Кристин Хармел - Теория блондинок
Он махнул рукой.
— Ничего страшного. — Его, похоже, это забавляло. — Все в порядке. Вообще-то это не моя квартира. Я в Нью-Йорке всего несколько недель, вот и кантуюсь на диване у знакомого, тоже ирландца, пока своим домом не обзавелся. Мы, ирландцы, этим сильны — друг за друга горой. Приятель приехал сюда три года назад, теперь большая шишка, банком управляет. Так что диван у него ничего себе, мягкий.
— Вот как.
Мне было ужасно стыдно, что я невольно его оскорбила. Хотя он вроде и в самом деле не обиделся.
— Так что, я схожу за полотенцами? За десять минут обернусь.
Улыбнувшись, молодой человек широким уверенным шагом направился к двери.
— Не стоит беспокоиться… — начала я.
— Да знаю, знаю, — перебил он. — Но я с удовольствием помогу. Глупо же выходит: вы оплатили целый час, а я и пары минут не поработал. Да и не по-рыцарски это — оставить даму тонуть в канализационных водах. Мамуля меня за такое на порог бы не пустила. Так что, если не возражаете, я сгоняю.
Он исчез за входной дверью, аккуратно прикрыв ее за собой, а я осталась смотреть ему вслед. И тут заметила ящик с инструментом. Похоже, Шон не обманул и действительно собирается вернуться. Почему-то при этой мысли у меня потеплело на сердце.
За десять минут, что его не было, я успела покидать в корзину для стирки разбросанное белье и грязную одежду, заправить постель, переодеться в джинсы и футболку с эмблемой «Ньюкасл» (нет, бюстгальтер не забыла), а также завязать волосы в конский хвост, накрасить ресницы, губы (капельку розового блеска) и замазать вечные темные круги под глазами. Нет, мне, конечно, все равно, что подумает случайно попавший в мою квартиру сантехник. Но чучелом выглядеть тоже не хочется.
Тут в дверь позвонили, и я кинулась в коридор.
— «Ньюкасл» — отстой, — вместо приветствия заявил мастер, едва я открыла дверь.
Стопка полотенец в руках скрывала его почти до самых глаз.
— Что? — не поняла я.
Надо же, оказывается не только по мне психушка плачет. Вместо ответа он кивнул на мою грудь, придерживая подбородком стопку полотенец.
— У вас на футболке. Пиво «Ньюкасл». Полный отстой.
— Да неужели? — возмутилась я. — Вообще-то это мое любимое пиво.
— Значит, вы ни черта не смыслите в пиве.
Я закатила глаза.
— Конечно, сейчас вы начнете петь хвалу «Гиннесу»!
Он с озорной улыбкой помотал головой.
— Не-а, «Гиннес» тоже отстой. Лучше всего «Мерфи». Если вы не пробовали «Мерфи», считайте, пива не пили.
— Никогда не слышала, — протянула я.
— Тогда я прав, вы не знаете, что такое пиво, — тут же отозвался молодой человек. — Лучше «Мерфи» не бывает. В жизни на другое не променяю. Ну что, вы меня впустите? Или мне так и стоять на пороге с горой полотенец?
— Ой! — Я отступила на шаг, чувствуя, что щеки опять заливает непрошеный румянец. — Извините, пожалуйста. Спасибо за полотенца.
— Не за что, — улыбнулся он. Я закрыла дверь, и мы двинулись в спальню. — Правда, мой приятель вряд ли обрадуется, когда узнает, что ими вытирали пол, но если их постирать и высушить, он нипочем не догадается.
Я согласно кивнула, и Шон передал мне половину стопки. Мы молча приступили к работе — я собирала воду в спальне, он — в ванной. Мне было неловко от того, что приходится просить его о помощи, и я лихорадочно подыскивала тему для беседы.
— А как вы очутились в Штатах? — наконец спросила я.
Мастер посмотрел на меня с улыбкой, высокие скулы обозначились четче, а в уголках глаз лучиками разбежались морщинки.
— Хотите узнать, каким ветром меня сюда занесло? Что ж, слушайте. — Раскладывая полотенца, он повернулся ко мне спиной. — Я сам из Корка, это на юго-западе Ирландии, второй по величине город в нашей замечательной стране, а если считать Белфаст (по мне, так надо), то третий. После школы я остался в городе, не мог бросить мать одну. У нее, кроме меня, никого не было.
Рассказывая, он ни на секунду не отрывался от работы. Я стала вытирать медленнее, внимательно слушая.
— На жизнь мы не жаловались. Сидели с приятелями по ночам в пабе, общались… Но для полного счастья мне всегда чего-то не хватало. Я редко куда ездил, лишних денег у нас с матерью не было.
— Вот как, — сказала я, не придумав ничего получше.
Шон, пожав плечами, продолжил, по-прежнему стоя ко мне спиной:
— А в прошлом году мамуля серьезно заболела. — Его плечи вдруг поникли. — Рак, понимаете. Дом пришлось продать, чтобы платить сиделкам. Весной ее не стало, и я понял, что жить там не смогу. Слишком много воспоминаний, а семьи нет, нет ничего, что связывало бы меня с Ирландией. Решил посмотреть мир. Два месяца назад купил билет в Штаты, в один конец. Вот так и вышло.
— Соболезную. Мне очень жаль, что вашей мамы не стало, — выпрямившись, проговорила я.
— Ничего не поделаешь. Такова жизнь. Хотя мне ее очень не хватает, главное, что ее боль ушла. Пока я жив, она в моем сердце. Знаете, в Корке я все равно не нашел бы себя. Я это понял только недавно. Но как бы я оттуда уехал, бросив маму? А она всегда желала мне счастья, вот я его и ищу.
— Работая сантехником? — не удержалась я и тут же хлопнула рукой по губам.
Опять сморозила глупость. Однако Шон только добродушно рассмеялся:
— Как сказать. Пока приходится.
Я пристыженно кивнула. Продолжать расспросы я боялась — как бы еще чего не ляпнуть. Что со мной сегодня такое? Где меня воспитывали? Хватит, а то неизвестно, каких дров я еще наломаю.
— Еще раз соболезную по поводу вашей мамы, — тихо сказала я.
— Спасибо. — Шон вновь занялся полотенцами и ванной, которая теперь выглядела почти сухой. — Расскажите тогда о себе. Вы живете одна в этой квартирище?
Я ответила не сразу. Здравый смысл предостерегал: одинокой женщине не стоит выкладывать случайному знакомому, что она живет одна. Но Шону почему-то врать не хотелось.
— Да. Вот здесь я живу.
— Ух ты, здорово! Рад за вас. А где это столько платят, что хватает на роскошные хоромы?
Я вздохнула. Ну вот, начинается. Если уж биржевые маклеры и доктора бегут от меня так, что пятки сверкают, сантехник, услышав про юридическую фирму, установит в спринте олимпийский рекорд. Хотя мы же не на свидании — какое свидание ранним утром рядом со сломанным унитазом? Да и с чего бы мне встречаться с мастером по вызову, который чинит бачки? Даже если человек он замечательный?
— Я юрист, — наконец призналась я, отмахнувшись от дурацких мыслей и внутренне напрягшись в ожидании реакции Шона.
— Здорово! — воскликнул тот. Я в изумлении уставилась на него. — Молодцом! Законы, право — это, наверное, очень интересно.
