Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем
Не говори так о себе.
Любой, кто поначалу мыслит себя вторым Бертольдом Брехтом, а заканчивает тем, что строчит репризы для радиовикторины, имеет полное право называть себя неудачником.
Ты напишешь еще одну великую пьесу, — сказала я.
Он грустно улыбнулся:
Эс, я в жизни не написал ни одной великой пьесы. Ты этоьзнаешь. Я не написал даже хорошей пьесы. И это ты тоже знаешь.
Да, я действительно знала — хотя никогда бы не посмела сказать об этом. Точно так же я знала и то, что безумно насыщенная светская жизнь Эрика была своего рода анестезией. Она притупляла боль разочарования. Я знала, что у него творческий кризис. И знала причину этого кризиса: он полностью разуверился в своем таланте Но Эрик не терпел сочувствия — и переводил разговор на другую тему всякий раз, когда я пыталась поднять этот больной вопрос Конечно, я поняла намек и перестала лезть с расспросами, сожалея лишь о том, что не могу вывести его на откровенность, и чувствовала себя совершенно беспомощной, когда видела, как он пытается заполнить каждую минуту своей жизни кутежами и пирушками, вроде той вечеринки, которая была очередным эпизодом нескончаемого загула.
Когда шум в гостиной достиг апогея, я решила, что уйду, если не увижу брата в следующую минуту.
И тут я почувствовала, как чья-то рука коснулась моего плеча, и за спиной прозвучал мужской голос:
У вас такой вид, будто вы ищете выход.
Я обернулась. Это был парень в армейской форме. Он стоял в паре шагов от меня, в одной руке у него был наполненный стакан, в другой — бутылка пива. Вблизи он выглядел еще более типичным ирландцем. Может, все дело было в особенном румянце кожи, квадратной челюсти, смешинке в глазах… в этом лице падшего ангела, одновременно невинном и мужественном. Он чем-то напоминал Джимми Кагни, только без присущей тому драчливости. Будь он актером, наверняка прошел бы кастинг на роль молодого священника, соборовавшего Кагни, когда того изрешетил пулями конкурирующий гангстер.
Вы слышали, что я сказал? — прокричал он сквозь шум. — Вы как будто ищете выход отсюда.
Да, я вас слышала. И да, вы очень наблюдательны, — сказала я.
А вы краснеете.
Я вдруг почувствовала, что у меня горят щеки.
Должно быть, это из-за духоты.
Или из-за того, что я самый красивый парень, которого вы когда-либо видели.
Я осторожно взглянула на него и заметила, что он игриво вздернул брови.
Вы красивы, это правда., но не сногсшибательны.
Он окинул меня восхищенным взглядом и произнес:
Отличный контрудар. Это не вас я видел на ринге с Максом Шеллингом в «Гарден»?
Вы имеете в виду ботанический сад «Бронкс Гарденс»?
А ваше имя случайно не Дороти Паркер[13]?
Лесть вам не поможет, солдат.
Тогда я попытаюсь напоить вас, — сказал он, впихивая мне в свободную руку бутылку. — Выпейте пивка.
У меня уже есть, — сказала я, поднимая бутылку «Шлитца», которую держала в другой руке.
Значит, будете пить с двух рук. Мне это нравится. А вы, часом, не ирландка?
Боюсь, что нет.
Странно. Мне показалось, что в вас больше от О'Салливан из Лимерика… чем от какой-то там лошадиной Кейт Хепберн…
Я не езжу верхом, — перебила я его.
Но вы ведь из тех, кого называют «белой костью», не так ли?
Я смерила его суровым взглядом.
Так улыбается аристократия, я угадал?
Я попыталась удержаться от смеха. Ничего не вышло.
Вы только посмотрите! У нее есть чувство юмора. А я-то думал, что это не входит в набор аристократа.
Из всякого правила есть исключение.
Рад слышать. Так что… будем выбираться отсюда?
Простите?
Вы сказали, что ищете выход. Я предлагаю вам его. Со мной.
Но почему я должна идти с вами?
Потому что вы находите меня забавным, обаятельным, интригующим, соблазнительным…
Нет, вовсе нет.
Лжете. Как бы то ни было, есть еще одна причина, по которой вы должны пойти со мной. Дело в том, что мы понравились друг другу.
Кто сказал?
Я. И вы тоже.
Я ничего не говорила… — И в следующее мгновение расслышала собственный голос: — Я даже не знакома с вами.
А это имеет какое-то значение?
Разумеется, нет. Потому что я уже была без ума от него. Но, естественно, не собиралась объявлять ему об этом.
Хотя бы имя назвали, — буркнула я.
Джек Малоун. Или сержант Джек Малоун, если вы предпочитаете официоз.
И откуда вы родом, сержант?
О, это рай, Валгалла, уголок, куда белые англосаксонские протестанты боятся ступить ногой…
И называется он…?
Бруклин. Флэтбуш, если быть точным.
Первый раз слышу.
Вот видите! О чем я и говорю. Для аристократов Бруклин всегда был запретной зоной.
Ну почему же, я была на Бруклинских высотах.
А в глубинах?
Это туда вы меня тащите?
Он просиял:
Значит, по рукам?
Я никогда не сдаюсь так легко. Тем более когда оппонент забывает спросить мое имя.
О, черт!
Итак, продолжайте. Задавайте свой вопрос.
Как фас звать? — спросил он, шутливо копируя немецкий акцент.
Я сказала. Он поджал губы.
Смайт через ай?
Впечатляет.
О, знаете ли, нас в Бруклине тоже учат правильно произносить слова. Смайт…
Он как будто пробовал мое имя на вкус, повторяя его с нарочитым английским акцентом.
Смайт… Готов спорить, что когда-то, давным-давно, это было старое доброе Смит. Но потом один из ваших напыщенных новоанглийских предков решил, что Смит — это слишком просто, и переделал его в Смайт…
Откуда вы знаете, что я родом из Новой Англии?
Вы, должно быть, шутите. Если бы я был по натуре игроком, я бы поставил десятку на то, что ваше имя Сара пишется с одной «р».
И выиграли бы.
Я же говорил вам, что я крепкий орешек. Сара. Очень мило… если кому по душе новоанглийские пуритане.
Я расслышала голос Эрика у себя за спиной:
Ты хочешь сказать, вроде меня?
А ты кто такой, черт возьми? — спросил Джек, слегка раздраженный тем, что кто-то посмел прервать наш остроумный диалог.
Я ее пуританский брат, — сказал Эрик, обнимая меня за плечи. — Лучше скажи, кто ты такой?
Я — Улисс С. Грант[14].
Очень смешно, — сказал Эрик.
Это так важно, кто я?
Просто не помню, чтобы приглашал тебя на эту вечеринку, вот и все, — разулыбался Эрик.
Так это твой дом? — добродушно произнес Джек, ничуть не смутившись.
Браво, доктор Ватсон, — сказал Эрик. — Может, еще расскажешь, как ты здесь оказался?
