Сесилия Ахерн - Посмотри на меня
Она посмотрела на доброго незнакомца с голубыми глазами, наблюдавшего за ней, и увидела в этих глазах больше заботы, чем у кого-либо из ее знакомых. Ей захотелось рассказать ему о том, что с ней происходит, захотелось услышать от него, что все будет хорошо, что она не одинока, и что они все будут жить счастливо, и что… Она оборвала себя. Все эти мечты, желания и надежды имели мало общего с реальностью. Нельзя позволять себе увлекаться ими. У нее хорошая работа, и они с Люком здоровы. Больше ей ничего не надо. Она смотрела на Айвена и думала, как ответить на его вопрос. Все ли с ней в порядке?
Он отпил молока.
Ее лицо озарила улыбка, и она начала смеяться, так как у него над губой образовались молочные усы, такие большие, что доходили до носа.
— Да, Айвен, спасибо, у меня все в порядке.
Вытирая рот, он выглядел неуверенным и некоторое время изучал ее лицо. Затем спросил:
— Так вы дизайнер по интерьерам?
Элизабет нахмурилась:
— Да, а откуда вы знаете?
В глазах у Айвена заплясали огоньки.
— Я все знаю.
Элизабет улыбнулась:
— Как и все мужчины. — Она посмотрела на часы. — Не знаю, что там с Сэмом. Ваша жена подумает, что я похитила вас обоих.
— А я не женат, — быстро ответил Айвен. — Девочки, фу-у-у — Он состроил рожу.
Элизабет засмеялась:
— Простите, я не знала, что вы с Фионой не живете вместе.
— С Фионой? — Айвен выглядел сбитым с толку.
— Мамой Сэма, — подсказала Элизабет, чувствуя себя глупо.
— А, с ней. — Айвен опять скорчил рожу. — Ни за что! — Он наклонился вперед, сидя на кожаном диване, и кожа скрипнула. Этот звук был знаком Элизабет. — Знаете, она готовит ужасное блюдо из курицы. Все портит соус.
Он снова сумел рассмешить ее.
— Очень необычная причина не любить кого-то, — сказала она.
Однако, как ни странно, Люк сказал то же самое, после того как ужинал у Сэма на выходных.
— В этом нет ничего необычного, если вы любите курицу, — честно ответил Айвен. — Курица — моя самая любимая. — Он улыбнулся.
Элизабет кивнула, пытаясь сдержать смех.
— Ну, моя самая любимая птица.
Так вот оно что! Она развеселилась. Люк, похоже, перенял некоторые его фразы.
— Что? — Ливен широко улыбнулся, демонстрируя блестящие белые зубы.
— Вы… — сказала Элизабет, пытаясь успокоиться и сдержать смех. Она не могла поверить, что ведет себя так с человеком, которого совсем не знает.
— Что со мной не так?
— Вы смешной. — Она улыбнулась.
— А вы красивая, — невозмутимо произнес он в ответ, и она с удивлением посмотрела на него.
Она покраснела. Что это он такое сказал? Повисло молчание. Она пыталась понять, стоит ли обижаться на его слова. Люди редко говорили такое Элизабет. Она не знала, как реагировать.
Исподтишка взглянув на Айвена, она очень удивилась, заметив, что он вовсе не выглядит растерянным или смущенным. Как будто говорит такое каждый день. «Мужчины вроде него, наверное, всегда так ведут себя», — цинично подумала она. Он был очень обаятельным. Сколько она ни смотрела на него с притворным презрением, ей не удавалось заставить себя презирать его. Этот чужой человек познакомился с ней меньше десяти минут назад, сказал ей, что она красивая, и все еще сидит у нее в гостиной, как будто он ее лучший друг, и разглядывает комнату, как будто никогда не видел ничего интереснее. Он дружелюбен, с ним легко разговаривать, его легко слушать, и, хотя он и сказал, что она красивая, несмотря на старье, в которое она одета, на покрасневшие глаза и грязную голову, ее это не смущало. Чем дольше длилось молчание, тем отчетливее она понимала, что он просто сделал ей комплимент.
