Выпускной. В плену боли (СИ) - Попова Любовь

— Потому что тогда ему некого будет унижать и воспитывать, ты что… Вовку он обожает и почти не трогает, мать слишком послушна. Ее не за что бить, а мы с сестрой вечно, как на поле боя. Теперь ей одной отдуваться.

— Хочешь, мы ее с собой заберем? Я отца попрошу, он опеку оформит.

-Да кто ж ему даст…

— Ой, поверь, деньги все решают, многое могут.

— Но далеко не все.

— Все.

— И вытащить нас могут? — спросила она, а меня осеняет. Я вскакиваю. – Эй! Ты! Сколько ты хочешь? Назови свою цену! Миллион? Три? Десять? Мой отец может сделать тебя очень богатым человеком. Дай мне только позвонить ему, и ты станешь очень богатым человеком!

Я выдаю все на одном дыхании и замираю, когда вдруг включается звук вентиляции, а в горле начинает першить…

— Демьян! Демьян! Он хочет нас снова усыпить, мы умрем, мы прямо сейчас умрем…

- Нет, нет, — глажу по голове, сажусь рядом, чуть раскачиваясь. – Мы просто поспим. Ничего не будет… Ничего не будет…

Сон нападает, словно удара чего - то тяжелого. Мы просто валимся на пол, мгновенно отключаясь.

***

В себя прихожу с пустой головой и телом, которое словно протащили через мясорубку. Слева боль такая, что кажется, вырезали кусок кожи…. Я бы заорал от нее, но крик Аси разрывает пространство.

Открываю глаза и вижу ее абсолютно обнаженной с окровавленной ногой...

На моей ноге тоже кровь, но я бегу до ванной, ищу полотенце, но ничего нет...

Ничего нет... Ни коробок, ни еды, ни телевизора... Только мигающий желтый цвет, на который у меня аллергия. Ася стонет и я вспоминаю, что искал.

Бросаюсь к кровати, сдираю простынь, рву и прикладываю к ране Аси...Под тряпкой тонкие порезы, ничего серьезного... Одно хорошо, все конечности на месте, даже член между ног все еще болтается.

— Тихо, тихо, родная, сейчас посмотрим, сейчас посмотрим… Тут просто царапина, просто царапина…

— Больно… Больно… У тебя тоже кровь..

— Легче? Тебе легче? – дую на рану, оборачиваю вокруг бедра тряпку.

— Да, да, у тебя тоже кровь… Она берет большой кусок ткани и стирает с моей ноги пятно… Тут что-то написано… Цифры… Двадцать два...

Глава 39.

22 часа? 22 дня? 22 года? 22 минуты? 22 человека? 22 по счету? Столько вопросов, а ответов нет. Только бессмысленное ожидание чего – то. Неизвестность. Опустошенность. Страх. Мы стирали кровь с ног, пока она не перестала сочиться, оставаясь тонкой корочкой на коже.

— Он все забрал получается? – тихо спрашивает Ася, а пожимаю плечами. – Может мы снова сможем увлечь его сексом? Как думаешь?

Голос хриплый, неуверенный. Умирать не хочется, но и становится животными тоже.

— Не думаю, что это поможет теперь…

— ну давай попробуем? М? Он же смотрит? Хочешь, я станцую? Или попробуем другую позу? Или вот давай я снова сделаю минет, мне кажется в прошлый раз вышло не очень хорошо, — тянется она рукой к члену, который даже не шевелиться. Словно умер. Я его больше не чувствую. Нихера не чувствую, кроме горького привкуса смерти… Она рядом, бродит, царапает стены кончиком лезвия своей огромной косы…

— Хватит, Ася! Это не поможет, понимаешь? Хочешь повеселить его, отрежь мне сосок или член, может тогда он выпустить тебя?!

— Тогда сделай хоть что – то…

— Что? Что мне сделать?

— Мы будем просто сидеть?

— Да, мы будем просто сидеть. Только давай на кровати… да что с тобой, ась? Очнись…

— Я только нашла тебя, понимаешь, не хочу терять, — цепляется за плечи, лицо целует. Я подхватываю ее под обнаженные грязные от крови ягодицы и несу в кровать. Укладываю и к себе прижимаю. – Мне кажется мы умрем… а это число… Что это? Минуты? Часы…

— Я не знаю Ась, я не телепат.

— Расскажи мне что-нибудь? Просто расскажи…

— Втягиваю носом запах, но он уже далек от сладкого, скорее приторный, с ноткой кислинки. Тошнота накатывает, но я сильнее прижимаю к себе любимую.

