Если влюбишься – молчи!
– Неужели ты, Борька, с девушки, которой что-то про чувства говорил, смог снять золотой кулон? – удивился Леня.
– Сама отдала, чтобы ее мамочка не узнала, чем мы в ее отсутствие занимались. Вы что? – он опять обвел презрительным взглядом присутствующих. – Неужели вы думаете, что мне нужен ее кулон, эта дешевка? Да я так… проверял просто, на что люди способны.
– И какой вывод сделал? – спросил Сухоруков.
– Я же сказал: все трусы. Все готовы быть рабами, как этот, – он показал на Семенова, – Жабик ластоногий! А уж девчонки… даже говорить неохота… и так догадываетесь…
– Не знаю, Борька, чего ты тут хорохоришься, – Леня посмотрел старосте в глаза. – Разве ты не понял, что мы нашли способ борьбы с тобой?
– И какой же? – губы Доренко наконец начали подрагивать.
– Наипримитивнейший. Феклист перестает тебе решать математику с физикой, Семенов – писать сочинения… И все: тебе крышка, знаменитый медный таз! Судя по всему, весь твой хваленый интеллект ушел на борьбу с нами, а на программу девятого класса его, увы, не хватило. Я думаю, прогорит твое банковское дело, не начавшись. И в Финляндию ты не поедешь. Сухоруков все наверстает и поедет. Время у него еще есть, чтобы все свои «пары» на «пятаки» переправить. Да ему все преподаватели навстречу пойдут, ты же знаешь. Такие гении, как он, редко встречаются.
– Олег, так ты из-за Финляндии отвечать отказывался? – наконец догадалась Оксана.
В начале учебного года директор собрала на общее собрание в актовом зале старшую школу, кроме выпускных одиннадцатых, которым идти в институты. На собрании она объявила, что лучшие ученики 9—10-х классов в качестве награды летом поедут в Финляндию, в молодежный лагерь. Там они будут всячески развлекаться, а кто хочет, сможет еще и подзаработать на сборе ягод. На следующий год в зимние каникулы в школу с ответным визитом приедут финские ребята.
От каждого класса в Финляндию планировали взять по одному учащемуся. Из 9-го «А» могли пригласить Сухорукова, Оксану или Доренко. Оксана с Борисом со своими четверками несколько сдали позиции, и лидером оставался Олег.
– За молчание про отца он потребовал от тебя снизить успеваемость? – спросила у Сухорукова Оксана.
Олег мрачно кивнул.
– Но зачем же так? Мог хотя бы на четверки. Этого бы было достаточно, чтобы Доренко поехал в Финляндию.
Олег усмехнулся:
– Не умею я, Оксана, по-другому учиться. У меня память очень хорошая. Я почти все с уроков запоминаю. Я могу получать либо «пять», либо вообще не отвечать.
– Ну… тогда ты мог бы подарить ему эту поездку, – возразила Оксана. – Сказал бы летом, что не сможешь поехать по какой-нибудь причине. Зачем надо было на «пары» сползать?
– А этот гад, – Олег смерил несколько сникшего Доренко ненавидящим взглядом, – так не хотел. Ему же надо казаться лучшим из всех. Чтобы все им восхищались. Подачек, видите ли, от меня не хотел.
– Знаешь, Борюсик, – Пивоваров уже с трудом сохранял самообладание. – Катись-ка ты отсюда! И мой тебе совет – как можно дальше! Желательно, в другую школу. Может быть, оттуда ты и сумеешь пробиться в банкиры. Здесь тебе ничего не светит! И скажи спасибо, что я нашей Надежде обещал обойтись без драки, а то от тебя сейчас только мокрое место осталось бы.
– А что она такое эта ваша Надежда? Неумная, вульгарная математичка, которая дальше своих перпендикуляров и биссектрис ничего не видит. Чего пред ней так прогибаться? Подумаешь, обещал! – пытался еще держать марку Доренко, но лицо его было бледным, а лоб покрылся испариной.
– Наша Надежда со своими перпендикулярами и биссектрисами – она именно НАША! – Леня намеренно выделил голосом последнее слово. – А ты – чужой, и потому тебе этого никогда не понять!
Оксана с Леней хотели навестить Юльку, которая в школу еще не ходила, но чувствовала себя уже гораздо лучше. Когда они вошли в комнату девушки, то поняли, что сделали это не вовремя. С дивана им навстречу поднялся Сашка Семенов с таким взволнованным лицом, что Леня тут же потащил Оксану к выходу.
– Мы, Юля, после зайдем… завтра, – закивал он головой, всем своим видом демонстрируя полное понимание ситуации.
Юлька ничего не ответила, но по лицу было видно, что присутствие третьих лиц при ее разговоре с Семеновым действительно нежелательно.
– Как хорошо, что все наконец закончилось, – улыбнулась Лене Оксана, когда они вышли на залитый холодным осенним солнцем двор и отправились в небольшой парк за домами, где Оксана так любила кормить глупых уток. – Я столько времени прожила в напряжении, что удивляюсь, как не заболела вроде Юльки.
Утки так и не улетели. Парочка птиц качалась в тяжелых маслянистых волнах пруда, а остальные жались друг к другу на голом берегу. Они даже не сидели на пожухлой траве, а, закаменев, стояли друг подле друга. Некоторые положили свои головы с тяжелыми клювами соседкам на спины.
– Мне кажется, что у них совершенно замерзли лапы, – кивнула на уток Оксана и крикнула им: – Улетайте, глупые, пока не поздно!
Пивоваров, не глядя на замерзающих птиц, сказал совершенно к ним не относящееся:
– Мне кажется, что сегодня эта парочка помирится.
– Ты про Юльку с Семеновым?
– Ага. У Сашки было такое лицо, будто он с минуты на минуту собирается прыгнуть с парашютом, а мы пришли его от этого дела отговаривать.
– А ты разве против, чтобы они помирились? – улыбаясь, спросила Оксана и сунула свою руку в Ленину ладонь.
Пивоваров, осторожно пожав девичьи пальцы, улыбнулся ей в ответ и сказал:
– Как я могу быть против? Это их дело. Но все же Сашкино поведение мне отвратительно. Мог хотя бы Акимушкину не вовлекать в свои интриги. Нас вполне хватило бы.
– Ты просто не был в его ситуации! Я как вспомню его… в виде Жабика… Так сразу себя ненавижу… поэтому, наверно, готова все ему простить.
– И Юльку?
– Ну… тут он, конечно, перебрал… Но если Юлька простит, а она, мне кажется, простит, то все будет нормально. Кстати, Лень, ты не знаешь, в какую школу перевелся Доренко?
– Понятия не имею. Да мне, признаться, это глубоко безразлично.
– У меня подруга учится в 147-й гимназии, тоже в 9-м. Говорит, что в параллельный класс пришел какой-то новый потрясающий парень. Все девчонки балдеют. А вдруг это Борька? Он ведь красавец!
– А ты ей глаза открой на этого красавца, чтобы она в подобную же историю ненароком не вляпалась.
– Нет, Леня, не буду. Вдруг он там начнет новую жизнь, как говорится, с чистого листа?
– Верится, прямо скажем, с трудом. Он свою линию гнет с той самой лагерной смены. Мы просто не замечали или делали вид, что не замечаем. К чему? У нас и своих дел по горло.
