Эйлин Гурдж - Леди в красном
В то утро, когда у них побывал Уильям МакГинти, Элеанор разбудила дочь после его ухода, напевая: «Проснись и пой, соня, завтрак стынет на столе».
Люси села на кровати и принялась протирать глаза.
— Пахнет беконом, — сказала она, вытягивая шею и принюхиваясь. Обычно они ели бекон только по воскресеньям. — У нас что, гости?
У Элеанор потеплело в душе при мысли об Уильяме и неожиданном повороте событий, вызванном несвоевременным появлением Йоши.
— С чего это ты взяла? — ответила она.
— Мне показалось, я слышала голоса.
Люси зевнула и потянулась. Она выглядела такой маленькой и беззащитной в своей ночной рубашке в цветочек, а босые ноги были все в царапинах от постоянной беготни босиком. Элеанор заметила, что шелковистые волосы девочки спутались.
Она попыталась их распутать, не обращая внимания на попытки Люси выскользнуть из ее рук.
— Заходил мужчина, спрашивал про щенков, — сказала Элеанор.
Люси замерла.
— Он собирается купить одного из них? — спросила она с надеждой в голосе. В свои девять лет она уже прекрасно понимала, что с деньгами у них туго. Она повернулась к Элеанор лицом — оно было в виде сердечка, а еще ей достались зеленые глаза Элеанор и темные волосы Лоуэлла.
— Посмотрим. Я сказала ему, чтобы пришел, когда Бель ощенится, — сказала Элеанор. — А теперь давай, одевайся. Нам сегодня еще многое нужно успеть сделать.
Она подняла дочь с постели, но не успела Люси сделать и пары шагов, как тут же, повинуясь мимолетному порыву, Элеанор притянула ее к себе и крепко обняла.
— Это за то, что ты у меня такая умница. И что хранишь нашу тайну. — Она слегка отстранилась и серьезно посмотрела девочке в глаза. — Ты ведь знаешь, что может случиться, если ты кому-нибудь расскажешь?
Люси торжественно кивнула.
— Йоши заберут в нехорошее место, где людей держат взаперти.
— Правильно, — сказала Элеанор.
— Но почему? Ведь он не сделал ничего плохого.
Люси ломала голову над этим вопросом с тех самых пор, как Элеанор рассказала ей о концлагерях, куда сразу после событий в Перл Харбор загнали всех американских японцев, таких как Йоши. Для Люси поверить в то, что президент, которого она боготворила, оказался способным на такую несправедливость, было настолько же сложно, как и в то, что Санта-Клауса не существует.
— Это из-за войны, — мягко объяснила Элеанор, гладя дочь по голове. — Люди боятся всех, кто похож на врага. Они думают, что если посадить всех японцев, то мы будем в безопасности. Но они ошибаются. Вот почему мужчины, в том числе и твой папа, участвуют в этой войне — они хотят избавить мир от подобных предрассудков.
Люси медленно кивнула, ее глаза наполнились слезами.
— Я так хочу, чтобы папа вернулся.
— Я знаю, малыш. Я тоже хочу, — сказала Элеанор.
Но в тот момент она думала не о Джо, а о высоком незнакомце, рано утром переступившем порог ее дома. Уильям МакГинти… Она подозревала, что участие, которое он проявил, имеет гораздо более глубокие корни, чем простое рыцарство. Наверное, он испытывал необходимость как-то самоутвердиться. Но как бы то ни было, судьба свела их вместе. После бесконечных попыток держаться, испытывая материальные затруднения, без мужа в доме, к которым добавилось еще постоянное беспокойство о том, что ее тайна выплывет наружу, было огромным облегчением узнать, что появился человек, который разделит с ней эту ношу.
Уильяму Гинти и самому довелось хлебнуть фунт лиха. Во время Великой депрессии его родители потеряли почти все, что имели. Некогда процветающий текстильный бизнес отца провалился, и банк конфисковал их двухэтажный кирпичный дом в Омахе. Из вещей у них осталась только одежда, в которую они были одеты, да и еще кое-какие мелочи. Семье не оставалось ничего другого, как переехать к сестре матери, которая жила с мужем в МакКреди Спрингс, штат Орегон. Население городка исчислялось сотнями, и основным источником дохода местных жителей был кукурузный самогон. Его тетя Лилиан работала медсестрой врачебного кабинета, а дядя Рипли, или просто дядюшка Рип, наладил небольшое дело по поставке сантехдеталей, — это были хорошие, работящие люди, но с деньгами у них обстояло ненамного лучше. Бизнес дядюшки Рипа едва держался на плаву, а вся зарплата тети Лилиан уходила на аренду двухкомнатного дома. Родители Уильяма и три его сестры занимали одну из комнат, а Уильям с братом спали на диване в гостиной.
Братьев всегда связывали тесные отношения, а учитывая стесненные условия проживания плюс тот факт, что родители с головой окунулись в поиски работы и совсем не уделяли им внимания, мальчики и вовсе стали не разлей вода. Уильям, которому уже исполнилось четырнадцать, взял на себя обучение одиннадцатилетнего братишки Стю всем премудростям таких истинно мужских занятий, как кервбол и стрельба по консервным банкам из «воздушного» пистолета.
Вскоре Уильям «дорос» до старой малокалиберной винтовки дядюшки Рипа. Когда дядя взял его с собой на охоту, то оказалось, что Уильям стреляет по мелким зверькам не хуже, чем по консервным банкам. С той лишь разницей, что он не получал удовольствия от убийства животных, а только лишь добывал пропитание. Но с таким количеством голодных ртов, которые нужно было прокормить, он не мог позволить себе быть «слабаком», как говорил дядя, обычно сопровождая свои слова смачным плевком.
Однажды, когда Уильям красовался перед братом, стреляя из винтовки по банкам из-под колы, выстроенным в ряд вдоль забора, пуля срикошетила и попала Стю в плечо. Стю рухнул на землю, из раны сочилась кровь, которая насквозь пропитала рукав рубашки. На одно кошмарное мгновение Уильяму показалось, что он мертв.
В панике он упал на колени рядом с братом, сорвал с себя рубашку и прижал ее к ране.
— О боже, Стю… Пожалуйста, скажи же что-нибудь! Скажи, что ты в порядке!
Стю открыл глаза и вымученно улыбнулся.
— Отличный выстрел, — с трудом произнес он.
К тому времени как Уильям отчасти дотащил, отчасти донес на руках Стю до дома, брат снова потерял сознание. Вызвали доктора, у которого работала тетя Лилиан. Обследование показало, что пострадали только мягкие ткани, а жизненно важные органы не задеты, и пулю вытащили. Все вздохнули с облегчением, когда доктор объявил, что мальчик выживет и будет как новенький.
Через два дня у него началось заражение. В те времена достать пенициллин было не так-то просто, особенно в таких отдаленных местах, как это. Все, что они могли, — это делать припарки и надеяться на лучшее. Но Стю становилось только хуже, у него началась горячка, а рука распухла, как пасхальный окорок. На протяжении этого сурового испытания Уильям, винивший себя во всем, практически не отходил от постели брата, моля Бога забрать его вместо Стю, если до этого дойдет.
