Николас Спаркс - Лучшее во мне
— Ну вот, кажется, и все. Разве вы что-нибудь еще вспомните.
Но Доусон и Аманда больше ничего не вспомнили. Попрощавшись с адвокатом, Аманда встала, а Доусон взял со стола деревянную шкатулку. Тэннер тоже поднялся, но не сделал движения проводить их. Заметив обозначившееся на лице Доусона хмурое выражение, Аманда проследовала за ним к двери. На полпути к выходу Доусон, остановившись, обернулся.
— Мистер Тэннер?
— И что же?
— Меня кое-что заинтересовало в ваших словах.
— Вот как?
— Вы сказали, что в идеале все сделать лучше завтра. Вы, наверное, имели в виду завтрашний день по отношению к сегодняшнему.
— Да.
— Не скажете ли почему?
Тэннер отодвинул папку на край стола.
— Простите, — проговорил он. — Но этого я вам сказать не могу.
— Что это значит? — удивилась Аманда.
Они шли к ее машине, оставленной у кофейни. Доусон молча сунул руку в карман.
— Что ты делаешь в обед? — поинтересовался он в свою очередь.
— Не хочешь мне ответить?
— Не знаю, что сказать. Ведь Тэннер ничего не объяснил.
— Но почему ты вообще задал ему этот вопрос?
— Потому что я любопытный, — объяснил Доусон. — Мне всегда все было интересно. Аманда перешла улицу.
— Нет, — в конце концов отрезала она. — Я так не согласна. Ты всегда, что бы ни случалось в твоей жизни, принимал почти безропотно. И сейчас я точно знаю, что ты делаешь.
— И что же?
— Ты пытаешься перевести разговор на другую тему.
Молча перехватив шкатулку под мышкой, Доусон даже не потрудился это опровергнуть.
— Ты тоже не ответила на мой вопрос.
— Какой вопрос?
— Я спросил, что ты делаешь в обед. Если ты свободна, могу предложить одно отличное местечко.
Аманду охватили сомнения при мысли о том, как мгновенно в маленьком городишке расползаются сплетни, но Доусон, как всегда, прочитал ее мысли.
— Доверься мне, — сказал он. — Я знаю, куда идти.
Через полчаса они снова были у Така и сидели на берегу реки на одеяле, разысканном Амандой в шкафу. По дороге Доусон прихватил из ресторана «Брэнтли вилладж» сандвичи и несколько бутылок воды.
— Как это ты сообразил? — спросила Аманда, возвращаясь к их старинной манере общения. С Доусоном она снова вспомнила, что можно понимать друг друга без слов. Когда-то в юности им хватало одного беглого взгляда или едва заметного жеста, чтобы продемонстрировать целое море мыслей и эмоций.
— Тут нет никакой загадки. Твоя мама и все ее знакомые по-прежнему живут здесь. Ты замужем, а я человек из твоего прошлого. Поэтому нетрудно догадаться, что проводить день вместе нам не совсем удобно.
Аманда почувствовала облегчение, что Доусону не нужно ничего объяснять, однако, когда он вытащил из сумки пару сандвичей, она тем не менее ощутила укол совести. Ничего такого, уверяла она себя, они просто вместе обедают. Но это было не совсем правдой, и она это знала.
Доусон, казалось, ничего не замечал.
— Какой тебе, с индейкой или с курицей? — спросил он, протягивая Аманде оба.
— Все равно, — ответила она, но, в следующую минуту передумав, поправилась: — с курицей.
Доусон передал ей сандвич и бутылку воды. Наслаждаясь тишиной, Аманда созерцала окружающий пейзаж. В небе медленно скользили тонкие, прозрачные облака, а возле дома по стволу дуба, окутанного бородатым мхом, гонялись друг за другом пара белок. На бревне в дальнем конце бухты грелась на солнце черепаха. Здесь прошли детство и юность Аманды, однако место казалось ей до странности чужим, будто вырванным совсем из другого мира, чужого тому, в котором она жила сейчас.
— Ну и что ты думаешь о встрече? — спросил Доусон.
— Тэннер производит впечатление порядочного человека.
— А что ты думаешь о письмах Така? У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
— После того что мы услышали сегодня утром? Нет.
Доусон, кивнув, развернул сандвич. Аманда последовала его примеру.
— Надо же! Педиатрический раковый центр. Аманда кивнула и сразу же подумала о Бее.
— Я тебе говорила, что я в качестве волонтера работала в университетской больнице Дьюка. И кроме того, собирала для них средства.
— Говорила, правда, опустила, в каком именно отделении больницы ты работала, — сказал Доусон. Его развернутый сандвич пока оставался нетронутым. В голосе Доусона прозвучал вопрос. Аманда поняла, что он ждет разъяснении. С отсутствующим видом она открутила крышку бутылки.
— У нас с Фрэнком был еще один ребенок, девочка, появившаяся на свет через три года после рождения Линн. — Аманда сделала паузу, собираясь с силами, хотя знала, что, рассказав все Доусону, она не почувствует неловкости или боли, как это часто бывало в разговоре с другими.
— Когда ей было восемнадцать месяцев, у нее обнаружили опухоль мозга, которая оказалась неоперабельной, и, несмотря на все усилия врачей Педиатрического ракового центра, через шесть месяцев моя дочь умерла. — Аманда почувствовала знакомую, глубоко засевшую в сердце боль, печаль, которая, она знала, никогда не уйдет. Она посмотрела на старую речку.
Доусон накрыл ее руку своей и слегка пожал.
— Как ее звали? — тихо спросил он.
— Бея, — проговорила Аманда.
Они долго молчали. Тишину нарушали лишь журчание реки да шелест листьев над головой.
Аманда не чувствовала необходимости говорить что-то еще, а Доусон ничего от нее не ждал.
Она знала, что он как никто понимает ее чувства. Ей казалось, что он даже ощущает боль уже от того, что не в силах ничем помочь ей.
Собрав после обеда остатки пикника и одеяло, они побрели назад к дому. В доме Аманда куда-то тут же исчезла, чтобы убрать одеяло. В ней все время чувствовалась какая-то настороженность, словно она боялась переступить какую-то незримую грань. Доусон достал из буфета на кухне стаканы, разлил сладкий чай, и, когда Аманда вернулась в кухню, все уже было готово.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
— Да, — сказала Аманда, принимая стакан. — Я в порядке.
— Прости, что расстроил тебя.
— Ты тут ни при чем, — возразила Аманда. — Просто мне до сих пор трудно говорить о Бее.
Кроме того, наш уик-энд для меня… полная неожиданность.
— Для меня тоже, — согласился Доусон. Он прислонился к стойке. — Как ты хочешь это сделать?
— О чем ты?
— О том, чтобы выбрать себе что-то на память из дома.
Аманда с силой выдохнула, надеясь, что ее нервозность не слишком бросается в глаза.
— Даже не знаю. Я чувствую некоторую неловкость.
— Этого не должно быть. Он хотел, чтобы мы его помнили.