— Просто расскажи... В детском доме, где я жил с мамой, меня задирали. Я не говорил маме.

— Почему?

— Потому что у меня была мама… Ты представь тех детей, волчат, никогда не знавших материнской ласки, или потерявших ее. А тут я и мама, которая постоянно со мной сюсюкалась.

— Ты мог ей сказать…

— Боялся. Не знаю почему не говорил.

— А что потом?

— Потом появился папа, мы переехали в город, потом уже сюда. Я очень хотел, чтобы со мной дружили, боялся, что будут смеяться. Наверное, поэтому не смог защитить тебя тогда… Прости…

— Не извиняйся. Ты был ребенком.

— Теперь твоя история…

— Моя… —

История за историей, слово за словом, мы просто лежим и разговаривем, мы просто ждем чего — то. Когда наступит голод, когда начнется жажда.

История

Сон

Естественная нужда.

История

Сон

Естественная нужда.

Сколько минут так проходит. Часов. Дней. Мы просто потерялись. Мы вне времени и пространства.

Мы спим по очереди. Ходим в туалет, в котором давно нет воды. Остатками мы смочили губы.

В какой – то момент истории заканчиваются, как и желание разговаривать или передвигаться. Мы просто лежим и тупим в потолок. Желудок сворачивается от голода, горло рвет от жажды. Но вставать и что — то требовать уже не хочется. Ничего больше не хочется.

— Ты думал про смерть? – медленно медленно спрашивает Ася, обхватив мои пальцы, но я выдергиваю руку. Раздражение накатывает даже от ее голоса. Словно слышу, как кто – то вилкой по стеклу елозит. Руки сами в кулаки сжимаются. Хочется рвать и метать, но сил почти нет.

— а что про нее думать. Там нет ничего…

— А если есть? Рай? Ты веришь в рай?

— Не особо. Скорее в переселение душ.

— Ну а если все — таки рай? Каким он будет для тебя?

— Да что ты пристала? Лежи тихо.

— Но мне интересно… Знаешь, мой рай… Это дом. Жива бабушка. Мы с тобой рядом на том дереве сидим и вишню лопаем. А рядом бегает Джек.

— Кто такой Джек?

— Наша собака. Я всегда мечтала о собаке. Чтобы руки мне лизал, за мячиком бегал, чтобы согревал, когда мне холодно… Это мой рай. А твой?

— Хрен знает. Море. У нас там домик есть. Шум волн. Прибой. Грозовые тучи. И только стихия…. Человек думает он всесилен, он способен на все, но вот приходит стихия и человек становится бесполезным.

— Иногда от стихии можно укрыться.

— Можно, да… Я бы отвез тебя туда… Мы бы занимались любовью на ночном пляже, а потом бы выковыривали из задницы песок.

Ася смеется, хрипло, тихо, почти возбуждающе…

Я поворачиваю голову, она смотрит на меня, положив ладошки под голову.

— А ад? Каким будет твой ад? — новый вопрос, снова напрягать мозги… Сколько-можно— то?

— Это мой ад… Может мы уже мертвы и это просто бесконечная пустота, из которой даже смерть не выход…

— А мой ад жить без тебя, — снова лезет, а я вздыхаю. – Ты не оставишь меня?

— Ась, блин. Куда я от тебя денусь – то?

— А потом.

— И потом. Спать хочу, покарауль.

— Снова?

— Пока сплю, жрать не хочется. Меньше шансов, что я тебя придушу.

— Это не смешно…

— А я и не смеюсь, — закрываю глаза, слыша, как Ася за спиной всхлипнула. Но я сжимаю челюсти и стараюсь не думать об этом. В башке начинается полная херня, тараканы словно с ума посходили и уже над костром прыгают, в жертву муж приносят…

Я часто дышу. Еще вздох. Еще. Но каждый глоток воздуха — это запах смрада, который становится все гуще в этих стенах. А слабая вентиляция не спасает.

Просыпаюсь от холода, что пронизывает насквозь. Рядом Ася спит без задних ног, накрывшись одеялом… А если бы он пришел? А если бы…

— Ася!

— Что? – поднимает голову и стонет, перевернувшись на твердом полу. Я пытаюсь отыскать внутри себя хотя бы толику восхищения, с которым раньше смотрел на ее изящное тело, сейчас он окажется мне почти уродливым с выступающими ребрами и тазовыми косточками, с тонкими руками и ногами больше похожими на веревки. – Холодно так, ложись под одеяло.