— Спасибо, Айвен, — вежливо сказала она.
— И вам спасибо.
— За что?
— Вы сказали, что я смешной.
— А, да. Ну… не за что.
— Вам не часто делают комплименты, да?
После этого Элизабет следовало сразу же встать и попросить его покинуть ее гостиную, он стал слишком развязным. Однако она этого не сделала, потому что, сколько бы ни убеждала себя, что формально, по ее же собственным правилам, это должно ей досаждать, ничего подобного не чувствовала. Она вздохнула:
— Нет, Айвен, не часто.
Он улыбнулся:
— Что ж, давайте этот будет первым из многих.
Оттого что он так долго на нее смотрел, у нее начало подергиваться лицо.
— Сэм сегодня ночует с вами?
Айвен закатил глаза:
— Надеюсь, нет. Для мальчика, которому всего лишь шесть лет, он слишком громко храпит.
Элизабет улыбнулась:
— Про шесть лет нельзя говорить «всего лишь»… — Она замолчала и сделала глоток кофе.
Он поднял брови:
— Что вы сказали?
— Ничего, — пробормотала она. Пока Айвен осматривал комнату, Элизабет украдкой взглянула на него еще раз. Она не могла понять, сколько ему лет. Высок и хорошо сложен, мужествен, но с мальчишеским обаянием. Все это сбивало ее с толку. Она решила спросить его напрямую.
— Айвен, меня кое-что смущает. — И она глубоко вздохнула перед тем, как задать свой вопрос.
— Не стоит. Никогда не надо смущаться.
Элизабет почувствовала, что одновременно и хмурится, и улыбается. У нее на лице отразилась растерянность.
— Хорошо, — медленно сказала она. — Вы не против, если я спрошу, сколько вам лет?
— Нет, — с готовностью ответил он. — Я совсем не против.
Тишина.
— Ну?
— Сколько вам лет?
Айвен улыбнулся:
— Давайте так: один человек сказал мне, что я старый, как вы.
Элизабет засмеялась. Она так и думала. Очевидно, ни один бестактный комментарий Люка не ускользнул от Айвена.
— Тем не менее, Элизабет, дети продлевают нашу молодость. — Его голос стал серьезным, а глаза — глубокими и задумчивыми. — Моя работа состоит в том, чтобы заботиться о детях, помогать им и быть с ними рядом.
— Так вы социальный работник? — спросила Элизабет.
Айвен ненадолго задумался.
— Можете считать меня социальным работником, профессиональным лучшим другом, советником.. — Он пожал плечами. — Знаете, ведь только дети точно знают, что происходит в мире. Они видят больше, чем взрослые, верят в большее, они честны и всегда, всегда скажут вам, что вас ждет.
Элизабет кивнула. Он явно любил свое дело — и как отец, и как социальный работник.
— И вот что интересно. — Он снова наклонился вперед. — Дети учатся гораздо быстрее и гораздо больше усваивают по сравнению со взрослыми. Знаете, почему так происходит?
Элизабет предположила, что этому существует какое-то научное объяснение, но покачала головой.
— Потому что они смотрят на вещи непредвзято. Они хотят знать, и они хотят учиться. Взрослые же, — он грустно покачал головой, — думают, что уже знают все. Они вырастают и вместо того, чтобы расширять кругозор, решают, во что им верить, а во что не верить. В подобных вещах невозможно сделать выбор: вы либо верите, либо нет. Вот почему взрослые медленнее учатся. Они более циничны, они теряют веру и хотят знать только то, что может пригодиться в повседневном существовании. Их не интересуют бесполезные вещи. Но, Элизабет, — сказал он громким шепотом, его глаза были широко раскрыты и блестели, и Элизабет задрожала, почувствовав, как по рукам у нее поползли мурашки. Ей казалось, что он делится с ней самым важным секретом в мире. Она наклонилась поближе к нему. — Именно эти лишние, бесполезные вещи и делают жизнь жизнью.
